Дима
С Димкой Герцевым я познакомилась на Камчатке.
Хмурое утро, послеполетная одурь, дорога на север, Сокоч, обязательные пирожки, вылезаем из кунга ГАЗ66 на перекур, мрачно изучаю персонажей очередного полевого отряда.
Среди прочих неизвестных - заросшая, совершенно киношная по мимике и характерности физиономия. Страшноватая что-то. Динка потом, когда увидала его в ГИНе, сказала: «Ну, этот такой.. Дед Ёг».
А это вовсе был Димка. Димуля, который мог починить и построить все что хочешь, кажется, мог сварить печку, а мог и суп гороховый или плов, наловить рыбы где ни попадя, питаться одною сгущенкой из-за язвы, и вовсе по этому поводу не ныть, играть на гитаре рок-н-ролльчик, тихонько, для себя, наколоть образцов, да их и определить, собрать-рассчитать-упаковать всю провизию на сезон, развести огонь из любых трухлявых щепок, подорваться на самый бредовый маршрут, чинить агрегат свой калий-аргоновый, фотографировать здорово, бубнить и ругаться на всех, вышучивать каждого, лаять на медведей, ориентироваться в тундре, собирать мебель и подключать технику, радоваться ландорикам, воспитывать молодежь, - человек-оркестр просто, человек-фундамент, человек-стропила. Веселый ворчун, добрый очень.
Как-то, вылетая на Срединный хребет из Мильково, среди рухляди в старом аэропорту нашли удостоверение члена профсоюза - и выдали Димке, так он стал Профсоюзом, высшим ругательным, разносительным и с-землей-сравнивательным скрипучим голосом в отряде.
И вот сердитый и грозный этот Профсоюз то подыскивает мне среди лабораторского хлама какие-то запчасти и матерьялы для изготовления арт-объектов (Что, Леонидовна, опять по помойкам рыться будешь?).
То вдруг соглашается отнести забытые сапоги Адам Степанычу на озеро Хангар (день пути от лагеря), и мы шлепаем через перевал, распугиваем медведей, считаем баранкоссы, хребтик-овраг-хребтик-овраг, ноги не ходят, конца краю-не видно (что, Леонидовна, опять за далью даль?) А потом мы доходим ввечеру, и Степаныч изумлятся, откуда мы взялись такие, с сапогами, и Димка над степанычевым борщом и Хортицей сияет, потому что одолел большой маршрут после тяжелой болезни, он тогда полгода по больницам провел.
Или ведет нас по мутным ручьям Шивелуча, с лопатой наперевес, бубня «На Камчатке реки есть, а рыбы нет!», а потом вдруг останавливается - «Михална, гляди, какой обрыв хороший, как раз для разреза»
Или по руслу сухого ручья идет перед «Уралом» с пилой в руках, освобождает дорогу для машины, визжит пила, рушатся стволы, ревет двигатель, битва!
Или рассказывает, как куда-то - в Забайкалье, что ли?- устраивался в геологическую партию маршрутным рабочим, но по причине раздолбайства начальников брал на себя организацию съемки, и сам в одиночные маршруты по три недели ходил на сплав, и на Таймыре как работал, и на Кольском.. А я слушаю и думаю - какая же крутая у него жизнь сложилась, хотя такая вроде бы невзрачная с виду, инженер в академическом институте - статус так себе.. Скромный, блин, труженик, работяга, не создавший нетленок, компаний и школ. Но все, что он делал - делал по совести, хоть пробы отбирал, хоть агрегаты свои налаживал, хоть на стройке вкалывал в 90-е. И такое недутое достоинство - может, оно от этого у человека появляется? Не амбиции и самоутвержденческие спазмы, нет, Димке они чужды были совсем, а достоинство и значительность? И, выходит, успех - не единственное мерило важности человеческой.
Этой осенью во Владике я углядела большой лозунг на склоне сопки «НЕ ТРУСЬ, С ТОБОЙ ПРОФСОЮЗ!», сфотографировала для Димки… А Профсоюз уже тогда болел, оказывается, только никто не знал.
Умер наш Димка на днях; рак, обнаруженный на четвертой стадии, 7 месяцев мучений.
И хочется не укоризны несправедливому мирозданью рассыпать, все уже отговорено, а просто не забывать, какой он был - классный, надежный и добрый. Настоящий.
