Я вчера дочитала Анну Каренину
Вот у Долли наконец появляется время подумать, когда она остается наедине с собой, отрефлексировать происходящее И тогда она довольно мрачно смотрит на свою действительность (кстати, интересно, что сама Анна тоже очень мрачно смотрит на все происходящее, когда остается одна). Долли переживает за будущее своих детей, потому что на мужа нечего и рассчитывать. "И ей пришла мысль о том, как несправедливо сказано, что проклятие наложено на женщину, чтобы в муках родить чада".
И вот этот ее монолог очень похож на те мысли, которые потом высказывает Анна: "И все это зачем? Что же будет из всего этого? То, что я, не имея ни минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно сердитая, ворчливая, сама измученная и других мучающая, противная мужу, проживу свою жизнь и вырастут несчастные, дурно воспитанные и нищие дети. И теперь если бы не лето у Левиных, я не знаю, как мы бы прожили". И делает пугающий ее вывод: "Загублена вся жизнь!"
И она думает, что Анна ни в чем не виновата, что она просто хочет жить, и очень может быть, что и она бы сделала то же самое, и может быть, зря, что не бросила тогда своего беспутного мужа и не начала жить сначала... "И самые страстные и невозможные романы представлялись Дарье Александровне".
Но вот она приезжает к Анне. Ее поражает богатство и вездесущее изобилие и щегольство (кстати, я так и не поняла, откуда у Вронского вдруг стало столько денег, у него же были проблемы со средствами, которые Толстой подробно описывал прежде, он же пожертвовал своими доходами в пользу брата, женившегося против воли матери).
А у самой Долли грязная старая коляска, заштопанная кофточка... и ей стыдно "за те самые заплатки и заштопанные места, которыми она так гордилась дома".
Но Дарье не понравилось, что Анна очень мало знала о своей дочери и явно посещала детскую. Удивилась она также тому, что все хозяйство делалось и поддерживалось заботами Вронского, Анна, как и прочие гости, весело пользовалась тем, что для нее было приготовлено.
Зато она, как и ее брат, Степан Аркадьевич, великолепно умела вести и поддерживать разговор. И чем дальше, тем Долли меньше понимает ее. "ДАрья Александровна не возражала. Она вдруг почувствовала, что стала уж так далека от Анны, что между ними существуют вопросы, в которых они никогда не сойдутся и о которых лучше не говорить".
И вот этот ее монолог очень похож на те мысли, которые потом высказывает Анна: "И все это зачем? Что же будет из всего этого? То, что я, не имея ни минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно сердитая, ворчливая, сама измученная и других мучающая, противная мужу, проживу свою жизнь и вырастут несчастные, дурно воспитанные и нищие дети. И теперь если бы не лето у Левиных, я не знаю, как мы бы прожили". И делает пугающий ее вывод: "Загублена вся жизнь!"
И она думает, что Анна ни в чем не виновата, что она просто хочет жить, и очень может быть, что и она бы сделала то же самое, и может быть, зря, что не бросила тогда своего беспутного мужа и не начала жить сначала... "И самые страстные и невозможные романы представлялись Дарье Александровне".
Но вот она приезжает к Анне. Ее поражает богатство и вездесущее изобилие и щегольство (кстати, я так и не поняла, откуда у Вронского вдруг стало столько денег, у него же были проблемы со средствами, которые Толстой подробно описывал прежде, он же пожертвовал своими доходами в пользу брата, женившегося против воли матери).
А у самой Долли грязная старая коляска, заштопанная кофточка... и ей стыдно "за те самые заплатки и заштопанные места, которыми она так гордилась дома".
Но Дарье не понравилось, что Анна очень мало знала о своей дочери и явно посещала детскую. Удивилась она также тому, что все хозяйство делалось и поддерживалось заботами Вронского, Анна, как и прочие гости, весело пользовалась тем, что для нее было приготовлено.
Зато она, как и ее брат, Степан Аркадьевич, великолепно умела вести и поддерживать разговор. И чем дальше, тем Долли меньше понимает ее. "ДАрья Александровна не возражала. Она вдруг почувствовала, что стала уж так далека от Анны, что между ними существуют вопросы, в которых они никогда не сойдутся и о которых лучше не говорить".