Про Иркутск (половина)
А вот непонятно даже, как про Иркутск писать - очень всего много выходит.
Дураков я каких-то, прости-осподи, начиталась на форумах перед поездкой; на все вопросы - а что бы посмотреть в вашем прекрасном городе? - цедят нехотя: да чего тут смотреть, ну, Нижняя набережная, ну, 130-й квартал - делов на полчаса, езжайте на Байкал, вот там красота.
То есть на Байкале-то, конечно, красота, кто спорит, но ведь и сам-то город - великолепен!
Мы, конечно, по центру только бродили и по Академгородку, не исследуя местные Бирюлевы. Но и центры городов очень разные бывают, как мы теперь понимаем.
Бывает, что staro myasto так стрижено и выровнено, что глядя на него, вспоминаешь только всякие слова вроде «рейсшина», «плац» и «штангенциркуль»; бывает, что центр разряжен так по-плебейски вульгарно и аляповато, что глядя на него, испытываешь неловкость - как перед хриплой тамадой на широкой свадьбе. Бывает, он смешит, раскрашенный под старину - нарядный и глянцевый, как пряник. Или трогает за душу красотой тихого умирания. А бывает, что «он живой и светится». Вот от Иркутска такое чувство осталось.
Такие заросли
На Черемховском - колонка, синяя, как небо
Домишко на Подгорной
Время не щадит
Там просто ходишь и понимаешь, как у Бога всего много. И золотых осин с березами, и колонок с водой, и сиреневых кустов, и деревянных домишек неказистых, и каменных особнячков изысканных, и заброшенных совковых строений, и красных рябин, и бродячих собак, и кирпичных новостроек, и помпезных ампирных зданий, и деревянных резных дворцов, и странных скульптур, и многоглавых церквей, и душистых цветников, и маленьких кофеен и позных, и ангарских просторов, и даже времени, чтобы это все увидеть.
У дома Файнберга
В Академгородке
Не, конечно есть там и глянцевые куски - как раз эта набережная и квартал какой-то там номер; там кругом сплошные плитки, скамейки, клумбы, трактиры, бутики и скрепы - тутошние, иркутские. В квартале, например, - бабр, амурский то есть тигр; правда, когда этот хищник появился на гербе - в 1690 году - и описание герба отправилось в столицы, то бабра поперепутали с бобром, и у геральдического иркутского зверя образовался хвост лопатой и лапы перепончатые, хотя в зубах все же соболь застрял.
Бабр в Сто тридцатом квартале
А на гламурной Нижней набережной - памятник основателям Иркутска, на нем мужик бородатый в кафтане - то ли Яков Похабов, который в 1652 году ставил зимовье по дороге на Байкал за ясаком, то ли Иван Похабов, который в 1662 тут острог ставил, в хорошем месте, на стрелке Ангары и Иркута.
Вот они - основатели.
И так, видно, к месту поставили они этот свой тын, так тут было много рыбы, и дичи, и пахотных земель, да еще на Китай дорога, что через двадцать лет острогу присвоили уже статус города, потому как были в нем «церковь, шесть башен и государев двор».а через тридцать в нем было уже 30000 человек, 600 крестьянских семей, которые снабжались наделами и инвентарем, а еще казаки, воеводы, подъячие. Ну и ссыльные, куда уж без них. Как-то испокон веку повелось у российских государей всех, кто не кстати, ссылать в Сибирь - на тебе, Боже, что нам не гоже. А в Сибири кто попассионарнее - прибивались к городам, так что в Иркутске концентрация ссыльных всегда была заметной. В общем, Иркутск рос и обновлялся, как на дрожжах, а вокруг города до последнего блюли свои средневековые традиции буряты, эвенки, тофалары (это нам в здешнем краеведческом музее рассказали, хорошая такая там экспозиция).
Просто домики
домики#1
К середине 18 века пробили сюда Московский тракт, начали ярмарки большие проводить, куда и монгольские, и китайские товары потекли; начали финансово подниматься иркутские купцы, даже Кваренги осилили к себе пригласить - он им гостиный двор строил (сгорел) и дом купца Сибирякова (стоит на Ангаре).
А дальше - сплошная динамика, и декабристы тебе, и золотая лихорадка, и экспедиции Русского географического общества, и ссыльные польские повстанцы, и народовольцы, и буржуазный бум 1880-х, и наследники купцов-промышленников пополняют ряды просветителей-филантропов, а потом революция, гражданская, дальше все как у всех…
И вот вся эта долгая история в городе следов понаоставляла, а их и не затерли.
Вот парадный особняк, построенный Кваренги - бывший дом генерал-губернатора, ныне - университетская библиотека.
Вот католический собор - аккуратненькая неоготика, место прибежища поляков и прочих инославных, их тут хватало благодаря ссылкам.
Собор, он же органный зал
Ой, то есть нет, католики были не только сылльные - например, большущая диаспора итальянцев был чинно приглашена в конце 19 века на работу по прокладке Кругобайкальской железной дороги - поскольку итальянцы большие мастера по горному строительству, туннельным крепежам и прочему. А когда строительство было закончено, многие итальянцы начали осваивать новые горизонты - так, самый первый кинематограф в Сибири открыл итальянец Донателло. И фотоателье потом обустроил. Обо всем этом нам сообщила фотовыставка «Окна Венеции», которая сначала долго и путано объясняла, что роднит Приангарье и Италию, а стенде на десятом вдруг раскололась. Что вообще-то тут и правда настоящие итальянские дома есть, о как.
А чистокровных итальянцев-то в советское время выдворили из страны - тех, кого не посадили. А потомки многие остались.
домики#2
домики#3
Вот вычурное здание, выстроенное специально для Российского географического общества - арочки, башенки, мавританские ужимки, а на карнизе по верху - звучные имена: Стеллер, Гумбольдт, Мессершмит..
Здание Восточно-Сибирского отделения Российского географического общества, ныне - краеведческий музей.
