Последнее младенчество
Как ни прекрасны малыши, думаю, после Луки, этого счастья мне больше не перепадет (до внуков, надеюсь, но это уже друая песня). Счастья вообще, говорят, нужно в меру, а младенческого счастья - тем более, с учетом цены, которую за него обычно приходится платить осчастливленным родителям.
Но пока Луке еще 8-11 месяцев (11 от рождения, а 8 от срока, когда он должен был бы родится) и это счастье еще окружает меня запахом теплой макушки, касаниями неумелых царапучих ручек, лучами улыбок, взглядами, от которых никогда не хочется отводить глаза, пока это все со мной, мне хочется забутылировать себе его на будущее, ну хотя бы маленький глоточек, хотя бы капельку или просто аромат этого дивного напитка на память.
Природа меня всегда поражает своей элегантной сложностью. Природа зачатия, рождения и роста малышей вызывает во мне полное благоговение и преклонение, смиренное признание своего непонимания и глубокое восхищение этим процессом. Наверное, я все-таки отчасти религиозна, просто в очень абстрактной "мета" форме.
Как это может быть, ну как? Чтобы из маленькой клеточки (тут вспоминается Бася, который иногда, любит поразмышлять, как через его писю могут пролезть те самые клеточки, из которых могут получиться малыши) получился эмбрион а потом и малыш. А из малыша - ребенок и подросток? Я часто в недоумении гляжу в лучистые коричнево-серые глаза Луки и пытаюсь уразуметь, как из этого человечека когда-нибудь сможет получится взрослый со своей судьбой, личностью, привычками... Удивительное и тревожное чувство. Тревожное, потому что мысль о будущем превращает блаженный момент в процесс, у которого было начало и будет конец.
Я помню, как-то раз, когда Лу был совсем еще крошкой, я сидела с ним в слинге в кафе и рассматривала пожилую пару за соседним столом. У женщины, лет 70-ти, вероятно, был инсульт, она сидела неподвижно, с замершим выражением лица в коляске, и ее спутник помогал ей пить кофе и есть пироженное, заболтиво обнимая ее за плечи. Несмотря на очевидную трогательность картины, мне было больно на них смотреть. Меня поразил контраст юности Луки с его миллиардами еще не раскрытых возможностей, удивительной способностью к заживлению, восстановлению и адаптации и этой картины старости, ее ригидности, болезненности, ограниченности, предвидением конца.
Когда на руках младенец, вся жизнь начинает определяться оперативом "защитить". И все же, от стольких вещей я никогда не смогу защитить своих детей. Старость - это только одна из них, наиболее неизбежная. Как сложно на волне безграничной любви и заботы, прижимая к груди это пухлявое, доверчивое, зависящее от меня создание, помнить об ограниченности моих родительских способностей. О том, что в конечном счете, лучше отпустить, чем всегда держать у себя; лучше научить быть сильным, чем всегда защищать; лучше разделить с ребенком боль, чем говорить, что боли нет.
Но не будем забегать вперед! Это все будет потом. Пока еще все это неважно. Разделить боль можно с кем-то, кого считаешь отдельным от себя, а мы с Лукой - одно целое. О, это потрясающее, божественное чувство. Чувство слияния в сильнейшей любви. Если очень повезет, его можно ненадолго испытать с мужчиной или с близким другом. А с младенцем оно есть всегда. Постоянно. Каждый день.
Странное устройство человеческой природы, обрекающее нас на постоянное одиночество и вечные попытки сбежать от него. Младенец - вот наиболее эффективное лекарство от одиночества. Приносит быстрое облегчение, обычно с не слишком тяжелыми побочными эффектами. Когда я работала с родителями, я с удивлением заметила, что многие мамы, переживающие в жизни тяжелое чувство депрессии, нехватки любви и одиночества, расцветают, когда у них появляется малыш. Он спасает их от одиночества и дарит им постоянное чувство совместности и всю любовь, на которую он способен (а это очень много). К сожалению, этот эффект недолговечен. Он проходит, когда малыш встает на ножки, говорит первое "нет!" и становится отдельным человеком. Испаряется блаженное чувство слияния первого года.
Но пока оно еще тут. Когда Лу берет на руки другой человек (даже если это папа или Роза), он начинает смотреть на меня глазами, полными отчаяния и непонимания: "Мама, я не уверен, что я смогу быть тут без тебя! Мы же - одно целое, зачем ты меня отдала?.. Возьми меня скорее назад!". Ничего, ничего, Лу, сиди там, а то мы с тобой так прирастем друг к другу, что с кровью будут отдирать, когда я на работу выйду.
