Золотые проводы лета
Вот уже два года, как это место стало моим пристанищем, моей отдушиной, моей любовью. Вот уже два года я приезжаю сюда в любом состоянии: уставшая, отдохнувшая, добрая, озлобленная, отчаявшаяся. Здесь меня принимают любой.
Первые три дня пронеслись как ветер над полем.
Мы спали на сеновале над конюшней, слыша внизу пофыркивание изредка заходящих туда лошадей. Мы просыпались утром от стука дождя по крыше и валялись в теплом ароматном сене, зная, что можно никуда не торопиться. Мы кормили гусей с руки - а ведь я всегда боялась гусей! - брали их на руки, гладя по шелковистым перышкам на шее, держались за красноватые кожистые лапки и заглядывали в удивительные голубые глаза. Мы смеялись над маленьким черным котенком, бесстрашно прыгающим по бескрайним просторам огромной борзой, растянувшейся на полу...Мы - как всегда - скакали мимо шелковых зеленых полей, а рядом проносились борзые. Их шерсть на закате становится золотисто-розовой, а тоненькие суставы просвечиваются на солнце. Когда они проносятся мимо тебя в высокой траве, это никак нельзя назвать бегом. Это полет. Это именно полет, невесомый, стремительный, завораживающий....Через полчаса быстрой рыси вдруг что-то в тебе меняется. Ты уже перестаешь различать собак, лошадей, поля, леса, солнце и туман - все сливается в одно светлое, пестрое пятно. Ты просто в какой-то момент отключаешься от всего, что происходит вокруг, и едва не плачешь от абсолютной, невыносимой гармонии.
А на второй день вечером на поля опустился туман. Нет, это был не просто туман. Это была почти белая вода, плотная, стелющаяся и свежая. Розовая от лучей заходящего солнца, синяя в послезакатных сумерках. Такая, что наша маленькая группка из трех лошадей порой теряла друг друга из вида. Такая, что при взгляде на горизонт становилось жутко - поля были покрыты плотным белым покровом. Зима. Опускаешь глаза - в легкой дымке видишь под копытами лошади яркий зеленый клевер и какие-то желтые цветы. Лето. Невероятно.
Я мечтала о том, что мы промчимся по берегу Волги, и я с ликованием стяну с волос резинку, позволив им развеваться в такт дроби галопа...Я мечтала задыхаться встречным ветром и кричать от счастья...Мечтала о моменте, когда от скорости захватывает дух, когда ты доверяешь лошади самое дорогое - свою жизнь. Но я не дождалась. Когда я поняла, что сегодня наша прогулка будет медленной, мне почему-то стало больно. Потом еще больнее. Плечи согнулись, как от непосильной ноши. Я взялась покрепче руками за гриву Хазара и замолчала на всю оставшуюся дорогу. Я плакала, сама не зная, от чего. Я знала только, что меня лишили чего-то драгоценного, даже бесценного для меня. В конюшне я молча и в полной темноте расседлала Хазарина, но уйти было выше моих сил. Я осталась там, я сидела на корточках у ног коня, закрыв глаза и изредка дотрагиваясь до теплых ножек, и плакала, и думала...А он все тыкался бархатной мордой в плечо, пытался поддеть носом руку, потом вздохнул и уткнулся в волосы. Понюхал лицо, видимо что-то понял и стал аккуратно слизывать слезы. Дышал в лицо сенным дыханием, прикладывался к щеке самым нежным местом на морде - сбоку от ноздрей, упирался лоб-в-лоб и все никак не мог понять, почему я сижу неподвижно, а не бегаю вокруг него, не играю с ним, как обычно? Открыв глаза, я заметила вдалеке свет приближающегося фонарика. Пора уходить. Не хочу, чтобы меня нашли такой. Беги, лапушка. Отстегнуть карабин и выбежать из конюшни в темноту.
На следующий день уехала моя спутница. А я осталась здесь.
«Как бы мне хотелось остаться с вами до сентября»-«Оставайся!»-«Правда? Можно?»-«Конечно!»
И вот я осталась тут жить.
Было всякое.
Были ранние пробуждения. Я просыпалась от ржания лошадей на лугу, сбегала вниз, где всегда было много людей - кто-то за компом, кто-то готовит еду, кто-то ест, кто-то оживленно спорит. Редко появляющийся Сергей, Наталия, детки: Виолетта с Анжеликой, друзья: Вася, Вова. И постоянно гости - приезжающие на день, на два, просто покататься...