Экспонат
Вот синагога - построенная аж дважды (в 1879 и 1882 годах, первая сгорела) на средства общины. Первое разрешение на постройку молельни получили евреи-солдаты, но у них не было денег. Зато деньги были у евреев-промышленников, но им не дали разрешения, раз оно уже дано солдатам. В конце концов, они - деньги и разрешение - нашли друг друга, замечательное здание построили.
Синагога в стекле
А вот Иерусалимская гора, где было обустроено кладбище после екатерининских указов - там людям из всякого вероисповедания место находилось, просто участки у всех - православных, католиков, лютеран, иудеев - разные были. А потом, в конце 19 века, кладбище закрыли.
А после гражданской войны, в 1930-х, поставили там парашютную вышку, а в 1957 - обустроили парк культуры и отдыха, с танцплощадками и каруселями. В 90-е годы увеселения убрали, деревья остались, а еще - историческое захоронение «Памятник борцам революции», уцелевшее с 20-х годов; сейчас там монтируют мемориальную Иерусалимскую лестницу, ведущую к бывшим кладбищенским воротам - громоздятся там до боли знакомые кубы плитки, валяются киянки..
Строительство Иерусалимскоой лестницы
А вот Крестовоздвиженский собор - нарядный, красно-белый, с отчетливыми бурятско-буддистскими элементами в декоре. Восточное барокко, 1760 год.
Нарядность
Вот дом Волконских, перевезенный из села Урик, куда Сергей Григорьича выписали на поселение после Петровского завода; дом этот - центр культурной жизни Иркутска 1840-50-х годов. Сейчас тут один из двух музеев декабристов, в нем - некоторые мебеля и одежки, картинки из альбома Екатерины Трубецкой - и выставка «Бедная Нелли», посвященная дочери Волконских.
Ой, а это дом Трубецких, а не Волконских..
Вообще, похоже, не бабр и даже не омуль главный бренд Иркутска, а декабристы. Сотня с небольшим человек, совершивших необъяснимый какой-то, детский, несуразный демарш - и расплатившихся полной сменой жизненного пути. И жены, жены - нырнувшие в омут новой жизни за мужьями вслед.
Какие-то это оказались очень стойко-возвышенные образы, которые как-то пережили полную постсоветскую дискредитацию революционной романтики - развенчание, ушаты помоев, горы грязного белья. Среди всех этих обломков прежнего мифа каким-то чудом уцелели декабристы - все в белом, со звездою пленительного счастья в руке. Малослышными до сих пор остаются всякие сетевые сварливые разоблачения, что, к примеру, денег им просто не хватало, к кормушке не пускали, вот и затеяли они весь свой дурацкий переворот.
Не прилипает это к ним - очень, видно, нужным в картине мира многих оказался этот светлый и печальный - про юную деву - напев.
И еще более изумительным кажутся не столько Декабрьские События (по улице которых мы в Иркутске уж ходили-ходили!), сколько то, что они, декабристы эти, не потерялись в Сибири, не спились, не выгорели. Вроде как законсервировались, более или менее поддерживая свой круг, не утратили сложных и умных интересов, политической заинтересованности.. Кое-кто преподавал, многие ушли в бизнес - торговый, аграрный, реже - промышленный. Насколько успешными предпринимателями были они - Муравьевы, Трубецкой, Волконский, Раевский - Бог весть; родня с большой земли их средствами не обделяла, конечно. Но жизнь им это наполняло и чувство опоры и значимости давало, наверное.
домики#5
"Старик Волконский - ему уже тогда было около 60 лет - слыл в Иркутске большим оригиналом. Попав в Сибирь, он как-то резко порвал со своим блестящим и знатным прошедшим, преобразился в хлопотливого и практического хозяина и именно опростился, как это принято называть нынче. С товарищами своими он хотя и был дружен, но в их кругу бывал редко, а больше водил дружбу с крестьянами; летом пропадал по целым дням на работах в поле, а зимой любимым его времяпровождением в городе было посещение базара, где он встречал много приятелей среди подгородних крестьян и любил с ними потолковать по душе о их нуждах и ходе хозяйства. Знавшие его горожане немало шокировались, когда, проходя в воскресенье от обедни по базару видели, как князь, примостившись на облучке мужицкой телеги с наваленными хлебными мешками, ведёт живой разговор с обступившими его мужиками, завтракая тут же вместе с ними краюхой серой пшеничной булки".
Не знаю, сложно понять и представить, каково он это было - из блестящего офицера превратиться в бесправного каторжника, потом в главу многодетной семьи, бессрочного сибирского поселенца с государевым наделом в 16 гектар, потом вернуться в Петербург, как Волконский.. Наверное, не были они так непреклонно тверды и настоящи, наверняка оседала и на них плесень возраста, патина обид и обманов..
Но вот отрывок из письма «бедной Нелли» - к племяннице: «нужно быть такою почтовою клячею, да еще такою выносливою, как я. Чтоб перенесть эту жизненную езду. Спокойное мое стойло, Лиза, будет только в гробу. Всякому своя доля выпала в жизни, и человеку надо быть крепким, чтобы все пережить и из всего дурного выводить хорошее, вот вся загадка жизни.» Е С. Волконская, 1875 год.
Вот и вся загадка жизни. А остальное - где-то в глубине. И насколько же, увы, чисто стилистически мне это ближе, чем все рамки, границы, эгосостояния, контрсценарии, переносы, внутренние ребенки, критикующие взрослые..
Но я отвлеклась - дом-то отличный был у Волконских, с зимним садом, театры они там устраивали. Да и у Трубецких тоже не хуже - правда, может, он и не совсем Трубецких был, но музей там тоже открыли - два года назад всего. Хороший такой музей, возвышенный.
Леня Федоров?
А кругом-то музеев горят оранжевым огнем рябины, желтым пламенем - осины и березы, и столько их, и так от них хорошо, и так их много - на улицах, в палисадниках сквериках, парках.
Вон на улице Декабрьских событий целая усадьба - Владимира Платоновича Сукачева дом. Большой человек был! Родился он здесь, в Иркутске, в 1859 году, в семье чиновника; потом выучился на биолога, женился, получил наследство - и начал город благоустраивать. На свои.
