SPQR: История Древнего Рима
я же неё только Благоволительницы, я ещё и «Историю Древнего Рима» Мэри Бирд дочитала, которую мне Семён подарил ещё на прошлый новый год)
Немножко цитат дам, как водится.
«Полибий был первым автором, кто задал некоторые серьезные вопросы, на которые мы попытаемся ответить. Как и почему римлянам удалось достичь господства над всем Средиземноморьем за такой короткий отрезок времени? Что было особенного в римской политической системе? Или, как Полибий строго вопрошал: «И в самом деле, где найти человека столь легкомысленного или нерадивого, который не пожелал бы уразуметь, каким образом и при каких общественных учреждениях почти весь известный мир подпал единой власти римлян в течение неполных пятидесяти трех лет? Никогда раньше не было ничего подобного».
«Пятьдесят три года», выделенные Полибием, охватывают конец III и начало II вв. до н. э. Хотя римляне впервые столкнулись с «заморским» врагом за 60 лет до того: Пирр, царь области на севере Греции, в 280 г. до н. э. переправился в Италию, чтобы поддержать город Тарент в борьбе против римлян. Его самоироничная шутка «Еще одна такая победа, и я останусь без войска» легла в основу известного выражения «пиррова победа», которое означает, что непомерная цена победы превращает ее в поражение. Это комплимент римлянам, а ведь Пирр оказался для них крепким орешком. Считается, что Ганнибал помещал Пирра вторым в списке величайших полководцев после Александра Македонского.»
«В одной из своих знаменитейших сатир Ювенал, писавший в конце I в., направил свою презрительную тираду в адрес «выродившейся толпы потомков Рема», которая, по его мнению, желает только двух вещей: «хлеба и зрелищ» (panem et circenses). Как показывает расхожесть этой фразы даже в наши дни, Ювеналу удалось блестяще определить городскую чернь, назвав ее потомками убитого близнеца. Этот новый народ не волновало ничего, кроме состязаний на колесницах и раздач еды, с помощью которых императоры подкупали и деполитизировали простых римлян. Это к тому же было циничным искажением римской традиции снабжать людей самым необходимым за счет государства. Обычай этот восходит к младшему брату Тиберия, Гаю Семпронию Гракху, отслужившему народным трибуном дважды подряд в 123 и 122 гг. до н. э.
Гай не вводил бесплатную раздачу зерна. Если быть точным, закон, который он успешно провел на народном «собрании, устанавливал, что каждый месяц государство должно было продавать гражданам Рима определенное количество зерна по низкой фиксированной цене. Тем не менее проект получился грандиозным по масштабам и притязаниям. Похоже, Гай продумал всю необходимую инфраструктуру для его поддержания: общественные закупки, места для выдачи зерна, некую систему установления личности (как иначе отделить граждан от чужаков?), а также хранение зерна в специально выстроенном около Тибра общественном складе и в арендованных помещениях. Нам неизвестно, как все это работало, каким персоналом обеспечивалось. Ответственным лицам в Риме помогало самое минимальное количество служащих: писцы, гонцы и стражники. Таким образом, как и многие другие виды работ (включая такие специфические обязанности, как подновление краски на лике бога Юпитера, взирающего на город из своего храма на Капитолийском холме), хлопоты по организации и распределению зерна взяли на себя частные подрядчики, «которые обогащались на большом государственном проекте.
Инициатива Гая отчасти отражала его обеспокоенность положением бедного городского населения. В тучные годы урожая Сицилии и Сардинии более или менее хватало, чтобы прокормить четверть миллиона человек - такова правдоподобная, хотя и слегка консервативная оценка населения Рима к концу II в. до н. э. Однако в античные времена в Средиземноморье урожайность подвергалась резким колебаниям, и реальные цены на зерно могли сильно отклоняться от ожиданий многих простых римлян - лавочников, ремесленников, поденщиков. Еще до реформ Гая государство время от времени принимало предупредительные меры, чтобы избежать голода в городе. Одна показательная надпись, найденная в Фессалии, зафиксировала приезд римского официального лица в 129 г. до н. э. в качестве просителя, потому что ситуация в его стране близка к голоду, и он отбыл на родину, заручившись контрактами на поставки 3000 т «шеницы и договорами о сложнейших маршрутах перевозок.
