Интервью с Захаром Прилепиным
Захар Прилепин рассказал о книге, которую готовит к изданию и ответил на вопросы участников открытой встречи в Академии кинематографического и театрального искусство Н.С.Михалкова.
З.П.: В книге «Взвод: офицеры и ополченцы русской литературы» десять основных персонажей, в основном поэты, которые были военными. И Пушкин, который не был военным, но без него книга была бы не полной. А предмет спора возник в связи с событиями на Донбассе, к которым я имел отношение как военкор и публицист. Николай Карлович Сванидзе как-то написал «Захар Прилепин слишком болеет войной, не надо путать каждую войну с отечественной» и я сначала хотел написать статью, но статей столько каждый день пишется, решил что-то серьезнее писать.
Вот Пушкин. Сколько всего можно писать о нем, на каждую тему есть книга и не одна, а на тему войны - нет. У всех персонажей, о которых я пишу, темы войны проходят по касательной. У Чаадаева может три странички, Шишков - адмирал, но в биографии три абзаца. Пушкин войной «болел». После Екатерины Второй служба уже не была обязательной и, пользуясь положением, многие поэты и писатели могли бы на военную службу не идти. Но я посчитал, до событий семнадцатого года 68 литераторов первого и второго ряда были профессиональными военными.
Чаадаев вместе с Денисом Давыдовым служили в гусарском полку и, кстати, об этом никогда не писали. Гусарский полк был самый престижный, гусары были обязаны иметь лучшую форму, лучших коней, лучшую ложу в театре. У Чаадаева родители умерли, когда он был совсем молодой, оставили наследство, и он мог себе это позволить. Пушкин с ним советовался, хотел тоже пойти в гусары, Чаадаев его отговаривал. Но остановил Пушкина отец, у него просто не было столько денег, чтобы содержать Пушкина в гусарском полку.
Следующая история уже в 1820 году, царь дал Пушкину тысячу рублей и отправил его на несколько лет «в ссылку», в Кишинев, в Одессу, в Михайловское. В тот момент в Турции начались сепаратистские настроении, греки хотели отделиться и Пушкин очень вдохновился этим. Военные ждали, что Император отдаст приказ о поддержке Греческого восстания в Турции, но Император восстание не поддержал, и Пушкину опять не повезло попасть на войну.
Пушкин восторженно писал о декабристах, вдохновлял их своими стихами, а после подавления восстания, казни и заточения в тюрьмы его друзей, он страдал, что не может разделить с ними участь. Но уже через три года Пушкин вместе с Вяземским, еще одним героем книги, решил отправиться на войну с Турцией. И это не противоречило друг другу. Декабристов - жалко, но война войной и надо Родину защищать. Они ждали вызов в армию, но их решили не звать. Они так мучились, не попав на войну, что начали пьянствовать, какие-то девушки распутные появились, потом об этом писали доносы, и это привело к неприятностям.
Где-то, наверное, в 1829 году, Пушкин решил отправиться самоволкой на Кавказский фронт Турецкой войны. И те, кто его тогда видел, конечно, видели, что он был необычайно вдохновленный. Приехали в штаб, сели выпивать, а тут тревога. А Пушкина - нет. Начали искать, а Пушкин, впереди казаков, бежит с шашкой наголо. А представляете, казаки как это восприняли, впереди них темнокожий Пушкин на коне.
Он там пробыл около трех месяцев. По приезду писал Бенкендорфу «я пробыл то ли в качестве солдата, то ли в качестве путешественника».
Поэтому, несмотря на то, что Пушкин не был в полной мере военным, он сквозит рядом с другими поэтами. А остальные герои все воевали. Причем не просто в войне 1812, а во всём подряд, а тогда постоянно воевали. В 1808 году Россия, как сейчас говорят, аннексировала Швецию, кавказские войны, русско-польские войны, везде «кочевали» российские писатели.
