Есть медленные показы, и они возносятся по красному цвету подобно самому маленькому. В нескольких цветах укрыта сила и злоба преднамеренного искажения. Он не может просто так взять и оставить положение стоя, которое не принуждает ни к чему, хотя и не даёт преференций. Он способен лишь искать прямое отделение в некоторой, давно уже истлевшей хризантеме. Древность её подобна сносимой жалости, которую можно слушать долго, но не получая при этом ни малейшего удовольствия. И об этом было сказано много. Бывали некоторые подсказки для ускоренного понимания. Бывало, приносили усечённые места для нескольких противных лекарств, которые, в общем-то, были полезны, хотя и неприятны. Приносили и подвинутые скатерти. Их движение было неосознанным и примитивным, было вызвано извне, и потому не обладало внутри-скатертьной логикой. Сама скатерть ничего не знала об этом движении, а просто страдала от того, что приходилось вот так, без изъяна и самотёка, но со знанием исторической справедливости, слоняться по правильным местам. Можно было слоняться и просто без дела, то есть по любым местам. Но тогда был бы неясен мотив такого рода непрекращающегося движения. У него, по-правде говоря, и имелось то всего ничего: надвигающаяся катастрофа как признак видения, слова окружающих как доказательство этого видения, и противоречие некоторой, для остальных всё ещё странной, но такой полюбившейся мелодии. О да, мелодия слышима всегда, при любом наклоне, потому что в распространении звука нет противоречий. Противостояние звука и накладного расхода происходит при участии человека. Всегда настолько искусственные вещи происходят с его ведома.
Reply
Leave a comment