Сначала, конечно, себе усадьбу построил - резную деревянную, там же общедоступную картинную галерею соорудил, парк вокруг (туда пансионерок института благородных девиц гулять водили). Открыл пять школ в разных углах города, приют для беспризорников, богадельню, ремесленное училище. Его выбрали в городскую думу, с 1885 года стал он городским головой - и продолжал часть усовершенствований проводить на свои деньги, как пишут.
Главный и гостевой дома в усадьбе Сукачева
При нем в Иркутске было организовано Добровольное пожарное общество, появились телефонная связь и электричество, были улучшены водопровод и канализация, а также построен первый, понтонный, мост через Ангару, заменивший неудобную паромную переправу. А еще разбивку парков общественных финансировал Сукачев. Географическое Общество очень уважал, вменил им в обязанность делать устные отчеты об экспедициях для широкой публики, а также потребовал разбора коллекций - они основу нынешнего краеведческого музея составляют.
Бывают же и такие градоначальники. Правда, редко.
Или вот дом Кузнеца - Давида Михалыча, купца первой гильдии, который построил доходный особняк в начале тысяча девятисотых - для сдачи КБЖД. Потому тут были нэпманские конторы, эвакогоспиталь, Востоксибстрой. Сейчас это какая-то строительная контора, и попробуйте об этом не догадаться по степени облупленности фасада.
Дом Кузнеца
Вообще это время - конец 19-начало 20 веков - очень много для облика города значило, потому что знаменовалось строительным бумом (как и в России, впрочем). С тех времен сохранилось много всего заметного и нарядного: вокзал, театр, картинная галерея, дом Фейнберга (ведь просто доходный дом он строил, а сделал в нем лифт и водопровод раньше всех в городе. Вот зачем? Что за гонор? И без лифта бы сняли же!) Кстати, сибирский модерн еще и в деревянном формате существует - та же усадьба Сукачева, или дом купца Шастина, он же «Кружевной» - там сейчас тоже музей, только довольно дурацкий.
Это - приаттаченный к дому Файнберга деревянный кусок, в котором сейчас люди живут, хоть он и памятник
Часть усадьбы Шастиных, ныне дома Европы, там теперь Музей купеческого быта и музей чая, а еще какое-то управление культуры, ресторан и гостиничка
Экспонат из музея чая
То ли университет, а то ли кинотеатр
Это все именные строения, со знаменитым сюжетом и историей; но как же здорово, что и между ними тоже не бетонные коробки, не стеклянные утесы, не плитчатые умертвия, а живые такие дома с характером - каменные или кирпичные, классические, или модерновые, или вообще деревянные с резными наличниками, или вдруг вовсе каланча или шпиль неоготический. Тут просто заповедник, вот что, и жутко странно было бы здесь бегать от достоприма до достоприма, здесь, наоборот, так приятно и отдохновенно реять в режиме планктона - куда понесет.
домики#6
домики#7
домики#8
Просто улица
Тоже
С Чкалова на Черемховский, со Свердлова на Гагарина, с Маркса на Каландаришвили. А то вдруг раз - и какая-то Чудотворская попадется, или улица Ударника прям рядом с Халтурина, или вот еще - улица Трилиссера (тр-ра)! (Правда, раньше веселее было - Медведниковская и Толкучая, или Блиновская и Матрешинская). И всюду жизнь! Сирень и бархатцы! Позы и буузы! Пиво из кег и кофе из Вьетнама! Такой магазинчик крошечный кофейный мы нашли на Российской, за прилавком стоит хозяин, пока заваривается традиционный кофе, он рассказывает завороженным посетительницам про разные сорта кофе и чая, а еще у него офигенные рогалики с черемухой.
Просто чтобы всем было красиво
А если вдруг на пути попадется Ангара - то это вообще здорово, потому что простор, и две набережных. Во-первых, есть променад с гранитным парапетом, с фонарями и лавочками, на которых добрый Сбербанк выгравировал всякие хвалебные про Иркутск высказывания:
- Иркутские дома великолепны: то грани, то рельефы, то резьба. Б. Архипкин
- В Иркутске ощущается традиция накопления интеллекуального потенциала. Здесь и в прежние времена было много сильных, красивых, культурных людей. М. Пиотровский, историк-востоковед.
- Этот город нимало не похож на любой из великорусских губернских городов. Отдаленность послужила Иркутску на пользу: более простору самобытности.. Петр Кропоткин, революционер-анархист.
Скамейка
- Я отнюдь не страдаю ностальгией, но в таком городе, как Иркутск, умиляюсь каждому знаку прошлого.. Петр Шютта, австрийский композитор российского происхождения.
- В Сибирь, а именно в Иркутск отправлялось всегда много людей замечательных по разным отношениям, и они распространили вокруг себя образованности. Екатерина Полевая, первая сибирская писательница-мемуаристка.
Классно так. Идешь - читаешь, если не занято, такой непафосный патриотизм.
А внизу, за парапетом, прямо на урезе воды - другая набережная, полевая, тропиночная, собачески-выгуливательная. И кое-какие лестницы изредка эти набережные меж собой объединяют.
Пойма у Верхней набережной)) Верхняя и Нижняя набережная - они просто выше и ниже по течению, а эта пойма - она никак не называется, вроде.
Собор на Нижней набережной
Вот есть Нижняя набережная, есть Верхняя, а это - то, что между ними
Лестница в пойму
Так тут на закате хорошо. В пятницу, когда выплывают рыбаки в лодках, и выбредают рыбаки в броднях в воду по грудь.
Рыбаки на Ангаре
А еще можно сбежать на остров Юность, там на берегу прямо стоит крошечная сиднейская оперка, и клумбы цветочные кипят, и благоухают медом, и осины шелестят и в заливах старицы отражаются.
А на соседнем острове Конном - детская железная дорожка. Была.
Вот непонятно, что за артефакт. Сцена?
Пушистые такие клумбы. И душистые.
И разноцветные.
А даже и в Академгородке - там старинностей таких, может, и нету, но зато простор и деревья, деревья и простор. И новые большущие дома кирпичные, сложносочиненные, странные, ступенчатые - не унылые, в общем. Хотя всякие бывают, конечно.