Ещё один герой книги Петр Вяземский, на протяжении его жизненного пути прослеживаются все пути эволюции взглядов. Род Вяземских идет от Рюриковичей, от Владимира Мономаха, но в нем были замешены ирландские корни, он свободно говорил на нескольких языках и видимо какие-то свободные либеральные взгляды передались ему с кровью матери. Он отправляется в Польшу и с восторгом поддерживает их сепаратистские настроение, но в итоге его из Польши убрали, слишком он желал ей свободы. Но уже следующее польское восстание он не поддерживает. Накануне Крымской войны он побывал в Европе на территории Германии, Франции, почитал западную прессу на их языке, увидел множество карикатур, на то, что происходит у нас в России, и тогда он поменял свое мировоззрение к западникам.
И когда смотришь на то, что было тогда, понимаешь, как все отражается в дне сегодняшнем. По событиям позапрошлого века можно описывать современность.
Конечно, поэты не обязаны писать про войну, никаких законов на этот счет нет. Но если оглянуться в это разноголосое поле русской поэзии, то, что становится классикой русской поэзии, это связано с чувством сопричастности к своему народу. Люди выбирают себе для сердечного чувства родню - так они выбирают и Пушкина, и Есенина, которые слово за них замолвили и здесь, на земле, и, возможно, на небе.
На исходе Золотого века возникла поэзия сатирического, народнического, гражданского толка - круг Герцена. Одной из силовых линий поэзии XIX века была проповедь индивидуализма, прав личности вне государства, вне войны, вне политики. Поэзия дня нынешнего на девяносто процентов обращена к вирусам Серебряного века, к личностным свободам. А государственный взгляд, это Золотой век - мы вообще забыли. Последовательниц Цветаевой и Ахматовой у нас огромное количество, а наследников Гумилева и Маяковского гораздо меньше. Военный, рабочий, крестьянин из поэзии извлечен, остался поэт с метаниями его души. Я называю это проблемой заусенца - поэт описывает, как разнообразно у него палец болит. Сейчас средний уровень словесного жонглерства и по форме, и по ритму и по рифме - чрезвычайно высок. Но при этом нет никого, кого можно было бы сравнить с Цветаевой, Ахматовой, Есениным или Маяковским. У них находилось место исканиям космическим, богоборчеству, боголюбию, Анне Снегиной, Емельяну Пугачеву, Владимиру Ленину, «белым», «красным». Те поэты смотрели изнутри, вокруг и сверху на человека.
Сейчас сузилась сама зона ответственности русского поэта. Но поэт вне политики - как это? Что значит эта прекрасная фраза? Вот представьте, родился поэт во времена татаро-монгольского ига и говорит, а не хочу я о войне писать, буду не «Слово о полку Игореве» писать, а о любимой, о цветочках, ну и кто потом вспомнит этого поэта?
Прежде, чем начать писать «Взвод: офицеры и ополченцы русской литературы», я изучил триста пятьдесят четыре книги и, конечно, не только про войну, но и про любовь и про разводы и про всё, а там столько пересечений! По одной дороге ехал на Кавказ один поэт, а по другой дороге оттуда в это же время возвращается другой поэт, то они в Крыму встречаются, иногда кажется, что в то время было всего человек двести и все они ездили по одним и тем же местам. И пока я все это изучал, герои постепенно начали оживать. Я с ними подружился, я с ними разговаривал.
Вопрос из зала: а вы пишите стихи?
З.П.: Стихи я писал в юности, последний написал во второй чеченско-дагестанской командировке в 1999 году, в 24 года. Все мои стихи есть в книге «Грех». Я очень уважаю взрослых поэтов, которые могут писать стихи. Но сам я как-то стыдливо на себя смотрю, как будто чем-то неприличным должен заниматься. Взрослый мужик, 85 килограмм, четверо детей и вот будешь стихи рифмовать. С прозой проще - веду рассказ.
Вопрос из зала: где вы находите своё вдохновение?
З.П.: У меня много детей, все они просыпаются в разное время и они осуществляют мой тайминг. Их нужно накормить, отправить гулять, некоторые мои знакомые считают, что дети мешают вдохновению, мне не мешают. Вдохновение - это когда ты точно знаешь, что через час проснется следующий ребёнок. И у тебя есть час, чтобы поработать.
Вопрос из зала: расскажите о вашей работе с Кириллом Серебрянниковым.