Хмурое утро, послеполетная одурь, дорога на север, Сокоч, обязательные пирожки, вылезаем из кунга ГАЗ66 на перекур, мрачно изучаю персонажей очередного полевого отряда.
Среди прочих неизвестных - заросшая, совершенно киношная по мимике и характерности физиономия. Страшноватая что-то. Динка потом, когда увидала его в ГИНе, сказала: «Ну, этот такой.. Дед Ёг».
А это вовсе был Димка. Димуля, который мог починить и построить все что хочешь, кажется, мог сварить печку, а мог и суп гороховый или плов, наловить рыбы где ни попадя, питаться одною сгущенкой из-за язвы, и вовсе по этому поводу не ныть, играть на гитаре рок-н-ролльчик, тихонько, для себя, наколоть образцов, да их и определить, собрать-рассчитать-упаковать всю провизию на сезон, развести огонь из любых трухлявых щепок, подорваться на самый бредовый маршрут, чинить агрегат свой калий-аргоновый, фотографировать здорово, бубнить и ругаться на всех, вышучивать каждого, лаять на медведей, ориентироваться в тундре, собирать мебель и подключать технику, радоваться ландорикам, воспитывать молодежь, - человек-оркестр просто, человек-фундамент, человек-стропила. Веселый ворчун, добрый очень.
Как-то, вылетая на Срединный хребет из Мильково, среди рухляди в старом аэропорту нашли удостоверение члена профсоюза - и выдали Димке, так он стал Профсоюзом, высшим ругательным, разносительным и с-землей-сравнивательным скрипучим голосом в отряде.
И вот сердитый и грозный этот Профсоюз то подыскивает мне среди лабораторского хлама какие-то запчасти и матерьялы для изготовления арт-объектов (Что, Леонидовна, опять по помойкам рыться будешь?).
То вдруг соглашается отнести забытые сапоги Адам Степанычу на озеро Хангар (день пути от лагеря), и мы шлепаем через перевал, распугиваем медведей, считаем баранкоссы, хребтик-овраг-хребтик-овраг, ноги не ходят, конца краю-не видно (что, Леонидовна, опять за далью даль?) А потом мы доходим ввечеру, и Степаныч изумлятся, откуда мы взялись такие, с сапогами, и Димка над степанычевым борщом и Хортицей сияет, потому что одолел большой маршрут после тяжелой болезни, он тогда полгода по больницам провел.
Или ведет нас по мутным ручьям Шивелуча, с лопатой наперевес, бубня «На Камчатке реки есть, а рыбы нет!», а потом вдруг останавливается - «Михална, гляди, какой обрыв хороший, как раз для разреза»
Или по руслу сухого ручья идет перед «Уралом» с пилой в руках, освобождает дорогу для машины, визжит пила, рушатся стволы, ревет двигатель, битва!
Или рассказывает, как куда-то - в Забайкалье, что ли?- устраивался в геологическую партию маршрутным рабочим, но по причине раздолбайства начальников брал на себя организацию съемки, и сам в одиночные маршруты по три недели ходил на сплав, и на Таймыре как работал, и на Кольском.. А я слушаю и думаю - какая же крутая у него жизнь сложилась, хотя такая вроде бы невзрачная с виду, инженер в академическом институте - статус так себе.. Скромный, блин, труженик, работяга, не создавший нетленок, компаний и школ. Но все, что он делал - делал по совести, хоть пробы отбирал, хоть агрегаты свои налаживал, хоть на стройке вкалывал в 90-е. И такое недутое достоинство - может, оно от этого у человека появляется? Не амбиции и самоутвержденческие спазмы, нет, Димке они чужды были совсем, а достоинство и значительность? И, выходит, успех - не единственное мерило важности человеческой.
Этой осенью во Владике я углядела большой лозунг на склоне сопки «НЕ ТРУСЬ, С ТОБОЙ ПРОФСОЮЗ!», сфотографировала для Димки… А Профсоюз уже тогда болел, оказывается, только никто не знал.
Умер наш Димка на днях; рак, обнаруженный на четвертой стадии, 7 месяцев мучений.
И хочется не укоризны несправедливому мирозданью рассыпать, все уже отговорено, а просто не забывать, какой он был - классный, надежный и добрый. Настоящий.