Было хозяйство. В один из дней вся семья уехала в город за покупками к 1 сентября. Я осталась дома одна. На участке работают мужчины, а я - я дома, убираюсь и потихоньку готовлю под музыку. И мне хорошо. Мне безумно хорошо. Почему-то запомнился именно этот момент - я выхожу из дома, чтобы ополоснуть сковороды в проточной воде, потом захожу обратно, и на меня вдруг накатывает полное ощущение того, что я дома. На своем месте.
Были долгие разговоры. С Наталией - о собаках, о друзьях, с Васей - о психологии, философии, взглядах на жизнь, с Сергеем - о людях, привычках, внутренних мирах.
Были собаки. Два поколения детишек борзых, и каждый щенок со своим характером, предпочтениями. Долгие прогулки с ними - идешь и не можешь налюбоваться на их плавные, четкие движения. А в один из дней устраивали пробные забеги для взрослых собак - охх, как же они неслись!!! Топот стоял - как будто лошади бежали, а не собаки)
Были сложности. В какой-то из дней я почувствовала себя плохо, и усталость накатывала океанскими волнами, и обезболивающие по часам - но все равно держишься, улыбаешься, помогаешь, садишься в седло - и забываешь про все.
Были, конечно же, лошади. Каждый вечер мы с Васей тихо седлали наших двух коней и уезжали к Волге. Шагали по узеньким лесным тропкам, рысили по окутанным туманом полям и говорили, говорили, говорили...Были разговоры о доверии - друг другу, лошади. Были моменты, которые не забудешь никогда...Остановка на краю обрыва. Натянуть поводья и кинуть долгий взгляд за горизонт. А еще - представьте вечерние сумерки и тропинку, ведущую в густой лес. То есть, в абсолютную темноту. И от тебя ничего не зависит. Отдаешь лошади повод - веди, друг...
А потом был и галоп. Ну, то есть, он был и до этого, эдакий переход с рыси на более быстрый аллюр, очень короткий, очень напряженный, очень контролируемый Васей («Знаешь, не хочется потом тебя собирать по полю!»). А через день-два Вася все понял. Вася стал мне доверять. И вот тогда-то был настоящий галоп. Такой, что помню только крики Васи впереди, подгоняющего Плюма: «Ащщ, ащщ!!!» и свое бешено стучащее сердце. Больше ничего...Потом помню нас четверых - двоих людей и лошадей - идущих уже спокойным шагом, взмокших, но счастливых. Я гладила чуть дрожащей рукой темную от пота шею Хазара и шептала:
В тебе и дух, и кровь аристократа
Ты мчишь во весь опор навстречу ветру
И грива цвета черного агата
Сияет в ярких отблесках рассвета...
Мы потом сидели за столом с чашками чая, а сердце временами начинало снова отстукивать тот самый ритм. Тогда мы переглядывались, делали глубокий вдох и снова утыкались в чашки. Нам было хорошо. Я и сейчас помню то невероятное ощущение, какое всегда бывает от галопа, но в этот раз оно было куда острее, чем обычно. Оно было подточено еще большей, куда большей, чем всегда, скоростью и осознанием того, что тебе доверяют.
Были и горести. Однажды вечером я, как всегда, ощупывала лошадей перед тем, как отпустить их в поле, и нашла у Хазара на животе небольшой синяк и язвочку. Расплакалась, как маленькая. Подошел Сергей, прочитал лекцию о том, чего не надо делать, чтобы так было, и сунул в руку Левомеколь. А было невероятно больно - от того, что больно моему дорогому конику, от того, что я ничего сознательно не делала из того, что могло бы ему повредить, и от того, что я дала бы по лицу любому, кто сделал бы это с любой другой лошадью. Да, очень хотелось дать себе по лицу. Дома меня обняла Наташа, подошел Вася, взял за руки и молча сидел рядом. А потом тихо держал у себя на коленях, обнимая, и рассказывал, что и он порою делал лошадям больно ненамеренно. Говорил, что каждый совершает ошибки. Но больше молчал. И я успокаивалась.
Была нежность. Нежность ко всем людям, живущим здесь, к детям, к собакам, к лошадям.
Было невероятное желание сделать для них для всех и для каждого что-нибудь хорошее. Что угодно. Как угодно выразить свою любовь.
Было ощущение того, что именно здесь я могу быть счастлива - да я и была счастлива. Обычно счастье ловят капельками, а там я в нем купалась. В каждой секунде там было мое счастье. И казалось, что именно там - мой настоящий дом. Впрочем, нет, не так. Не казалось. И даже не кажется сейчас. Я в этом полностью уверена.