Однако Гай преследовал не одни только благотворительные цели. И не только железная логика, что голодная толпа - опасная публика, руководила им, как, впрочем, время от времени и другими умами в Древнем Риме. В его планах также заметно плохо скрытое стремление вмешаться в распределение общественного добра. Это было предметом известных споров между Гаем и одним из самых непримиримых его оппонентов, богатым экс-консулом Луцием Кальпурнием Пизоном Фруги (чье прозвище можно перевести как «скупой»). После того, как закон был принят, Гай заметил Фруги в очереди за дешевым хлебом и поинтересовался, что его туда привело, когда он так яростно возражал против этой меры. А Фруги: «Я вовсе не хочу, Гракх, чтобы ты делил мое добро между всеми; но раз уж ты за это взялся, то и я хочу получить мою долю».[38]
«Раздача дешевого зерна была самой эффектной реформой Гая. Несмотря на различные поправки, порой моратории на несколько десятков лет, этот закон в основе своей просуществовал несколько столетий. Рим был единственной античной страной в Средиземноморье, где государство взяло на себя минимальное снабжение продовольствием своих граждан. В грекоязычном мире подобные раздачи изредка случались в периоды нехватки еды или благодаря внезапным проявлениям великодушия со стороны богачей. Однако забота о продовольствии была далеко не единственным нововведением Гая.
В отличие от предыдущих реформаторов, Гай осуществил не одну, а целую дюжину инициатив. Он был первым политиком в Риме, не считая мифических отцов-основателей, который имел широкомасштабную и сбалансированную программу действий, включавшую право на апелляцию на смертный приговор «запрет взяточничества и гораздо более смелый план по перераспределению земель, чем проект его старшего брата. Гай в массовом порядке переселял «лишних людей» из Рима в «колонии» не только на территории Италии, но и - впервые - за море. Спустя каких-нибудь двадцать лет после того, как Карфаген был стерт с лица земли и проклят, это место выбрали для основания нового города»
И после реформ Гая Гракха- эпитафия простой римской женщины для контраста: «Эпитафия примерно середины II в. до н. э., написанная на «нелюбезной гробнице любезной женщины», некоей Клавдии, точно передает традиционный взгляд: «Своего мужа она любила всем сердцем. Она произвела на свет двух сыновей: одного из них она оставила на земле, другой находится под землей. В речах она была прелестна, а также соразмерна в движениях. Она «следила за домом. Пряла шерсть. Больше сказать нечего» Иными словами, достойная роль женщины заключалась в том, чтобы быть преданной своему мужу, производить потомство, радовать глаз, быть хорошей хозяйкой и вносить вклад в домашнее благосостояние, занимаясь ткачеством и прядением. Другие посмертные посвящения превозносят женщин, проживших всю жизнь подле одного мужа, и подчеркивают такие «женские» добродетели, как целомудрие и верность. Сравните эпитафии Сципиона Барбата и его потомков, где восхваляются военные достижения, государственные должности и активность в общественной жизни.
Трудно сказать, насколько это представление было идеализированным образом женщины, а насколько реальностью. Безусловно, многие громкогласно сокрушались по старым добрым временам, когда женщин держали в строгости. Эгнация Метелла, который забил жену палкой до смерти за то, что вино пила, приводил в пример один писатель I в. до н. э.
«Даже император Август воспользовался образом прялки для создания благопристойного традиционного впечатления. Он просил жену Ливию «позировать перед прессой», как сейчас бы выразились, работая за ткацким станком в атрии на глазах у публики. Однако есть основания полагать, что «старые добрые времена» были во многом продуктом фантазии более поздних моралистов и плодотворной темой для потомков, мечтающих восстановить былое благолепие.