Боже, какое это счастье, что я в своей жизни смогла испытать три раза это потрясающее чувство концентрированной любви и единства. Я знаю, что, как и любая мама, я за него заплатила вечно усталой спиной, ночными и дневными криками, отложенными на неопределенное потом мечтами, потрепанным телом, скукотой домашней работы. Но все равно мне хочется за него благодарить, как будто это - редкая привелегия: не просто пить эту микстуру любви по ложечке, а плавать и плескаться в ней изо дня в день. Обниматься, попискивая от радости и прижимаясь всем телом. Смотреть друг другу в глаза и хохотать, заигрывая, готовясь щекотаться, целоваться и кусаться. Шептать ему в ушко, чтобы он замер, прислушиваясь. Что-то напевать и чувствовать, как он прижимает ухо к груди, чтобы ощутить вибрацию привычного голоса. Снова крепко обнимать его и чувствовать, как он обмякает в объятии, видеть, как он жмурит от удовольствия глаза. Чувствовать, как теплая граница между его и моим телом тает. Целовать и покусывать вкусные розовые пальчики, нежные как кукурузные зернышки. Следить за его сосредоточенным и удивленным взглядом, когда каждый звук, каждый предмет узнается впервые.
Этого счастья мне еще несколько месяцев. До первых шагов, первых скандалов и криков "нет!" и "сам!". И до моего выхода на работу. Конечно, все щекотушки и обнимушки будут и потом еще долго, но все более и более дозированно и не в любое время. Тогда мама перестанет уже быть ВСЕМ МИРОМ и станет просто обычной любимой мамой, иногда ласковой и мягкой (ой, как Роза с Басей все еще любят рыться носом у меня в животе, приговаривая "какое жирное пузико"!), иногда сердитой и неприятной (не будем вдаваться в подробности о том, что тогда делают Роза и Бася). Тогда мне уже будет пора обратно во взрослый мир, где есть место одиночеству. Где каждое настоящее касание душ - золотая крупинка в большой реке повседневной жизни. Где нужно отводить глаза, чтобы собеседник не заглянул слишком глубоко. Где, чтобы тебя поняли, нужно хорошо объяснить. Где касание - нарушение личного пространства. Где, если хочешь, чтобы тебя любили - будь хорошей девочкой. Где за свою свободу самой принимать решения и самостоятельно стоять на ногах я плачу заранее установленную цену - одиночеством.
Зима и весна 2006-2007
Осень и зима 2011
Весна и лето 2017
Но пока Луке еще 8-11 месяцев (11 от рождения, а 8 от срока, когда он должен был бы родится) и это счастье еще окружает меня запахом теплой макушки, касаниями неумелых царапучих ручек, лучами улыбок, взглядами, от которых никогда не хочется отводить глаза, пока это все со мной, мне хочется забутылировать себе его на будущее, ну хотя бы маленький глоточек, хотя бы капельку или просто аромат этого дивного напитка на память.
Природа меня всегда поражает своей элегантной сложностью. Природа зачатия, рождения и роста малышей вызывает во мне полное благоговение и преклонение, смиренное признание своего непонимания и глубокое восхищение этим процессом. Наверное, я все-таки отчасти религиозна, просто в очень абстрактной "мета" форме.
Как это может быть, ну как? Чтобы из маленькой клеточки (тут вспоминается Бася, который иногда, любит поразмышлять, как через его писю могут пролезть те самые клеточки, из которых могут получиться малыши) получился эмбрион а потом и малыш. А из малыша - ребенок и подросток? Я часто в недоумении гляжу в лучистые коричнево-серые глаза Луки и пытаюсь уразуметь, как из этого человечека когда-нибудь сможет получится взрослый со своей судьбой, личностью, привычками... Удивительное и тревожное чувство. Тревожное, потому что мысль о будущем превращает блаженный момент в процесс, у которого было начало и будет конец.
Я помню, как-то раз, когда Лу был совсем еще крошкой, я сидела с ним в слинге в кафе и рассматривала пожилую пару за соседним столом. У женщины, лет 70-ти, вероятно, был инсульт, она сидела неподвижно, с замершим выражением лица в коляске, и ее спутник помогал ей пить кофе и есть пироженное, заболтиво обнимая ее за плечи. Несмотря на очевидную трогательность картины, мне было больно на них смотреть. Меня поразил контраст юности Луки с его миллиардами еще не раскрытых возможностей, удивительной способностью к заживлению, восстановлению и адаптации и этой картины старости, ее ригидности, болезненности, ограниченности, предвидением конца.