Я люблю это место, этих людей, животных, природу. Мне там хорошо всегда, даже когда я плачу.
И от этого и счастливо, и страшно. Потому что что же тогда я делаю здесь?
Первые три дня пронеслись как ветер над полем.
Мы спали на сеновале над конюшней, слыша внизу пофыркивание изредка заходящих туда лошадей. Мы просыпались утром от стука дождя по крыше и валялись в теплом ароматном сене, зная, что можно никуда не торопиться. Мы кормили гусей с руки - а ведь я всегда боялась гусей! - брали их на руки, гладя по шелковистым перышкам на шее, держались за красноватые кожистые лапки и заглядывали в удивительные голубые глаза. Мы смеялись над маленьким черным котенком, бесстрашно прыгающим по бескрайним просторам огромной борзой, растянувшейся на полу...Мы - как всегда - скакали мимо шелковых зеленых полей, а рядом проносились борзые. Их шерсть на закате становится золотисто-розовой, а тоненькие суставы просвечиваются на солнце. Когда они проносятся мимо тебя в высокой траве, это никак нельзя назвать бегом. Это полет. Это именно полет, невесомый, стремительный, завораживающий....Через полчаса быстрой рыси вдруг что-то в тебе меняется. Ты уже перестаешь различать собак, лошадей, поля, леса, солнце и туман - все сливается в одно светлое, пестрое пятно. Ты просто в какой-то момент отключаешься от всего, что происходит вокруг, и едва не плачешь от абсолютной, невыносимой гармонии.
А на второй день вечером на поля опустился туман. Нет, это был не просто туман. Это была почти белая вода, плотная, стелющаяся и свежая. Розовая от лучей заходящего солнца, синяя в послезакатных сумерках. Такая, что наша маленькая группка из трех лошадей порой теряла друг друга из вида. Такая, что при взгляде на горизонт становилось жутко - поля были покрыты плотным белым покровом. Зима. Опускаешь глаза - в легкой дымке видишь под копытами лошади яркий зеленый клевер и какие-то желтые цветы. Лето. Невероятно.
Я мечтала о том, что мы промчимся по берегу Волги, и я с ликованием стяну с волос резинку, позволив им развеваться в такт дроби галопа...Я мечтала задыхаться встречным ветром и кричать от счастья...Мечтала о моменте, когда от скорости захватывает дух, когда ты доверяешь лошади самое дорогое - свою жизнь. Но я не дождалась. Когда я поняла, что сегодня наша прогулка будет медленной, мне почему-то стало больно. Потом еще больнее. Плечи согнулись, как от непосильной ноши. Я взялась покрепче руками за гриву Хазара и замолчала на всю оставшуюся дорогу. Я плакала, сама не зная, от чего. Я знала только, что меня лишили чего-то драгоценного, даже бесценного для меня. В конюшне я молча и в полной темноте расседлала Хазарина, но уйти было выше моих сил. Я осталась там, я сидела на корточках у ног коня, закрыв глаза и изредка дотрагиваясь до теплых ножек, и плакала, и думала...А он все тыкался бархатной мордой в плечо, пытался поддеть носом руку, потом вздохнул и уткнулся в волосы. Понюхал лицо, видимо что-то понял и стал аккуратно слизывать слезы. Дышал в лицо сенным дыханием, прикладывался к щеке самым нежным местом на морде - сбоку от ноздрей, упирался лоб-в-лоб и все никак не мог понять, почему я сижу неподвижно, а не бегаю вокруг него, не играю с ним, как обычно? Открыв глаза, я заметила вдалеке свет приближающегося фонарика. Пора уходить. Не хочу, чтобы меня нашли такой. Беги, лапушка. Отстегнуть карабин и выбежать из конюшни в темноту.
На следующий день уехала моя спутница. А я осталась здесь.
«Как бы мне хотелось остаться с вами до сентября»-«Оставайся!»-«Правда? Можно?»-«Конечно!»
И вот я осталась тут жить.
Было всякое.
Были ранние пробуждения. Я просыпалась от ржания лошадей на лугу, сбегала вниз, где всегда было много людей - кто-то за компом, кто-то готовит еду, кто-то ест, кто-то оживленно спорит. Редко появляющийся Сергей, Наталия, детки: Виолетта с Анжеликой, друзья: Вася, Вова. И постоянно гости - приезжающие на день, на два, просто покататься...
Было хозяйство. В один из дней вся семья уехала в город за покупками к 1 сентября. Я осталась дома одна. На участке работают мужчины, а я - я дома, убираюсь и потихоньку готовлю под музыку. И мне хорошо. Мне безумно хорошо. Почему-то запомнился именно этот момент - я выхожу из дома, чтобы ополоснуть сковороды в проточной воде, потом захожу обратно, и на меня вдруг накатывает полное ощущение того, что я дома. На своем месте.