З.П.: Кирилл Серебрянников поставил спектакль «Отморозки» по «Саньке», премьера была в Германии. И тогда Кирилл как-то сотрудничал с Единой Россией, а я как раз считался оппозиционером и тогда меня спрашивали, а как же вы с ним работаете, он же провластный. А теперь пару лет прошло, ни я, ни Кирилл Серебрянников не изменились, но теперь меня спрашивают наоборот, мол, я власть поддерживаю, а он весь такой оппозиционер и хипстер. У нас с ним кислотно-щелочной баланс (смеется). Кирилл поставил «Саньку» и немцы поставили «Саньку» и это очень интересно.
Я никогда не вмешиваюсь ни на этапе постановки, ни на репетиции не хожу, я смотрю на спектакль просто как зритель.
Что касается кино, права на «Саньку» я три раза продавал. Первый раз попытались-попытались, но вернули, не давали снимать, политическая ситуация была не та. Потом второй раз продал, политическая ситуация поменялась, но теперь уже по другой причине нельзя было снимать и опять вернули. И я, конечно, не переживаю, мол «зарубают мой фильм» (смеется). Ну не снимают, ну я понимаю, почему сейчас нельзя то или то ставить, и я не обижаюсь.
Только Алексей Учитель меня поставил. «Восьмерка», он звал меня переписать сценарий, но я отказался, я уже пережил эту книгу и не хотел ещё раз все это переживать. И он пригласил сценариста Александра Миндадзе, а он уже пожилой человек и они там какие-то слова в диалогах сделали, которыми сейчас ну никто не говорит и я когда увидел, сказал, конечно, об этом и мы потом поработали вместе над ними. Но может через десять лет так, как сейчас говорят, не будут говорить, и это не будет иметь значения. Я считаю, что фильм делает художник и у него может быть свое видение.
Вопрос из зала: как возникла идея создания «Изборского клуба»?
З.П.: Я в свое время уволился с завода и работал в фирме, которой руководил в то время Кириенко. У него была хорошая традиция, он всегда вокруг себя собирал такие круглые столы и обсуждения, и мне было очень интересно за всем этим наблюдать. Но тогда обсуждались другие темы, а мне захотелось что-то подобное сделать о литературе, о культуре. И вот в 2012-ом году собрались общественные деятели патриотической направленности, нам помог губернатор Псковской области, Александр Андреевич Проханов стал председателем и создали такой клуб.
Вопрос из зала: Вы ведете две программы на телевидении, вы приглашали людей, так скажем, противоположных с вами взглядов и кто-нибудь к вам отказывался приходить?
З.П.: Программа «Соль» про музыку, отказались Би-2 и Браво, больше никто не отказывал. А «Чай с Захаром» это уже не про музыку, а про литературу. Так бы я не со всеми мог поговорить, а на передачу пригласить могу и, конечно, для меня это счастья, просто общаться с этими людьми. А если говорить про противоположные взгляды, то кого звать? Подскажите? Акунин - уехал, Пархомов - уехал, Улицкая не придет, Виктор Шендерович уехал в Киев, если вернётся - позову, очень интересно узнать как там у них свобода слова.
Вопрос из зала: планируете ли вы делать фестиваль «Традиция» регулярным?
З.П.: Мы в свое время провели фестиваль «Традиция», там были Александр Скляр, Эдуард Лимонов, Евгений Водолазкин, Анатолий Вассерман, Сергей Шаргунов и многие другие и у очень большого количества людей это вызвало энтузиазм, что сколько хороших людей собралось, которые не уезжают из России. И решили сделать постоянное место, где мы сможем регулярно собираться. У Эмира Кустурицы в Сербии этнодеревня Древоград и мы решили сделать нечто подобное у нас в Подмосковье - площадку для выступлений и избы, где можно было бы остаться на ночь, и баньку. По сути это парк-отель с атмосферой в русском стиле, с русской кухней, самоваром, кузницей, в планах построить «литературную деревню». Такое место, где молодые художники, режиссеры, у которых пока нет денег, могли бы показать свои работы. Семьи с детьми могли бы приехать на природу отдохнуть. Что-то из мероприятий будет открыто, что-то - по билетам или для своих. Будем проводить фестиваль типа «Традиции». Мы только кинули весть об этом, а моя почта уже кипит от писем людей, которые хотят в этом поучаствовать. Надо строить свою жизнь по лучшим проявлениям человеческой природы. И она есть у нас. И если Бог дал нам и такую территорию, и тысячелетнюю историю и такую богатую культуру, значит, мы это заслужили.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от стенограммы интервью.