Не менее спорным оказывается образ противоположного свойства, набиравший популярность в I в. до н. э.: новый стиль поведения свободной женщины. Считается, что римлянки в это время предпочли иной стиль жизни, предполагавший социальную активность, свободный секс, нередко также супружеские измены, не сдерживаемые ни мужем, ни семьей, ни законом. Некоторые такие дамы хотя бы принадлежали к «полусвету», они были актрисами, певицами, девушками по вызову и проститутками. «Однако так вели себя и многие жены и вдовы высокопоставленных сенаторов.
Всех затмила слава печально известной Клодии, сестры злейшего врага Цицерона Клодия, жены сенатора, умершего в 59 г. до н. э., и любовницы поэта Катулла (впрочем, в ее списке значились и многие другие). Теренция, по слухам, тоже ревновала Цицерона к сестре Клодия. Ее то превозносили, то низвергали как неразборчивую соблазнительницу, коварную интриганку, почитаемую богиню и ходящую по краю авантюристку. Цицерон называл ее «палатинской Медеей» - удачно придуманное выражение, соединившее образ страстной ведьмы-детоубийцы из греческой трагедии и место жительство Клодии в Риме. Катулл дал ей в своих стихах псевдоним Лесбия, не только чтобы скрыть ее настоящее имя, но и в честь греческой поэтессы Сапфо, родом с острова Лесбос.
Но больше всего поражает меня отношение к детям. Начать с раннних браков. «Первое замужество в возрасте 13-14 лет было обычным делом среди римских девочек. Туллия была помолвлена, когда ей было 11 лет, и вышла замуж в возрасте 15 лет; когда Цицерон в 67 г. до н. э. пишет об обручении «маленькой Туллиолы» с Гаем Кальпурнием Писоном, он имеет в виду «маленькая» в буквальном смысле.
«Надпись на могильной плите мужа и жены, I в. до н. э. Они оба - вольноотпущенники. Муж (слева) - Аврелий Гермия, как установлено, мясник с Виминальского холма в Риме. Жена (справа), Аврелия Филематия - «чистая, скромная, чуждая сплетен». Более удивительным нам может показаться возраст начала их взаимоотношений: ей было всего семь лет, когда он ее «усадил на колени».
Потом инфантицид (о нем я писала раньше).
«Тот, кто родился слабым или калекой, подвергался «экспозиции» (см. главу 4): его попросту выбрасывали в мусор. Нежеланных детей ждала та же участь. Есть свидетельства того, что девочек желали меньше, чем мальчиков, отчасти из-за приданого, которое «для средней семьи могло стать существенной статьей семейного расхода. Сохранилось письмо на папирусе из римской провинции Египет с инструкциями жене в случае рождения мальчика воспитать его, а девочку - выбросить. Трудно сказать, насколько часто это случалось и каковы в точности были гендерные пропорции, однако обычай был достаточно распространенным, чтобы свалки в городах считались надежным источником бесплатных рабов.»
«Жизнь детей, которых растили в семьях, оставалась полной опасностей. По самым оптимистичным подсчетам, основанным преимущественно на более поздних сопоставимых данных по населению, дожить до десяти лет удавалось только половине маленьких римлян: смертельными для них были разнообразные недуги и инфекционные заболевания, от которых сейчас дети не умирают. Это означает, что при низкой средней ожидаемой продолжительности жизни, равной примерно 25 годам, ребенок, доживший до десяти лет, мог все же рассчитывать на почти такую же продолжительность жизни, как мы сейчас. Опираясь на те же данные, можно ожидать, что у десятилетнего римлянина в среднем оставалось сорок лет жизни, а у пятидесятилетнего - пятнадцать. Старики в Древнем Риме были не такой уж редкостью.»
