Янтарь
Таня перебирает мелочь в кармане. Монетки звенят как дешевые колокольчики. Этот звук не успокаивает, наоборот, он раздражает, помогает прийти в себя. Раньше помогал, по крайней мере. Монеты приятно давят на пальцы, постепенно теплеют, как будто в кармане не мертвые деньги, а живые питомцы.
Уже десять минут Таня стоит на перекрестке и смотрит в пустоту, которая отделяет ее тонкой пленкой от остального мира. Непонятно, как сейчас идти домой, - мысли в голове перетекают одна в другую, - мимо мусорки или через ворота? Или вообще сделать круг и пройти через спортплощадку? Кажется, сейчас нет важнее выбора. Такое чувство, что от него зависит вся жизнь, прошлое и будущее сплелись здесь, в этом моменте, на перекрестке двух небольших улиц, вплели в себя оранжевый свет фонарей, шум машин, лай собак за забором, спутались в один тугой узел, и выбор дорог либо запутает его еще больше, либо наконец развяжет.
Глупость какая, думает Таня. И стоит на месте.
Дзиньк! - монеты издают слишком громкий и неприятный звук. Таня машет головой влево-вправо, чтобы избавиться от ступора, и ей видится, как с волос слетают янтарный капли, тяжелые, вязкие, сияющие в оранжевом свете фонарей, они падают в кучу желтых листьев. Таня остается на месте.
После смерти бабушки ей постоянно чудится пыльный янтарь - в отражениях, в опавших листьях, в фонарях - везде янтарь, его спокойный блеск, и она, застрявшая в нем, как мошка. Здесь нет боли и страха, но и смысла нет. И все так медленно. Тане все равно, но ее внутреннему автопилоту, который функционировал последнюю неделю за нее, не очень нравится вязкость янтарного мира. Сама Таня вся это время стояла в стороне и наблюдала, как автопилот успокаивал маму, ездил с ней в морг, помогал выбирать гроб, принимал соболезнования от друзей и знакомых, постоянно говорил маме: "Давай не будем о том, что было бы, если б мы ее положили в больницу. Все уже случилось. Ну приехала бы ты во вторник, это вряд ли помогло бы. И ты бы не уговорила ее вызвать "скорую", она ж упрямая была жутко. Не сделали, значит не смогли. И все."
"Все уже случилось", - говорил автопилот самой Тане, заставляя ее тело принимать душ, чистить зубы, одеваться, есть и пить. "Все уже случилось, ты была в другом городе, не могла помочь, а бабушка сама всегда себя упрямым козерогом называла, ты же знаешь", - шептал он на ночь вместо колыбельной. "Да знаю, - думала Таня, - все нормально же, зачем он мне это говорит?", - и переворачивалась на другой бок.
Но сегодня янтарь особенно густой.
Он поглотил обоих - и автопилота, и Таню. Возможно, причина густоты янтаря - ее душевнобольной дядя, который сегодня плакал, что бабушка, его мама, была жива, когда ее увозили, и все это чудовищная ошибка; или дело в дожде, который так и не пошел сегодня, хотя весь день собирался, и воздух стал слишком тяжелый и вязкий, или причина в чем-то еще, но мы же не можем стоять здесь вечно, да? - говорит автопилот. Да? - вяло реагирует Таня.
Звонит телефон. Автопилот берет трубку. "Да, мам". "Танюш, я только что из морга, говорила с врачем. Понимаешь, у бабушки рак был, в последней стадии, даже если бы мы тогда повезли ее в больницу, то не спасли бы ее, а так она тихо ушла, у себя дома, понимаешь?" Мама не говорит "Мы не виноваты", но слышатся именно эти слова.
Таня что-то говорит и кладет трубку.
Мы не виноваты.
Дзиньк! - звенят монеты в кармане.
Дзиньк! - на землю падают первые капля дождя.
Дзиньк! - мигает фонарь.
Дзиньк! - и трескается янтарь.
Становится больно, мир вокруг Тани болит, она приседает на корточки, чтобы не потерять сознание.
Встает, выпрямляется. Сжимает руку с монетами в кулак. Воцаряется тишина. Вытягивает руку и по очереди медленно разжимает пальцы. Монеты падают на асфальт.
Таня делает шаг.