З.П.: В книге «Взвод: офицеры и ополченцы русской литературы» десять основных персонажей, в основном поэты, которые были военными. И Пушкин, который не был военным, но без него книга была бы не полной. А предмет спора возник в связи с событиями на Донбассе, к которым я имел отношение как военкор и публицист. Николай Карлович Сванидзе как-то написал «Захар Прилепин слишком болеет войной, не надо путать каждую войну с отечественной» и я сначала хотел написать статью, но статей столько каждый день пишется, решил что-то серьезнее писать.
Вот Пушкин. Сколько всего можно писать о нем, на каждую тему есть книга и не одна, а на тему войны - нет. У всех персонажей, о которых я пишу, темы войны проходят по касательной. У Чаадаева может три странички, Шишков - адмирал, но в биографии три абзаца. Пушкин войной «болел». После Екатерины Второй служба уже не была обязательной и, пользуясь положением, многие поэты и писатели могли бы на военную службу не идти. Но я посчитал, до событий семнадцатого года 68 литераторов первого и второго ряда были профессиональными военными.
Чаадаев вместе с Денисом Давыдовым служили в гусарском полку и, кстати, об этом никогда не писали. Гусарский полк был самый престижный, гусары были обязаны иметь лучшую форму, лучших коней, лучшую ложу в театре. У Чаадаева родители умерли, когда он был совсем молодой, оставили наследство, и он мог себе это позволить. Пушкин с ним советовался, хотел тоже пойти в гусары, Чаадаев его отговаривал. Но остановил Пушкина отец, у него просто не было столько денег, чтобы содержать Пушкина в гусарском полку.
Следующая история уже в 1820 году, царь дал Пушкину тысячу рублей и отправил его на несколько лет «в ссылку», в Кишинев, в Одессу, в Михайловское. В тот момент в Турции начались сепаратистские настроении, греки хотели отделиться и Пушкин очень вдохновился этим. Военные ждали, что Император отдаст приказ о поддержке Греческого восстания в Турции, но Император восстание не поддержал, и Пушкину опять не повезло попасть на войну.
Пушкин восторженно писал о декабристах, вдохновлял их своими стихами, а после подавления восстания, казни и заточения в тюрьмы его друзей, он страдал, что не может разделить с ними участь. Но уже через три года Пушкин вместе с Вяземским, еще одним героем книги, решил отправиться на войну с Турцией. И это не противоречило друг другу. Декабристов - жалко, но война войной и надо Родину защищать. Они ждали вызов в армию, но их решили не звать. Они так мучились, не попав на войну, что начали пьянствовать, какие-то девушки распутные появились, потом об этом писали доносы, и это привело к неприятностям.
Где-то, наверное, в 1829 году, Пушкин решил отправиться самоволкой на Кавказский фронт Турецкой войны. И те, кто его тогда видел, конечно, видели, что он был необычайно вдохновленный. Приехали в штаб, сели выпивать, а тут тревога. А Пушкина - нет. Начали искать, а Пушкин, впереди казаков, бежит с шашкой наголо. А представляете, казаки как это восприняли, впереди них темнокожий Пушкин на коне.
Он там пробыл около трех месяцев. По приезду писал Бенкендорфу «я пробыл то ли в качестве солдата, то ли в качестве путешественника».
Поэтому, несмотря на то, что Пушкин не был в полной мере военным, он сквозит рядом с другими поэтами. А остальные герои все воевали. Причем не просто в войне 1812, а во всём подряд, а тогда постоянно воевали. В 1808 году Россия, как сейчас говорят, аннексировала Швецию, кавказские войны, русско-польские войны, везде «кочевали» российские писатели.
Ещё один герой книги Петр Вяземский, на протяжении его жизненного пути прослеживаются все пути эволюции взглядов. Род Вяземских идет от Рюриковичей, от Владимира Мономаха, но в нем были замешены ирландские корни, он свободно говорил на нескольких языках и видимо какие-то свободные либеральные взгляды передались ему с кровью матери. Он отправляется в Польшу и с восторгом поддерживает их сепаратистские настроение, но в итоге его из Польши убрали, слишком он желал ей свободы. Но уже следующее польское восстание он не поддерживает. Накануне Крымской войны он побывал в Европе на территории Германии, Франции, почитал западную прессу на их языке, увидел множество карикатур, на то, что происходит у нас в России, и тогда он поменял свое мировоззрение к западникам.