«Однако тысячи трогательных эпитафий, оставленных родителями своим маленьким отпрыскам, уж точно не свидетельствуют об отсутствии эмоций. «Моя маленькая куколка, моя дорогая Мания похоронена здесь. Всего несколько лет мне было дано дарить ей свою любовь. Ее отец теперь плачет без конца», - такие стихи оставил на надгробии в Северной Африке скорбящий отец. Цицерон в 45 г. до н. э. тоже непрерывно скорбел после смерти Туллии, запечатлевая свое горе и планы по увековечению памяти о ней в замечательной серии писем к Аттику.»
«По самым приблизительным оценкам в Италии в середине I в. до н. э. насчитывалось 1,5-2 млн рабов, что составляло около 20 % всего населения. Их всех объединяло одно определение - «люди, находившиеся в собственности других людей». В остальном они были настолько же разными по происхождению и образу жизни, как и свободные граждане. Такого понятия, как «типичный раб», не существовало.»
«Некоторые рабы Цицерона попали в плен после поражения, другие были жертвами торговли людьми на окраинах империи. Еще были «спасенные» найденыши с городских свалок или родившиеся в доме у рабынь. В последующие века по мере убывания интенсивности римских завоеваний это «домашнее разведение» становилось основным источником невольников, что обрекало рабынь на тот же режим постоянного деторождения, как их хозяек. В целом условия жизни рабов варьировались от жестоких и стесненных до почти роскошных. Пятьдесят маленьких кубикул в подвале дома Скавра были не самым страшным: на больших городских или аграрных предприятиях рабы содержались как скот. Многих били, постоянная угроза телесных наказаний делала рабов рабами: одно из самых распространенных прозвищ раба означало «мальчик для битья». Тем не менее была немногочисленная группа рабов, о которых осталось немало письменных свидетельств, чей образ жизни мог вызывать зависть у простых свободных и вечно голодных римских граждан.
«Для многих рабство было временным статусом, что только усложняло картину. Римляне освобождали очень много рабов: эту практику можно объяснить целым рядом циничных практических соображений: например, было намного дешевле отпустить раба, чем содержать его в старости. О»
Отрывок из книги
SPQR. История Древнего Рима
Мэри Бирд
Этот материал может быть защищен авторским правом.
и отношение к труду меня поражает:
«Цицерон, как и все представители элиты, по крайней мере на словах выражал отвращение к работе за деньги, но для основной части горожан в Римской империи, как и ныне, работа - основное занятие, то, что определяет человека. Работа, как правило, была нелегка. Те, кто зависел от трудовых доходов (а это было большинство населения), старались работать до последнего вздоха. Единственное исключение представляли солдаты, которые стали получать своего рода пенсию, но и у них пенсионное обеспечение нередко заменялось небольшим участком земли, на котором опять-таки приходилось трудиться. Дети, как рабы, так и свободные, привлекались к труду с малолетства. Найденные при раскопках скелеты совсем маленьких детей сохраняют явные следы тяжелого физического труда, отразившегося на формировании костей и суставов. Например, у стен Рима, рядом с древними мастерскими по производству и стирке тканей, имеется кладбище, где похоронены подростки и молодые люди, совершенно очевидно «успевшие немало лет поработать (такие следы на скелете оставляет усиленное топанье, переступание ногами при обработке ткани, а не прыжки или игра в мяч). Более того, детей нередко прославляют в эпитафиях как хороших работников. Мы бы сентиментально предпочли уверить себя, что простое надгробие четырехлетнего жителя Испании, на котором он изображен с миниатюрными инструментами шахтера, поставлено в память местного любимца, «талисмана» шахтерской смены, но, увы, скорее всего он уже был полноправным работником.
Лишь отпрыски обеспеченных родителей проводили детство в изучении грамматики, риторики, философии, ораторского искусства или, если это были девочки, от чтения и письма переходили к менее интеллектуальным занятиям, к ткацкому станку и музыкальным инструментам. Но в целом детский труд считался нормой, тем более что у римлян не было особого понятия «детский труд». «Детство» как особое понятие появилось лишь 15 веков спустя»
Отрывок из книги
SPQR. История Древнего Рима
Мэри Бирд
Немножко цитат дам, как водится.
