--
Мы доходим до того, что зарываем вещи, стрижём волосы. В метро я вижу сосредоточенные лица американских актёров - актёры шевелят шубами в прямоугольнике мобильного телефона, лёжа на юбке соседнего пассажира. Между тем в "Эпосе о Гильгамеше" говорится: "Устрашился, умолк, онемел он, / В груди его - скорбь, его лик затмился, / Тоска проникла в его утробу, / Идущему дальним путем стал лицом подобен". Я уверена: тоска очень буквально садится в живот, вполне чёрная тень набегает на лицо изнутри. А тут - всё такое, похожее на шеи сограждан, сигаретный дым, плотный сквозняк метрополитена, овсяное печенье, жалкую пуговицу на асфальте, на что-то ещё, на шевеление губ, на розовый гранит, на лязг, на пружинку. А наши лица проясняются, мы изнемогаем от любви. Пряди наших волос тяжелы. Вместе с вещами мы многое зароем в землю, мы далеко заходим.