И когда смотришь на то, что было тогда, понимаешь, как все отражается в дне сегодняшнем. По событиям позапрошлого века можно описывать современность.
Конечно, поэты не обязаны писать про войну, никаких законов на этот счет нет. Но если оглянуться в это разноголосое поле русской поэзии, то, что становится классикой русской поэзии, это связано с чувством сопричастности к своему народу. Люди выбирают себе для сердечного чувства родню - так они выбирают и Пушкина, и Есенина, которые слово за них замолвили и здесь, на земле, и, возможно, на небе.
На исходе Золотого века возникла поэзия сатирического, народнического, гражданского толка - круг Герцена. Одной из силовых линий поэзии XIX века была проповедь индивидуализма, прав личности вне государства, вне войны, вне политики. Поэзия дня нынешнего на девяносто процентов обращена к вирусам Серебряного века, к личностным свободам. А государственный взгляд, это Золотой век - мы вообще забыли. Последовательниц Цветаевой и Ахматовой у нас огромное количество, а наследников Гумилева и Маяковского гораздо меньше. Военный, рабочий, крестьянин из поэзии извлечен, остался поэт с метаниями его души. Я называю это проблемой заусенца - поэт описывает, как разнообразно у него палец болит. Сейчас средний уровень словесного жонглерства и по форме, и по ритму и по рифме - чрезвычайно высок. Но при этом нет никого, кого можно было бы сравнить с Цветаевой, Ахматовой, Есениным или Маяковским. У них находилось место исканиям космическим, богоборчеству, боголюбию, Анне Снегиной, Емельяну Пугачеву, Владимиру Ленину, «белым», «красным». Те поэты смотрели изнутри, вокруг и сверху на человека.
Сейчас сузилась сама зона ответственности русского поэта. Но поэт вне политики - как это? Что значит эта прекрасная фраза? Вот представьте, родился поэт во времена татаро-монгольского ига и говорит, а не хочу я о войне писать, буду не «Слово о полку Игореве» писать, а о любимой, о цветочках, ну и кто потом вспомнит этого поэта?
Прежде, чем начать писать «Взвод: офицеры и ополченцы русской литературы», я изучил триста пятьдесят четыре книги и, конечно, не только про войну, но и про любовь и про разводы и про всё, а там столько пересечений! По одной дороге ехал на Кавказ один поэт, а по другой дороге оттуда в это же время возвращается другой поэт, то они в Крыму встречаются, иногда кажется, что в то время было всего человек двести и все они ездили по одним и тем же местам. И пока я все это изучал, герои постепенно начали оживать. Я с ними подружился, я с ними разговаривал.
Вопрос из зала: а вы пишите стихи?
З.П.: Стихи я писал в юности, последний написал во второй чеченско-дагестанской командировке в 1999 году, в 24 года. Все мои стихи есть в книге «Грех». Я очень уважаю взрослых поэтов, которые могут писать стихи. Но сам я как-то стыдливо на себя смотрю, как будто чем-то неприличным должен заниматься. Взрослый мужик, 85 килограмм, четверо детей и вот будешь стихи рифмовать. С прозой проще - веду рассказ.
Вопрос из зала: где вы находите своё вдохновение?
З.П.: У меня много детей, все они просыпаются в разное время и они осуществляют мой тайминг. Их нужно накормить, отправить гулять, некоторые мои знакомые считают, что дети мешают вдохновению, мне не мешают. Вдохновение - это когда ты точно знаешь, что через час проснется следующий ребёнок. И у тебя есть час, чтобы поработать.
Вопрос из зала: расскажите о вашей работе с Кириллом Серебрянниковым.
З.П.: Кирилл Серебрянников поставил спектакль «Отморозки» по «Саньке», премьера была в Германии. И тогда Кирилл как-то сотрудничал с Единой Россией, а я как раз считался оппозиционером и тогда меня спрашивали, а как же вы с ним работаете, он же провластный. А теперь пару лет прошло, ни я, ни Кирилл Серебрянников не изменились, но теперь меня спрашивают наоборот, мол, я власть поддерживаю, а он весь такой оппозиционер и хипстер. У нас с ним кислотно-щелочной баланс (смеется). Кирилл поставил «Саньку» и немцы поставили «Саньку» и это очень интересно.