Это -новые горизонты на улице Трилиссера
Горнолыжка
Дорога в институт
И вокруг институтов парки, тропинки, солнце сквозь листья, а чуть повыше от Геохимии подняться - так и вообще горнолыжная трасса в березках..
А если дальше на автобусе проехать - там и вообще доедешь до моря - большущего, в рыжих берегах, потому что тут огромная плотина перекрывает Ангару. Это то самое море, которое залило деревню Матеру - про прощание с которой писатель Распутин писал. Но - сейчас это просто море, и даже когда дождь, и сырые волглые тучи, и скоро стемнеет - все равно душа расправляется. Только вот искупаться не вышло.
Вот такой город
Он же
В общем, как-то на диво легко и прикольно нам там жилось, в Иркутске. Начать хотя бы с гостиницы - там два отеля в одном доме, с разных сторон - Орион и Вега.
Наша Вега смотрела лицом на стадион Политеха, по которому день и ночь кто-то бегал физкультурно, а если спуститься вдоль стадиона, пройти мимо высоченных общаг по бурьянам, пропылить по улочке среди дощатых заборов и домишек, спуститься в поле, перейти через железную дорогу - то прямо под косогором будет Ангара..
Ой, опять я загулялась. Гостиница домашняя, и хозяйка ее - Илона Владимировна, великолепная медлительная моложавая женщина. У нее - гигантский бюст, у нее - накладные ресницы тех же габаритов, у нее светлые локоны, улыбка. Квитанцию на заселение она заполняла час двадцать.
Иногда возле стойки Илоны маячил кавалер - с голым торсом, в удобных тренировочных штанах.
Каждый вечер она ждала нас на ресепшн и вопрошала - девочки, что на завтрак? Я умею делать из яиц все. Так что вам - яишницу или омлет?
И это таки да, была каждый раз совершенно одинаковая яишница с одинаковой бледной сосиской и пакетиком кетчупа. Но она вплывала в номер с подносом так величественно, как будто несла куриное фрикасе с апельсинами и пирожное «Исфахан».
Наталья, которая иногда сменяла Илону, умела варить - вау! - рисовую кашу.
Все плоскости гостиницы заставлены всякой керамической милотой - ежиками, лягушками, курочками, кувшинчиками, камешками, белочками, искусственными листиками.
В гостинице отваливались ручки и держатели душа - их должен был починить Илонин муж, но никак не мог приехать с дачи. Зато сияли - не пылинки - лягушки и ежи.
Илона говорила печально: вы когда поедете на Байкал - от Листвянки старайтесь подальше. Так там все… опошлили..
Пути
От гостиницы к центру было доехать на трамвае N1, прямо от конечной; и каждый раз, когда мы оказывалсь ввиду трамвайных путей, мы наблюдали какие-то поломки и ЧП, вагоновожатые и кондуктора выскакивали, переводили стрелки, пятили здоровый трамвай задом, прикрепляли к больному железным огромным костылем, или, наоборот, разгоняли в салоне дым, искали запасы песка, чтоб посыпать рельсы, потому что мокрая листва нарушала их электропроводность..
Короче, сплошной «трамвай ваще сломался!», очень драматично, не то , что в автобусе («автобус коммерческий, проезд 15 руб»).
А на всех-всех-всех деврях (на дверях табачных киосков и газетных лариков, в частности) были тблички ВХОД и ВЫХОД. А то вдруг посетитель не сориентируется. Иногда они, правда, были приспособлены наизнанку как-то.
Выход с улицы.
А вечером, возвращаясь после прогулок в Вегу мимо Политеха, мы смотрели в заветное окно на втором этаже - не поет ли их студенческий хор. И иногда он-таки пел! Здорово было так стоять на темном ветру, среди шелестящих листьев, смотреть, задрав голову, в светлое окно - и слушать.
Вообще много там уличной музыки - и какой-то хорошей, прям, часто бородатой, но иногда и неизвестной. Зато в автобусе до Листвянки такой залп попсы 90-х нас настиг - включая даже Машу Распутину! - что мы аж обалдели. Ну, говорят же, Листвянка - она опошленная..
А вот какой музыки мы не послушали - это мессы в соборе Богоматери, том самом, модерновом, который посвящен польским лесникам, лежащим в сибирских могилах (таинственная какая-то категория).
А какая там трогательная роспись настенная - в городе, а не в соборе. Какой Лермонтов, какой йог, какая Джоконда. А надписи все больше нематерные, а признательные в любви, к примеру. Или на трешке едешь когда от поселка Гидростроителей мимо длинного дощатого забора, читаешь: Танюша, жду тебя вечером на квартире после 8.
А занесло меня туда, к Гидростроителям, чтобы выкупить найденную (не мною) на Алибе книжку про Кювье. Единственный дождливый день был, а я тащилась к дамбе пешком, потому что длинный перерыв был в докладах, и удивлялась, до чего ж иркутяне презирают зонты, и как среди них много женщин в красных пальто разного кроя и оттенка.
Такой вот день
Дамба и море
А со всех остановок пристально смотрел на меня Кашпировский, гастроли которого рекламируют тысячи афиш. А свободное от Кашпировского пространство занято бумажками «МАТЕРИНСКИЙ КАПИТАЛ». Чего с ним предполагается делать, я так и не поняла.
А сколько разных там скульптур, в центре. Рядом с основателями Иркутска - безымянная группа детишек с воспитательницей; есть памятники Гайдаю, Распутину и Вампилову (за то, что тут жили), Александру толстому Третьему (за то, что протянул сюда Транссиб), байкальской нерпе (за то, что эндемик), корове (за вредность?), Музе (за полезность), Гагарину (чья голова торчит в круге скафандра, как голова Иоанна на блюде), Кошке (за то, что гуляет), Сперанскому (за то, что губернаторствовал), Жене декабриста (за то, что приехала), влюбленным (4 шт), Руке добра, Ленину...
Многие, кстати, скульптурки скапливаются в музеончики - эдакие скульптурные грибницы. Что хорошо - действительно, чтоб два раза не вставать.