«Полибий был первым автором, кто задал некоторые серьезные вопросы, на которые мы попытаемся ответить. Как и почему римлянам удалось достичь господства над всем Средиземноморьем за такой короткий отрезок времени? Что было особенного в римской политической системе? Или, как Полибий строго вопрошал: «И в самом деле, где найти человека столь легкомысленного или нерадивого, который не пожелал бы уразуметь, каким образом и при каких общественных учреждениях почти весь известный мир подпал единой власти римлян в течение неполных пятидесяти трех лет? Никогда раньше не было ничего подобного».
«Пятьдесят три года», выделенные Полибием, охватывают конец III и начало II вв. до н. э. Хотя римляне впервые столкнулись с «заморским» врагом за 60 лет до того: Пирр, царь области на севере Греции, в 280 г. до н. э. переправился в Италию, чтобы поддержать город Тарент в борьбе против римлян. Его самоироничная шутка «Еще одна такая победа, и я останусь без войска» легла в основу известного выражения «пиррова победа», которое означает, что непомерная цена победы превращает ее в поражение. Это комплимент римлянам, а ведь Пирр оказался для них крепким орешком. Считается, что Ганнибал помещал Пирра вторым в списке величайших полководцев после Александра Македонского.»
«В одной из своих знаменитейших сатир Ювенал, писавший в конце I в., направил свою презрительную тираду в адрес «выродившейся толпы потомков Рема», которая, по его мнению, желает только двух вещей: «хлеба и зрелищ» (panem et circenses). Как показывает расхожесть этой фразы даже в наши дни, Ювеналу удалось блестяще определить городскую чернь, назвав ее потомками убитого близнеца. Этот новый народ не волновало ничего, кроме состязаний на колесницах и раздач еды, с помощью которых императоры подкупали и деполитизировали простых римлян. Это к тому же было циничным искажением римской традиции снабжать людей самым необходимым за счет государства. Обычай этот восходит к младшему брату Тиберия, Гаю Семпронию Гракху, отслужившему народным трибуном дважды подряд в 123 и 122 гг. до н. э.
Гай не вводил бесплатную раздачу зерна. Если быть точным, закон, который он успешно провел на народном «собрании, устанавливал, что каждый месяц государство должно было продавать гражданам Рима определенное количество зерна по низкой фиксированной цене. Тем не менее проект получился грандиозным по масштабам и притязаниям. Похоже, Гай продумал всю необходимую инфраструктуру для его поддержания: общественные закупки, места для выдачи зерна, некую систему установления личности (как иначе отделить граждан от чужаков?), а также хранение зерна в специально выстроенном около Тибра общественном складе и в арендованных помещениях. Нам неизвестно, как все это работало, каким персоналом обеспечивалось. Ответственным лицам в Риме помогало самое минимальное количество служащих: писцы, гонцы и стражники. Таким образом, как и многие другие виды работ (включая такие специфические обязанности, как подновление краски на лике бога Юпитера, взирающего на город из своего храма на Капитолийском холме), хлопоты по организации и распределению зерна взяли на себя частные подрядчики, «которые обогащались на большом государственном проекте.
Инициатива Гая отчасти отражала его обеспокоенность положением бедного городского населения. В тучные годы урожая Сицилии и Сардинии более или менее хватало, чтобы прокормить четверть миллиона человек - такова правдоподобная, хотя и слегка консервативная оценка населения Рима к концу II в. до н. э. Однако в античные времена в Средиземноморье урожайность подвергалась резким колебаниям, и реальные цены на зерно могли сильно отклоняться от ожиданий многих простых римлян - лавочников, ремесленников, поденщиков. Еще до реформ Гая государство время от времени принимало предупредительные меры, чтобы избежать голода в городе. Одна показательная надпись, найденная в Фессалии, зафиксировала приезд римского официального лица в 129 г. до н. э. в качестве просителя, потому что ситуация в его стране близка к голоду, и он отбыл на родину, заручившись контрактами на поставки 3000 т «шеницы и договорами о сложнейших маршрутах перевозок.
