(no subject)
Интересно, что для венчания было нужно свидетельство о том, что человек был «на духу»- видимо это был эвфемизм для говения. Интересно, как выглядело это свидетельство 🙄
То есть получается, чтобы жениться, нужно было сначала исповедоваться и причаститься. И Толстой описывает, как Левин (то есть сам Толстой) как человек неверующий и вместе с тем уважающий верования других людей, мучился от этого, потому что не хотел ни лгать, ни кощунствовать.
«Левин находился в отношении к религии, как и большинство его современников, в самом неопределенном положении. Верить он не мог, а вместе с тем он не был твёрдо убеждён в том, чтобы все это было несправедливо. И поэтому, не будучи в состоянии верить в значительность того, что он делал, ни смотреть равнодушно, как на пустую формальность, во все время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего он сам не понимает, и потому, как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.»
… Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того, что неловкое положение кончилось, и кончилось так, что ему не пришлось лгать. Кроме ого, у него осталось неясное воспоминание о том, что то, что говорил этот добрый и милый старичок, было совсем не так глупо, как ему показалось сначала, и что тут что-то есть такое, что нужно уяснить.
То есть получается, чтобы жениться, нужно было сначала исповедоваться и причаститься. И Толстой описывает, как Левин (то есть сам Толстой) как человек неверующий и вместе с тем уважающий верования других людей, мучился от этого, потому что не хотел ни лгать, ни кощунствовать.
«Левин находился в отношении к религии, как и большинство его современников, в самом неопределенном положении. Верить он не мог, а вместе с тем он не был твёрдо убеждён в том, чтобы все это было несправедливо. И поэтому, не будучи в состоянии верить в значительность того, что он делал, ни смотреть равнодушно, как на пустую формальность, во все время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего он сам не понимает, и потому, как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.»
… Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того, что неловкое положение кончилось, и кончилось так, что ему не пришлось лгать. Кроме ого, у него осталось неясное воспоминание о том, что то, что говорил этот добрый и милый старичок, было совсем не так глупо, как ему показалось сначала, и что тут что-то есть такое, что нужно уяснить.