Когда на руках младенец, вся жизнь начинает определяться оперативом "защитить". И все же, от стольких вещей я никогда не смогу защитить своих детей. Старость - это только одна из них, наиболее неизбежная. Как сложно на волне безграничной любви и заботы, прижимая к груди это пухлявое, доверчивое, зависящее от меня создание, помнить об ограниченности моих родительских способностей. О том, что в конечном счете, лучше отпустить, чем всегда держать у себя; лучше научить быть сильным, чем всегда защищать; лучше разделить с ребенком боль, чем говорить, что боли нет.
Но не будем забегать вперед! Это все будет потом. Пока еще все это неважно. Разделить боль можно с кем-то, кого считаешь отдельным от себя, а мы с Лукой - одно целое. О, это потрясающее, божественное чувство. Чувство слияния в сильнейшей любви. Если очень повезет, его можно ненадолго испытать с мужчиной или с близким другом. А с младенцем оно есть всегда. Постоянно. Каждый день.
Странное устройство человеческой природы, обрекающее нас на постоянное одиночество и вечные попытки сбежать от него. Младенец - вот наиболее эффективное лекарство от одиночества. Приносит быстрое облегчение, обычно с не слишком тяжелыми побочными эффектами. Когда я работала с родителями, я с удивлением заметила, что многие мамы, переживающие в жизни тяжелое чувство депрессии, нехватки любви и одиночества, расцветают, когда у них появляется малыш. Он спасает их от одиночества и дарит им постоянное чувство совместности и всю любовь, на которую он способен (а это очень много). К сожалению, этот эффект недолговечен. Он проходит, когда малыш встает на ножки, говорит первое "нет!" и становится отдельным человеком. Испаряется блаженное чувство слияния первого года.
Но пока оно еще тут. Когда Лу берет на руки другой человек (даже если это папа или Роза), он начинает смотреть на меня глазами, полными отчаяния и непонимания: "Мама, я не уверен, что я смогу быть тут без тебя! Мы же - одно целое, зачем ты меня отдала?.. Возьми меня скорее назад!". Ничего, ничего, Лу, сиди там, а то мы с тобой так прирастем друг к другу, что с кровью будут отдирать, когда я на работу выйду.
Боже, какое это счастье, что я в своей жизни смогла испытать три раза это потрясающее чувство концентрированной любви и единства. Я знаю, что, как и любая мама, я за него заплатила вечно усталой спиной, ночными и дневными криками, отложенными на неопределенное потом мечтами, потрепанным телом, скукотой домашней работы. Но все равно мне хочется за него благодарить, как будто это - редкая привелегия: не просто пить эту микстуру любви по ложечке, а плавать и плескаться в ней изо дня в день. Обниматься, попискивая от радости и прижимаясь всем телом. Смотреть друг другу в глаза и хохотать, заигрывая, готовясь щекотаться, целоваться и кусаться. Шептать ему в ушко, чтобы он замер, прислушиваясь. Что-то напевать и чувствовать, как он прижимает ухо к груди, чтобы ощутить вибрацию привычного голоса. Снова крепко обнимать его и чувствовать, как он обмякает в объятии, видеть, как он жмурит от удовольствия глаза. Чувствовать, как теплая граница между его и моим телом тает. Целовать и покусывать вкусные розовые пальчики, нежные как кукурузные зернышки. Следить за его сосредоточенным и удивленным взглядом, когда каждый звук, каждый предмет узнается впервые.
Этого счастья мне еще несколько месяцев. До первых шагов, первых скандалов и криков "нет!" и "сам!". И до моего выхода на работу. Конечно, все щекотушки и обнимушки будут и потом еще долго, но все более и более дозированно и не в любое время. Тогда мама перестанет уже быть ВСЕМ МИРОМ и станет просто обычной любимой мамой, иногда ласковой и мягкой (ой, как Роза с Басей все еще любят рыться носом у меня в животе, приговаривая "какое жирное пузико"!), иногда сердитой и неприятной (не будем вдаваться в подробности о том, что тогда делают Роза и Бася). Тогда мне уже будет пора обратно во взрослый мир, где есть место одиночеству. Где каждое настоящее касание душ - золотая крупинка в большой реке повседневной жизни. Где нужно отводить глаза, чтобы собеседник не заглянул слишком глубоко. Где, чтобы тебя поняли, нужно хорошо объяснить. Где касание - нарушение личного пространства. Где, если хочешь, чтобы тебя любили - будь хорошей девочкой. Где за свою свободу самой принимать решения и самостоятельно стоять на ногах я плачу заранее установленную цену - одиночеством.
Зима и весна 2006-2007
Осень и зима 2011
Весна и лето 2017