Однако Гай преследовал не одни только благотворительные цели. И не только железная логика, что голодная толпа - опасная публика, руководила им, как, впрочем, время от времени и другими умами в Древнем Риме. В его планах также заметно плохо скрытое стремление вмешаться в распределение общественного добра. Это было предметом известных споров между Гаем и одним из самых непримиримых его оппонентов, богатым экс-консулом Луцием Кальпурнием Пизоном Фруги (чье прозвище можно перевести как «скупой»). После того, как закон был принят, Гай заметил Фруги в очереди за дешевым хлебом и поинтересовался, что его туда привело, когда он так яростно возражал против этой меры. А Фруги: «Я вовсе не хочу, Гракх, чтобы ты делил мое добро между всеми; но раз уж ты за это взялся, то и я хочу получить мою долю».[38]
«Раздача дешевого зерна была самой эффектной реформой Гая. Несмотря на различные поправки, порой моратории на несколько десятков лет, этот закон в основе своей просуществовал несколько столетий. Рим был единственной античной страной в Средиземноморье, где государство взяло на себя минимальное снабжение продовольствием своих граждан. В грекоязычном мире подобные раздачи изредка случались в периоды нехватки еды или благодаря внезапным проявлениям великодушия со стороны богачей. Однако забота о продовольствии была далеко не единственным нововведением Гая.
В отличие от предыдущих реформаторов, Гай осуществил не одну, а целую дюжину инициатив. Он был первым политиком в Риме, не считая мифических отцов-основателей, который имел широкомасштабную и сбалансированную программу действий, включавшую право на апелляцию на смертный приговор «запрет взяточничества и гораздо более смелый план по перераспределению земель, чем проект его старшего брата. Гай в массовом порядке переселял «лишних людей» из Рима в «колонии» не только на территории Италии, но и - впервые - за море. Спустя каких-нибудь двадцать лет после того, как Карфаген был стерт с лица земли и проклят, это место выбрали для основания нового города»
И после реформ Гая Гракха- эпитафия простой римской женщины для контраста: «Эпитафия примерно середины II в. до н. э., написанная на «нелюбезной гробнице любезной женщины», некоей Клавдии, точно передает традиционный взгляд: «Своего мужа она любила всем сердцем. Она произвела на свет двух сыновей: одного из них она оставила на земле, другой находится под землей. В речах она была прелестна, а также соразмерна в движениях. Она «следила за домом. Пряла шерсть. Больше сказать нечего» Иными словами, достойная роль женщины заключалась в том, чтобы быть преданной своему мужу, производить потомство, радовать глаз, быть хорошей хозяйкой и вносить вклад в домашнее благосостояние, занимаясь ткачеством и прядением. Другие посмертные посвящения превозносят женщин, проживших всю жизнь подле одного мужа, и подчеркивают такие «женские» добродетели, как целомудрие и верность. Сравните эпитафии Сципиона Барбата и его потомков, где восхваляются военные достижения, государственные должности и активность в общественной жизни.
Трудно сказать, насколько это представление было идеализированным образом женщины, а насколько реальностью. Безусловно, многие громкогласно сокрушались по старым добрым временам, когда женщин держали в строгости. Эгнация Метелла, который забил жену палкой до смерти за то, что вино пила, приводил в пример один писатель I в. до н. э.
«Даже император Август воспользовался образом прялки для создания благопристойного традиционного впечатления. Он просил жену Ливию «позировать перед прессой», как сейчас бы выразились, работая за ткацким станком в атрии на глазах у публики. Однако есть основания полагать, что «старые добрые времена» были во многом продуктом фантазии более поздних моралистов и плодотворной темой для потомков, мечтающих восстановить былое благолепие.