Я никогда не вмешиваюсь ни на этапе постановки, ни на репетиции не хожу, я смотрю на спектакль просто как зритель.
Что касается кино, права на «Саньку» я три раза продавал. Первый раз попытались-попытались, но вернули, не давали снимать, политическая ситуация была не та. Потом второй раз продал, политическая ситуация поменялась, но теперь уже по другой причине нельзя было снимать и опять вернули. И я, конечно, не переживаю, мол «зарубают мой фильм» (смеется). Ну не снимают, ну я понимаю, почему сейчас нельзя то или то ставить, и я не обижаюсь.
Только Алексей Учитель меня поставил. «Восьмерка», он звал меня переписать сценарий, но я отказался, я уже пережил эту книгу и не хотел ещё раз все это переживать. И он пригласил сценариста Александра Миндадзе, а он уже пожилой человек и они там какие-то слова в диалогах сделали, которыми сейчас ну никто не говорит и я когда увидел, сказал, конечно, об этом и мы потом поработали вместе над ними. Но может через десять лет так, как сейчас говорят, не будут говорить, и это не будет иметь значения. Я считаю, что фильм делает художник и у него может быть свое видение.
Вопрос из зала: как возникла идея создания «Изборского клуба»?
З.П.: Я в свое время уволился с завода и работал в фирме, которой руководил в то время Кириенко. У него была хорошая традиция, он всегда вокруг себя собирал такие круглые столы и обсуждения, и мне было очень интересно за всем этим наблюдать. Но тогда обсуждались другие темы, а мне захотелось что-то подобное сделать о литературе, о культуре. И вот в 2012-ом году собрались общественные деятели патриотической направленности, нам помог губернатор Псковской области, Александр Андреевич Проханов стал председателем и создали такой клуб.
Вопрос из зала: Вы ведете две программы на телевидении, вы приглашали людей, так скажем, противоположных с вами взглядов и кто-нибудь к вам отказывался приходить?
З.П.: Программа «Соль» про музыку, отказались Би-2 и Браво, больше никто не отказывал. А «Чай с Захаром» это уже не про музыку, а про литературу. Так бы я не со всеми мог поговорить, а на передачу пригласить могу и, конечно, для меня это счастья, просто общаться с этими людьми. А если говорить про противоположные взгляды, то кого звать? Подскажите? Акунин - уехал, Пархомов - уехал, Улицкая не придет, Виктор Шендерович уехал в Киев, если вернётся - позову, очень интересно узнать как там у них свобода слова.
Вопрос из зала: планируете ли вы делать фестиваль «Традиция» регулярным?
З.П.: Мы в свое время провели фестиваль «Традиция», там были Александр Скляр, Эдуард Лимонов, Евгений Водолазкин, Анатолий Вассерман, Сергей Шаргунов и многие другие и у очень большого количества людей это вызвало энтузиазм, что сколько хороших людей собралось, которые не уезжают из России. И решили сделать постоянное место, где мы сможем регулярно собираться. У Эмира Кустурицы в Сербии этнодеревня Древоград и мы решили сделать нечто подобное у нас в Подмосковье - площадку для выступлений и избы, где можно было бы остаться на ночь, и баньку. По сути это парк-отель с атмосферой в русском стиле, с русской кухней, самоваром, кузницей, в планах построить «литературную деревню». Такое место, где молодые художники, режиссеры, у которых пока нет денег, могли бы показать свои работы. Семьи с детьми могли бы приехать на природу отдохнуть. Что-то из мероприятий будет открыто, что-то - по билетам или для своих. Будем проводить фестиваль типа «Традиции». Мы только кинули весть об этом, а моя почта уже кипит от писем людей, которые хотят в этом поучаствовать. Надо строить свою жизнь по лучшим проявлениям человеческой природы. И она есть у нас. И если Бог дал нам и такую территорию, и тысячелетнюю историю и такую богатую культуру, значит, мы это заслужили.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от стенограммы интервью.