И еще немножко не влезло)
Дураков я каких-то, прости-осподи, начиталась на форумах перед поездкой; на все вопросы - а что бы посмотреть в вашем прекрасном городе? - цедят нехотя: да чего тут смотреть, ну, Нижняя набережная, ну, 130-й квартал - делов на полчаса, езжайте на Байкал, вот там красота.
То есть на Байкале-то, конечно, красота, кто спорит, но ведь и сам-то город - великолепен!
Мы, конечно, по центру только бродили и по Академгородку, не исследуя местные Бирюлевы. Но и центры городов очень разные бывают, как мы теперь понимаем.
Бывает, что staro myasto так стрижено и выровнено, что глядя на него, вспоминаешь только всякие слова вроде «рейсшина», «плац» и «штангенциркуль»; бывает, что центр разряжен так по-плебейски вульгарно и аляповато, что глядя на него, испытываешь неловкость - как перед хриплой тамадой на широкой свадьбе. Бывает, он смешит, раскрашенный под старину - нарядный и глянцевый, как пряник. Или трогает за душу красотой тихого умирания. А бывает, что «он живой и светится». Вот от Иркутска такое чувство осталось.
Такие заросли
На Черемховском - колонка, синяя, как небо
Домишко на Подгорной
Время не щадит
Там просто ходишь и понимаешь, как у Бога всего много. И золотых осин с березами, и колонок с водой, и сиреневых кустов, и деревянных домишек неказистых, и каменных особнячков изысканных, и заброшенных совковых строений, и красных рябин, и бродячих собак, и кирпичных новостроек, и помпезных ампирных зданий, и деревянных резных дворцов, и странных скульптур, и многоглавых церквей, и душистых цветников, и маленьких кофеен и позных, и ангарских просторов, и даже времени, чтобы это все увидеть.
У дома Файнберга
В Академгородке
Не, конечно есть там и глянцевые куски - как раз эта набережная и квартал какой-то там номер; там кругом сплошные плитки, скамейки, клумбы, трактиры, бутики и скрепы - тутошние, иркутские. В квартале, например, - бабр, амурский то есть тигр; правда, когда этот хищник появился на гербе - в 1690 году - и описание герба отправилось в столицы, то бабра поперепутали с бобром, и у геральдического иркутского зверя образовался хвост лопатой и лапы перепончатые, хотя в зубах все же соболь застрял.
Бабр в Сто тридцатом квартале
А на гламурной Нижней набережной - памятник основателям Иркутска, на нем мужик бородатый в кафтане - то ли Яков Похабов, который в 1652 году ставил зимовье по дороге на Байкал за ясаком, то ли Иван Похабов, который в 1662 тут острог ставил, в хорошем месте, на стрелке Ангары и Иркута.
Вот они - основатели.
И так, видно, к месту поставили они этот свой тын, так тут было много рыбы, и дичи, и пахотных земель, да еще на Китай дорога, что через двадцать лет острогу присвоили уже статус города, потому как были в нем «церковь, шесть башен и государев двор».а через тридцать в нем было уже 30000 человек, 600 крестьянских семей, которые снабжались наделами и инвентарем, а еще казаки, воеводы, подъячие. Ну и ссыльные, куда уж без них. Как-то испокон веку повелось у российских государей всех, кто не кстати, ссылать в Сибирь - на тебе, Боже, что нам не гоже. А в Сибири кто попассионарнее - прибивались к городам, так что в Иркутске концентрация ссыльных всегда была заметной. В общем, Иркутск рос и обновлялся, как на дрожжах, а вокруг города до последнего блюли свои средневековые традиции буряты, эвенки, тофалары (это нам в здешнем краеведческом музее рассказали, хорошая такая там экспозиция).
Просто домики
домики#1
К середине 18 века пробили сюда Московский тракт, начали ярмарки большие проводить, куда и монгольские, и китайские товары потекли; начали финансово подниматься иркутские купцы, даже Кваренги осилили к себе пригласить - он им гостиный двор строил (сгорел) и дом купца Сибирякова (стоит на Ангаре).
А дальше - сплошная динамика, и декабристы тебе, и золотая лихорадка, и экспедиции Русского географического общества, и ссыльные польские повстанцы, и народовольцы, и буржуазный бум 1880-х, и наследники купцов-промышленников пополняют ряды просветителей-филантропов, а потом революция, гражданская, дальше все как у всех…
И вот вся эта долгая история в городе следов понаоставляла, а их и не затерли.
Вот парадный особняк, построенный Кваренги - бывший дом генерал-губернатора, ныне - университетская библиотека.
Вот католический собор - аккуратненькая неоготика, место прибежища поляков и прочих инославных, их тут хватало благодаря ссылкам.
Собор, он же органный зал
Ой, то есть нет, католики были не только сылльные - например, большущая диаспора итальянцев был чинно приглашена в конце 19 века на работу по прокладке Кругобайкальской железной дороги - поскольку итальянцы большие мастера по горному строительству, туннельным крепежам и прочему. А когда строительство было закончено, многие итальянцы начали осваивать новые горизонты - так, самый первый кинематограф в Сибири открыл итальянец Донателло. И фотоателье потом обустроил. Обо всем этом нам сообщила фотовыставка «Окна Венеции», которая сначала долго и путано объясняла, что роднит Приангарье и Италию, а стенде на десятом вдруг раскололась. Что вообще-то тут и правда настоящие итальянские дома есть, о как.
А чистокровных итальянцев-то в советское время выдворили из страны - тех, кого не посадили. А потомки многие остались.
домики#2
домики#3
Вот вычурное здание, выстроенное специально для Российского географического общества - арочки, башенки, мавританские ужимки, а на карнизе по верху - звучные имена: Стеллер, Гумбольдт, Мессершмит..
Здание Восточно-Сибирского отделения Российского географического общества, ныне - краеведческий музей.
Экспонат
Вот синагога - построенная аж дважды (в 1879 и 1882 годах, первая сгорела) на средства общины. Первое разрешение на постройку молельни получили евреи-солдаты, но у них не было денег. Зато деньги были у евреев-промышленников, но им не дали разрешения, раз оно уже дано солдатам. В конце концов, они - деньги и разрешение - нашли друг друга, замечательное здание построили.