Не менее спорным оказывается образ противоположного свойства, набиравший популярность в I в. до н. э.: новый стиль поведения свободной женщины. Считается, что римлянки в это время предпочли иной стиль жизни, предполагавший социальную активность, свободный секс, нередко также супружеские измены, не сдерживаемые ни мужем, ни семьей, ни законом. Некоторые такие дамы хотя бы принадлежали к «полусвету», они были актрисами, певицами, девушками по вызову и проститутками. «Однако так вели себя и многие жены и вдовы высокопоставленных сенаторов.
Всех затмила слава печально известной Клодии, сестры злейшего врага Цицерона Клодия, жены сенатора, умершего в 59 г. до н. э., и любовницы поэта Катулла (впрочем, в ее списке значились и многие другие). Теренция, по слухам, тоже ревновала Цицерона к сестре Клодия. Ее то превозносили, то низвергали как неразборчивую соблазнительницу, коварную интриганку, почитаемую богиню и ходящую по краю авантюристку. Цицерон называл ее «палатинской Медеей» - удачно придуманное выражение, соединившее образ страстной ведьмы-детоубийцы из греческой трагедии и место жительство Клодии в Риме. Катулл дал ей в своих стихах псевдоним Лесбия, не только чтобы скрыть ее настоящее имя, но и в честь греческой поэтессы Сапфо, родом с острова Лесбос.
Но больше всего поражает меня отношение к детям. Начать с раннних браков. «Первое замужество в возрасте 13-14 лет было обычным делом среди римских девочек. Туллия была помолвлена, когда ей было 11 лет, и вышла замуж в возрасте 15 лет; когда Цицерон в 67 г. до н. э. пишет об обручении «маленькой Туллиолы» с Гаем Кальпурнием Писоном, он имеет в виду «маленькая» в буквальном смысле.
«Надпись на могильной плите мужа и жены, I в. до н. э. Они оба - вольноотпущенники. Муж (слева) - Аврелий Гермия, как установлено, мясник с Виминальского холма в Риме. Жена (справа), Аврелия Филематия - «чистая, скромная, чуждая сплетен». Более удивительным нам может показаться возраст начала их взаимоотношений: ей было всего семь лет, когда он ее «усадил на колени».
Потом инфантицид (о нем я писала раньше).
«Тот, кто родился слабым или калекой, подвергался «экспозиции» (см. главу 4): его попросту выбрасывали в мусор. Нежеланных детей ждала та же участь. Есть свидетельства того, что девочек желали меньше, чем мальчиков, отчасти из-за приданого, которое «для средней семьи могло стать существенной статьей семейного расхода. Сохранилось письмо на папирусе из римской провинции Египет с инструкциями жене в случае рождения мальчика воспитать его, а девочку - выбросить. Трудно сказать, насколько часто это случалось и каковы в точности были гендерные пропорции, однако обычай был достаточно распространенным, чтобы свалки в городах считались надежным источником бесплатных рабов.»
«Жизнь детей, которых растили в семьях, оставалась полной опасностей. По самым оптимистичным подсчетам, основанным преимущественно на более поздних сопоставимых данных по населению, дожить до десяти лет удавалось только половине маленьких римлян: смертельными для них были разнообразные недуги и инфекционные заболевания, от которых сейчас дети не умирают. Это означает, что при низкой средней ожидаемой продолжительности жизни, равной примерно 25 годам, ребенок, доживший до десяти лет, мог все же рассчитывать на почти такую же продолжительность жизни, как мы сейчас. Опираясь на те же данные, можно ожидать, что у десятилетнего римлянина в среднем оставалось сорок лет жизни, а у пятидесятилетнего - пятнадцать. Старики в Древнем Риме были не такой уж редкостью.»
