(no subject)
Бахрах пишет, что вызывающее бряцание Маяковского, его показная аррогантность (интересно: сейчас это слово не употребляется по-моему), наигранное нахальство и словесная грубость тщательно маскировали его сентиментальность, которую он стыдился и скрывал. В этом была трогательность: чувствительность не вязалась с его брутальным и наглым имиджем.
в Париже, который он нежно любил ("Париж бежит, провожая меня во всей невозможной красе") эта сентиментальность проявлялась более отчетливо еще потому, что он находился в чужой для него среде, ему не нужно было разыгрывать ту раз навсегда принятую роль, которая так часто его сковывала, приелась ему и нередко становилась ему "поперек дороги".
Была у этого здоровяка и без малого великана еще одна странность: Маяковский был до смешного мнителен, боялся заразы, носил с собой флакончик со специальной жидкостью, которой брызгал на себя, иногда среди разговора, тер свои руки, перед игрой обтирал бильярдный кий.
Бахрах говорит, что в последние годы жизнь Маяковского не складывалась, настигали его литературные неудачи, письма к Лиле Брик (его Беатриче;) оказывались только позой.
В Париже он серьезно влюбился в Татьяну Яковлеву, но что ей, на редкость эффектной и привлекательной, избалованной вниманием и не входящей в поэтическую среду, был монументальный Маяковский? Его угрозы "Я все равно когда-нибудь тебя возьму Одну или вдвоем с Парижем" привели только к тому, что в дальнейшем во выкздной визе ему стали отказывать, и по слухам, в этом деле постарались его "близкие".
Все последние годы это был неприкаянный человек, глубоко несчастный и свою горечь маскировавший наигранным нахальством и эпатажем.
в Париже, который он нежно любил ("Париж бежит, провожая меня во всей невозможной красе") эта сентиментальность проявлялась более отчетливо еще потому, что он находился в чужой для него среде, ему не нужно было разыгрывать ту раз навсегда принятую роль, которая так часто его сковывала, приелась ему и нередко становилась ему "поперек дороги".
Была у этого здоровяка и без малого великана еще одна странность: Маяковский был до смешного мнителен, боялся заразы, носил с собой флакончик со специальной жидкостью, которой брызгал на себя, иногда среди разговора, тер свои руки, перед игрой обтирал бильярдный кий.
Бахрах говорит, что в последние годы жизнь Маяковского не складывалась, настигали его литературные неудачи, письма к Лиле Брик (его Беатриче;) оказывались только позой.
В Париже он серьезно влюбился в Татьяну Яковлеву, но что ей, на редкость эффектной и привлекательной, избалованной вниманием и не входящей в поэтическую среду, был монументальный Маяковский? Его угрозы "Я все равно когда-нибудь тебя возьму Одну или вдвоем с Парижем" привели только к тому, что в дальнейшем во выкздной визе ему стали отказывать, и по слухам, в этом деле постарались его "близкие".
Все последние годы это был неприкаянный человек, глубоко несчастный и свою горечь маскировавший наигранным нахальством и эпатажем.