Синагога в стекле
А вот Иерусалимская гора, где было обустроено кладбище после екатерининских указов - там людям из всякого вероисповедания место находилось, просто участки у всех - православных, католиков, лютеран, иудеев - разные были. А потом, в конце 19 века, кладбище закрыли.
А после гражданской войны, в 1930-х, поставили там парашютную вышку, а в 1957 - обустроили парк культуры и отдыха, с танцплощадками и каруселями. В 90-е годы увеселения убрали, деревья остались, а еще - историческое захоронение «Памятник борцам революции», уцелевшее с 20-х годов; сейчас там монтируют мемориальную Иерусалимскую лестницу, ведущую к бывшим кладбищенским воротам - громоздятся там до боли знакомые кубы плитки, валяются киянки..
Строительство Иерусалимскоой лестницы
А вот Крестовоздвиженский собор - нарядный, красно-белый, с отчетливыми бурятско-буддистскими элементами в декоре. Восточное барокко, 1760 год.
Нарядность
Вот дом Волконских, перевезенный из села Урик, куда Сергей Григорьича выписали на поселение после Петровского завода; дом этот - центр культурной жизни Иркутска 1840-50-х годов. Сейчас тут один из двух музеев декабристов, в нем - некоторые мебеля и одежки, картинки из альбома Екатерины Трубецкой - и выставка «Бедная Нелли», посвященная дочери Волконских.
Ой, а это дом Трубецких, а не Волконских..
Вообще, похоже, не бабр и даже не омуль главный бренд Иркутска, а декабристы. Сотня с небольшим человек, совершивших необъяснимый какой-то, детский, несуразный демарш - и расплатившихся полной сменой жизненного пути. И жены, жены - нырнувшие в омут новой жизни за мужьями вслед.
Какие-то это оказались очень стойко-возвышенные образы, которые как-то пережили полную постсоветскую дискредитацию революционной романтики - развенчание, ушаты помоев, горы грязного белья. Среди всех этих обломков прежнего мифа каким-то чудом уцелели декабристы - все в белом, со звездою пленительного счастья в руке. Малослышными до сих пор остаются всякие сетевые сварливые разоблачения, что, к примеру, денег им просто не хватало, к кормушке не пускали, вот и затеяли они весь свой дурацкий переворот.
Не прилипает это к ним - очень, видно, нужным в картине мира многих оказался этот светлый и печальный - про юную деву - напев.
И еще более изумительным кажутся не столько Декабрьские События (по улице которых мы в Иркутске уж ходили-ходили!), сколько то, что они, декабристы эти, не потерялись в Сибири, не спились, не выгорели. Вроде как законсервировались, более или менее поддерживая свой круг, не утратили сложных и умных интересов, политической заинтересованности.. Кое-кто преподавал, многие ушли в бизнес - торговый, аграрный, реже - промышленный. Насколько успешными предпринимателями были они - Муравьевы, Трубецкой, Волконский, Раевский - Бог весть; родня с большой земли их средствами не обделяла, конечно. Но жизнь им это наполняло и чувство опоры и значимости давало, наверное.
домики#5
"Старик Волконский - ему уже тогда было около 60 лет - слыл в Иркутске большим оригиналом. Попав в Сибирь, он как-то резко порвал со своим блестящим и знатным прошедшим, преобразился в хлопотливого и практического хозяина и именно опростился, как это принято называть нынче. С товарищами своими он хотя и был дружен, но в их кругу бывал редко, а больше водил дружбу с крестьянами; летом пропадал по целым дням на работах в поле, а зимой любимым его времяпровождением в городе было посещение базара, где он встречал много приятелей среди подгородних крестьян и любил с ними потолковать по душе о их нуждах и ходе хозяйства. Знавшие его горожане немало шокировались, когда, проходя в воскресенье от обедни по базару видели, как князь, примостившись на облучке мужицкой телеги с наваленными хлебными мешками, ведёт живой разговор с обступившими его мужиками, завтракая тут же вместе с ними краюхой серой пшеничной булки".
Не знаю, сложно понять и представить, каково он это было - из блестящего офицера превратиться в бесправного каторжника, потом в главу многодетной семьи, бессрочного сибирского поселенца с государевым наделом в 16 гектар, потом вернуться в Петербург, как Волконский.. Наверное, не были они так непреклонно тверды и настоящи, наверняка оседала и на них плесень возраста, патина обид и обманов..
Но вот отрывок из письма «бедной Нелли» - к племяннице: «нужно быть такою почтовою клячею, да еще такою выносливою, как я. Чтоб перенесть эту жизненную езду. Спокойное мое стойло, Лиза, будет только в гробу. Всякому своя доля выпала в жизни, и человеку надо быть крепким, чтобы все пережить и из всего дурного выводить хорошее, вот вся загадка жизни.» Е С. Волконская, 1875 год.
Вот и вся загадка жизни. А остальное - где-то в глубине. И насколько же, увы, чисто стилистически мне это ближе, чем все рамки, границы, эгосостояния, контрсценарии, переносы, внутренние ребенки, критикующие взрослые..
Но я отвлеклась - дом-то отличный был у Волконских, с зимним садом, театры они там устраивали. Да и у Трубецких тоже не хуже - правда, может, он и не совсем Трубецких был, но музей там тоже открыли - два года назад всего. Хороший такой музей, возвышенный.
Леня Федоров?
А кругом-то музеев горят оранжевым огнем рябины, желтым пламенем - осины и березы, и столько их, и так от них хорошо, и так их много - на улицах, в палисадниках сквериках, парках.
Вон на улице Декабрьских событий целая усадьба - Владимира Платоновича Сукачева дом. Большой человек был! Родился он здесь, в Иркутске, в 1859 году, в семье чиновника; потом выучился на биолога, женился, получил наследство - и начал город благоустраивать. На свои.