«Однако тысячи трогательных эпитафий, оставленных родителями своим маленьким отпрыскам, уж точно не свидетельствуют об отсутствии эмоций. «Моя маленькая куколка, моя дорогая Мания похоронена здесь. Всего несколько лет мне было дано дарить ей свою любовь. Ее отец теперь плачет без конца», - такие стихи оставил на надгробии в Северной Африке скорбящий отец. Цицерон в 45 г. до н. э. тоже непрерывно скорбел после смерти Туллии, запечатлевая свое горе и планы по увековечению памяти о ней в замечательной серии писем к Аттику.»
«По самым приблизительным оценкам в Италии в середине I в. до н. э. насчитывалось 1,5-2 млн рабов, что составляло около 20 % всего населения. Их всех объединяло одно определение - «люди, находившиеся в собственности других людей». В остальном они были настолько же разными по происхождению и образу жизни, как и свободные граждане. Такого понятия, как «типичный раб», не существовало.»
«Некоторые рабы Цицерона попали в плен после поражения, другие были жертвами торговли людьми на окраинах империи. Еще были «спасенные» найденыши с городских свалок или родившиеся в доме у рабынь. В последующие века по мере убывания интенсивности римских завоеваний это «домашнее разведение» становилось основным источником невольников, что обрекало рабынь на тот же режим постоянного деторождения, как их хозяек. В целом условия жизни рабов варьировались от жестоких и стесненных до почти роскошных. Пятьдесят маленьких кубикул в подвале дома Скавра были не самым страшным: на больших городских или аграрных предприятиях рабы содержались как скот. Многих били, постоянная угроза телесных наказаний делала рабов рабами: одно из самых распространенных прозвищ раба означало «мальчик для битья». Тем не менее была немногочисленная группа рабов, о которых осталось немало письменных свидетельств, чей образ жизни мог вызывать зависть у простых свободных и вечно голодных римских граждан.
«Для многих рабство было временным статусом, что только усложняло картину. Римляне освобождали очень много рабов: эту практику можно объяснить целым рядом циничных практических соображений: например, было намного дешевле отпустить раба, чем содержать его в старости. О»
Отрывок из книги
SPQR. История Древнего Рима
Мэри Бирд
Этот материал может быть защищен авторским правом.
и отношение к труду меня поражает:
«Цицерон, как и все представители элиты, по крайней мере на словах выражал отвращение к работе за деньги, но для основной части горожан в Римской империи, как и ныне, работа - основное занятие, то, что определяет человека. Работа, как правило, была нелегка. Те, кто зависел от трудовых доходов (а это было большинство населения), старались работать до последнего вздоха. Единственное исключение представляли солдаты, которые стали получать своего рода пенсию, но и у них пенсионное обеспечение нередко заменялось небольшим участком земли, на котором опять-таки приходилось трудиться. Дети, как рабы, так и свободные, привлекались к труду с малолетства. Найденные при раскопках скелеты совсем маленьких детей сохраняют явные следы тяжелого физического труда, отразившегося на формировании костей и суставов. Например, у стен Рима, рядом с древними мастерскими по производству и стирке тканей, имеется кладбище, где похоронены подростки и молодые люди, совершенно очевидно «успевшие немало лет поработать (такие следы на скелете оставляет усиленное топанье, переступание ногами при обработке ткани, а не прыжки или игра в мяч). Более того, детей нередко прославляют в эпитафиях как хороших работников. Мы бы сентиментально предпочли уверить себя, что простое надгробие четырехлетнего жителя Испании, на котором он изображен с миниатюрными инструментами шахтера, поставлено в память местного любимца, «талисмана» шахтерской смены, но, увы, скорее всего он уже был полноправным работником.
Лишь отпрыски обеспеченных родителей проводили детство в изучении грамматики, риторики, философии, ораторского искусства или, если это были девочки, от чтения и письма переходили к менее интеллектуальным занятиям, к ткацкому станку и музыкальным инструментам. Но в целом детский труд считался нормой, тем более что у римлян не было особого понятия «детский труд». «Детство» как особое понятие появилось лишь 15 веков спустя»
Отрывок из книги
SPQR. История Древнего Рима
Мэри Бирд