Были долгие разговоры. С Наталией - о собаках, о друзьях, с Васей - о психологии, философии, взглядах на жизнь, с Сергеем - о людях, привычках, внутренних мирах.
Были собаки. Два поколения детишек борзых, и каждый щенок со своим характером, предпочтениями. Долгие прогулки с ними - идешь и не можешь налюбоваться на их плавные, четкие движения. А в один из дней устраивали пробные забеги для взрослых собак - охх, как же они неслись!!! Топот стоял - как будто лошади бежали, а не собаки)
Были сложности. В какой-то из дней я почувствовала себя плохо, и усталость накатывала океанскими волнами, и обезболивающие по часам - но все равно держишься, улыбаешься, помогаешь, садишься в седло - и забываешь про все.
Были, конечно же, лошади. Каждый вечер мы с Васей тихо седлали наших двух коней и уезжали к Волге. Шагали по узеньким лесным тропкам, рысили по окутанным туманом полям и говорили, говорили, говорили...Были разговоры о доверии - друг другу, лошади. Были моменты, которые не забудешь никогда...Остановка на краю обрыва. Натянуть поводья и кинуть долгий взгляд за горизонт. А еще - представьте вечерние сумерки и тропинку, ведущую в густой лес. То есть, в абсолютную темноту. И от тебя ничего не зависит. Отдаешь лошади повод - веди, друг...
А потом был и галоп. Ну, то есть, он был и до этого, эдакий переход с рыси на более быстрый аллюр, очень короткий, очень напряженный, очень контролируемый Васей («Знаешь, не хочется потом тебя собирать по полю!»). А через день-два Вася все понял. Вася стал мне доверять. И вот тогда-то был настоящий галоп. Такой, что помню только крики Васи впереди, подгоняющего Плюма: «Ащщ, ащщ!!!» и свое бешено стучащее сердце. Больше ничего...Потом помню нас четверых - двоих людей и лошадей - идущих уже спокойным шагом, взмокших, но счастливых. Я гладила чуть дрожащей рукой темную от пота шею Хазара и шептала:
В тебе и дух, и кровь аристократа
Ты мчишь во весь опор навстречу ветру
И грива цвета черного агата
Сияет в ярких отблесках рассвета...
Мы потом сидели за столом с чашками чая, а сердце временами начинало снова отстукивать тот самый ритм. Тогда мы переглядывались, делали глубокий вдох и снова утыкались в чашки. Нам было хорошо. Я и сейчас помню то невероятное ощущение, какое всегда бывает от галопа, но в этот раз оно было куда острее, чем обычно. Оно было подточено еще большей, куда большей, чем всегда, скоростью и осознанием того, что тебе доверяют.
Были и горести. Однажды вечером я, как всегда, ощупывала лошадей перед тем, как отпустить их в поле, и нашла у Хазара на животе небольшой синяк и язвочку. Расплакалась, как маленькая. Подошел Сергей, прочитал лекцию о том, чего не надо делать, чтобы так было, и сунул в руку Левомеколь. А было невероятно больно - от того, что больно моему дорогому конику, от того, что я ничего сознательно не делала из того, что могло бы ему повредить, и от того, что я дала бы по лицу любому, кто сделал бы это с любой другой лошадью. Да, очень хотелось дать себе по лицу. Дома меня обняла Наташа, подошел Вася, взял за руки и молча сидел рядом. А потом тихо держал у себя на коленях, обнимая, и рассказывал, что и он порою делал лошадям больно ненамеренно. Говорил, что каждый совершает ошибки. Но больше молчал. И я успокаивалась.
Была нежность. Нежность ко всем людям, живущим здесь, к детям, к собакам, к лошадям.
Было невероятное желание сделать для них для всех и для каждого что-нибудь хорошее. Что угодно. Как угодно выразить свою любовь.
Было ощущение того, что именно здесь я могу быть счастлива - да я и была счастлива. Обычно счастье ловят капельками, а там я в нем купалась. В каждой секунде там было мое счастье. И казалось, что именно там - мой настоящий дом. Впрочем, нет, не так. Не казалось. И даже не кажется сейчас. Я в этом полностью уверена.
Я люблю это место, этих людей, животных, природу. Мне там хорошо всегда, даже когда я плачу.
И от этого и счастливо, и страшно. Потому что что же тогда я делаю здесь?