Сначала, конечно, себе усадьбу построил - резную деревянную, там же общедоступную картинную галерею соорудил, парк вокруг (туда пансионерок института благородных девиц гулять водили). Открыл пять школ в разных углах города, приют для беспризорников, богадельню, ремесленное училище. Его выбрали в городскую думу, с 1885 года стал он городским головой - и продолжал часть усовершенствований проводить на свои деньги, как пишут.
Главный и гостевой дома в усадьбе Сукачева
При нем в Иркутске было организовано Добровольное пожарное общество, появились телефонная связь и электричество, были улучшены водопровод и канализация, а также построен первый, понтонный, мост через Ангару, заменивший неудобную паромную переправу. А еще разбивку парков общественных финансировал Сукачев. Географическое Общество очень уважал, вменил им в обязанность делать устные отчеты об экспедициях для широкой публики, а также потребовал разбора коллекций - они основу нынешнего краеведческого музея составляют.
Бывают же и такие градоначальники. Правда, редко.
Или вот дом Кузнеца - Давида Михалыча, купца первой гильдии, который построил доходный особняк в начале тысяча девятисотых - для сдачи КБЖД. Потому тут были нэпманские конторы, эвакогоспиталь, Востоксибстрой. Сейчас это какая-то строительная контора, и попробуйте об этом не догадаться по степени облупленности фасада.
Дом Кузнеца
Вообще это время - конец 19-начало 20 веков - очень много для облика города значило, потому что знаменовалось строительным бумом (как и в России, впрочем). С тех времен сохранилось много всего заметного и нарядного: вокзал, театр, картинная галерея, дом Фейнберга (ведь просто доходный дом он строил, а сделал в нем лифт и водопровод раньше всех в городе. Вот зачем? Что за гонор? И без лифта бы сняли же!) Кстати, сибирский модерн еще и в деревянном формате существует - та же усадьба Сукачева, или дом купца Шастина, он же «Кружевной» - там сейчас тоже музей, только довольно дурацкий.
Это - приаттаченный к дому Файнберга деревянный кусок, в котором сейчас люди живут, хоть он и памятник
Часть усадьбы Шастиных, ныне дома Европы, там теперь Музей купеческого быта и музей чая, а еще какое-то управление культуры, ресторан и гостиничка
Экспонат из музея чая
То ли университет, а то ли кинотеатр
Это все именные строения, со знаменитым сюжетом и историей; но как же здорово, что и между ними тоже не бетонные коробки, не стеклянные утесы, не плитчатые умертвия, а живые такие дома с характером - каменные или кирпичные, классические, или модерновые, или вообще деревянные с резными наличниками, или вдруг вовсе каланча или шпиль неоготический. Тут просто заповедник, вот что, и жутко странно было бы здесь бегать от достоприма до достоприма, здесь, наоборот, так приятно и отдохновенно реять в режиме планктона - куда понесет.
домики#6
домики#7
домики#8
Просто улица
Тоже
С Чкалова на Черемховский, со Свердлова на Гагарина, с Маркса на Каландаришвили. А то вдруг раз - и какая-то Чудотворская попадется, или улица Ударника прям рядом с Халтурина, или вот еще - улица Трилиссера (тр-ра)! (Правда, раньше веселее было - Медведниковская и Толкучая, или Блиновская и Матрешинская). И всюду жизнь! Сирень и бархатцы! Позы и буузы! Пиво из кег и кофе из Вьетнама! Такой магазинчик крошечный кофейный мы нашли на Российской, за прилавком стоит хозяин, пока заваривается традиционный кофе, он рассказывает завороженным посетительницам про разные сорта кофе и чая, а еще у него офигенные рогалики с черемухой.
Просто чтобы всем было красиво
А если вдруг на пути попадется Ангара - то это вообще здорово, потому что простор, и две набережных. Во-первых, есть променад с гранитным парапетом, с фонарями и лавочками, на которых добрый Сбербанк выгравировал всякие хвалебные про Иркутск высказывания:
- Иркутские дома великолепны: то грани, то рельефы, то резьба. Б. Архипкин
- В Иркутске ощущается традиция накопления интеллекуального потенциала. Здесь и в прежние времена было много сильных, красивых, культурных людей. М. Пиотровский, историк-востоковед.
- Этот город нимало не похож на любой из великорусских губернских городов. Отдаленность послужила Иркутску на пользу: более простору самобытности.. Петр Кропоткин, революционер-анархист.
Скамейка
- Я отнюдь не страдаю ностальгией, но в таком городе, как Иркутск, умиляюсь каждому знаку прошлого.. Петр Шютта, австрийский композитор российского происхождения.
- В Сибирь, а именно в Иркутск отправлялось всегда много людей замечательных по разным отношениям, и они распространили вокруг себя образованности. Екатерина Полевая, первая сибирская писательница-мемуаристка.
Классно так. Идешь - читаешь, если не занято, такой непафосный патриотизм.
А внизу, за парапетом, прямо на урезе воды - другая набережная, полевая, тропиночная, собачески-выгуливательная. И кое-какие лестницы изредка эти набережные меж собой объединяют.
Пойма у Верхней набережной)) Верхняя и Нижняя набережная - они просто выше и ниже по течению, а эта пойма - она никак не называется, вроде.
Собор на Нижней набережной
Вот есть Нижняя набережная, есть Верхняя, а это - то, что между ними
Лестница в пойму
Так тут на закате хорошо. В пятницу, когда выплывают рыбаки в лодках, и выбредают рыбаки в броднях в воду по грудь.
Рыбаки на Ангаре
А еще можно сбежать на остров Юность, там на берегу прямо стоит крошечная сиднейская оперка, и клумбы цветочные кипят, и благоухают медом, и осины шелестят и в заливах старицы отражаются.
А на соседнем острове Конном - детская железная дорожка. Была.
Вот непонятно, что за артефакт. Сцена?
Пушистые такие клумбы. И душистые.
И разноцветные.
А даже и в Академгородке - там старинностей таких, может, и нету, но зато простор и деревья, деревья и простор. И новые большущие дома кирпичные, сложносочиненные, странные, ступенчатые - не унылые, в общем. Хотя всякие бывают, конечно.
Это -новые горизонты на улице Трилиссера
Горнолыжка
Дорога в институт
И вокруг институтов парки, тропинки, солнце сквозь листья, а чуть повыше от Геохимии подняться - так и вообще горнолыжная трасса в березках..
А если дальше на автобусе проехать - там и вообще доедешь до моря - большущего, в рыжих берегах, потому что тут огромная плотина перекрывает Ангару. Это то самое море, которое залило деревню Матеру - про прощание с которой писатель Распутин писал. Но - сейчас это просто море, и даже когда дождь, и сырые волглые тучи, и скоро стемнеет - все равно душа расправляется. Только вот искупаться не вышло.
Вот такой город
Он же
В общем, как-то на диво легко и прикольно нам там жилось, в Иркутске. Начать хотя бы с гостиницы - там два отеля в одном доме, с разных сторон - Орион и Вега.
Наша Вега смотрела лицом на стадион Политеха, по которому день и ночь кто-то бегал физкультурно, а если спуститься вдоль стадиона, пройти мимо высоченных общаг по бурьянам, пропылить по улочке среди дощатых заборов и домишек, спуститься в поле, перейти через железную дорогу - то прямо под косогором будет Ангара..
Ой, опять я загулялась. Гостиница домашняя, и хозяйка ее - Илона Владимировна, великолепная медлительная моложавая женщина. У нее - гигантский бюст, у нее - накладные ресницы тех же габаритов, у нее светлые локоны, улыбка. Квитанцию на заселение она заполняла час двадцать.
Иногда возле стойки Илоны маячил кавалер - с голым торсом, в удобных тренировочных штанах.
Каждый вечер она ждала нас на ресепшн и вопрошала - девочки, что на завтрак? Я умею делать из яиц все. Так что вам - яишницу или омлет?
И это таки да, была каждый раз совершенно одинаковая яишница с одинаковой бледной сосиской и пакетиком кетчупа. Но она вплывала в номер с подносом так величественно, как будто несла куриное фрикасе с апельсинами и пирожное «Исфахан».
Наталья, которая иногда сменяла Илону, умела варить - вау! - рисовую кашу.
Все плоскости гостиницы заставлены всякой керамической милотой - ежиками, лягушками, курочками, кувшинчиками, камешками, белочками, искусственными листиками.
В гостинице отваливались ручки и держатели душа - их должен был починить Илонин муж, но никак не мог приехать с дачи. Зато сияли - не пылинки - лягушки и ежи.
Илона говорила печально: вы когда поедете на Байкал - от Листвянки старайтесь подальше. Так там все… опошлили..
Пути
От гостиницы к центру было доехать на трамвае N1, прямо от конечной; и каждый раз, когда мы оказывалсь ввиду трамвайных путей, мы наблюдали какие-то поломки и ЧП, вагоновожатые и кондуктора выскакивали, переводили стрелки, пятили здоровый трамвай задом, прикрепляли к больному железным огромным костылем, или, наоборот, разгоняли в салоне дым, искали запасы песка, чтоб посыпать рельсы, потому что мокрая листва нарушала их электропроводность..
Короче, сплошной «трамвай ваще сломался!», очень драматично, не то , что в автобусе («автобус коммерческий, проезд 15 руб»).
А на всех-всех-всех деврях (на дверях табачных киосков и газетных лариков, в частности) были тблички ВХОД и ВЫХОД. А то вдруг посетитель не сориентируется. Иногда они, правда, были приспособлены наизнанку как-то.
Выход с улицы.
А вечером, возвращаясь после прогулок в Вегу мимо Политеха, мы смотрели в заветное окно на втором этаже - не поет ли их студенческий хор. И иногда он-таки пел! Здорово было так стоять на темном ветру, среди шелестящих листьев, смотреть, задрав голову, в светлое окно - и слушать.
Вообще много там уличной музыки - и какой-то хорошей, прям, часто бородатой, но иногда и неизвестной. Зато в автобусе до Листвянки такой залп попсы 90-х нас настиг - включая даже Машу Распутину! - что мы аж обалдели. Ну, говорят же, Листвянка - она опошленная..
А вот какой музыки мы не послушали - это мессы в соборе Богоматери, том самом, модерновом, который посвящен польским лесникам, лежащим в сибирских могилах (таинственная какая-то категория).
А какая там трогательная роспись настенная - в городе, а не в соборе. Какой Лермонтов, какой йог, какая Джоконда. А надписи все больше нематерные, а признательные в любви, к примеру. Или на трешке едешь когда от поселка Гидростроителей мимо длинного дощатого забора, читаешь: Танюша, жду тебя вечером на квартире после 8.
А занесло меня туда, к Гидростроителям, чтобы выкупить найденную (не мною) на Алибе книжку про Кювье. Единственный дождливый день был, а я тащилась к дамбе пешком, потому что длинный перерыв был в докладах, и удивлялась, до чего ж иркутяне презирают зонты, и как среди них много женщин в красных пальто разного кроя и оттенка.
Такой вот день
Дамба и море
А со всех остановок пристально смотрел на меня Кашпировский, гастроли которого рекламируют тысячи афиш. А свободное от Кашпировского пространство занято бумажками «МАТЕРИНСКИЙ КАПИТАЛ». Чего с ним предполагается делать, я так и не поняла.
А сколько разных там скульптур, в центре. Рядом с основателями Иркутска - безымянная группа детишек с воспитательницей; есть памятники Гайдаю, Распутину и Вампилову (за то, что тут жили), Александру толстому Третьему (за то, что протянул сюда Транссиб), байкальской нерпе (за то, что эндемик), корове (за вредность?), Музе (за полезность), Гагарину (чья голова торчит в круге скафандра, как голова Иоанна на блюде), Кошке (за то, что гуляет), Сперанскому (за то, что губернаторствовал), Жене декабриста (за то, что приехала), влюбленным (4 шт), Руке добра, Ленину...
Многие, кстати, скульптурки скапливаются в музеончики - эдакие скульптурные грибницы. Что хорошо - действительно, чтоб два раза не вставать.
И еще немножко не влезло)