Попробуем так
Осязание
Только своей отдельностью от земли отличен червяк от земли. Фома сидит на берегу моря. Он ложится в гальку. Червяк не тоскует, Фома тоскует. Не в каком-то ресторанном смысле, а в нём присутствует тоска. Праздные немцы проходят над головой Фомы, в них тоже тоска. Потом Фома долго возится с камушком. Возится, бьёт. Камушек раскалывается, Фома трогает раскол. Он трогает раскол. Ладно. Но камень на месте, Фома на месте. Потрогал ещё ракушку, морскую воду. Всё так и осталось, молчит, секрет. Фома не приблизился, а ушёл. Ушёл. Фома отдельный. Тоска не в смысле какая-то печаль, а просто человеческая участь.
Без названия 1
Бабушка подрабатывала на перекачке - качала говно Заволжского района. Я ходила с ней, зимой было темно, летом - клумба из покрышки на дворе этой перекачки, железная дорога за забором. Летом я ещё пасла кур - надо было не пускать их к капусте, держать в кустах смородины и малины. На исходе зимы на лавке - железнодорожной шпале, я лепила пирожки из великопостного зернистого снега с начинкой из грязи, за мной приглядывал любимый дед. Сидели с ним на ступеньках котельной - он курил и медленно читал газету «Золотое кольцо». Летом ещё катались с пацанами на велосипедах - я любила кого-то из них возвышенной любовью, а они смотрели на меня косо, не принимали за свою. Несколько позже я стала писать об этих кустах, стенах, дымке’, громыхании весьма конкретных составов. Я вошла в элиту, но, в сущности, мне чужд космополитизм, я хожу с бабушкой на перекачку, вожусь у бочки с ржавой водой для полива, я потерпела неудачу у заволжских парней.
Без названия 11
Всем персонажам второго абзаца
В комнате темнее, чем на улице. Кот, морщась, идёт вдоль стены. На столах и подоконниках, в книгах я нахожу какие-то списки. Я осторожна. У меня есть торфяная мазь, чтобы сердце не выпрыгивало. У меня есть лавандовая мазь, чтобы не выпрыгивала голова. У меня есть медная мазь, чтобы и почки оставались на месте. Осталось добавить, что у меня почти нет здесь знакомых. Случается, на улице я вижу каких-то молодых людей.
Двое были на остановке перед сквером - здесь останавливается редкий троллейбус. Парень в пальто с меховым воротником стоял с бутылкой дешёвого коньяка. Март, полдень, морозец. Двое шли по только оттаявшему парку в тени многоэтажек - вымазанные чернилами лица, чёрные руки. Переулки исторической части города - двое целовались до того, что валились с ног, в слякоть. Один говорил по телефону, пересекая трамвайные пути. В июле они кричали под фонарём у подъезда. Они ходили.
Я осторожна, я читаю только завершённые произведения, обычно меня не интересуют наброски, планы. Но недавно я прочла отрывок одной пьесы о людях. «Негромкий скрип проворачивающихся небесных сфер» - такая там была ремарка.
Только своей отдельностью от земли отличен червяк от земли. Фома сидит на берегу моря. Он ложится в гальку. Червяк не тоскует, Фома тоскует. Не в каком-то ресторанном смысле, а в нём присутствует тоска. Праздные немцы проходят над головой Фомы, в них тоже тоска. Потом Фома долго возится с камушком. Возится, бьёт. Камушек раскалывается, Фома трогает раскол. Он трогает раскол. Ладно. Но камень на месте, Фома на месте. Потрогал ещё ракушку, морскую воду. Всё так и осталось, молчит, секрет. Фома не приблизился, а ушёл. Ушёл. Фома отдельный. Тоска не в смысле какая-то печаль, а просто человеческая участь.
Без названия 1
Бабушка подрабатывала на перекачке - качала говно Заволжского района. Я ходила с ней, зимой было темно, летом - клумба из покрышки на дворе этой перекачки, железная дорога за забором. Летом я ещё пасла кур - надо было не пускать их к капусте, держать в кустах смородины и малины. На исходе зимы на лавке - железнодорожной шпале, я лепила пирожки из великопостного зернистого снега с начинкой из грязи, за мной приглядывал любимый дед. Сидели с ним на ступеньках котельной - он курил и медленно читал газету «Золотое кольцо». Летом ещё катались с пацанами на велосипедах - я любила кого-то из них возвышенной любовью, а они смотрели на меня косо, не принимали за свою. Несколько позже я стала писать об этих кустах, стенах, дымке’, громыхании весьма конкретных составов. Я вошла в элиту, но, в сущности, мне чужд космополитизм, я хожу с бабушкой на перекачку, вожусь у бочки с ржавой водой для полива, я потерпела неудачу у заволжских парней.
Без названия 11
Всем персонажам второго абзаца
В комнате темнее, чем на улице. Кот, морщась, идёт вдоль стены. На столах и подоконниках, в книгах я нахожу какие-то списки. Я осторожна. У меня есть торфяная мазь, чтобы сердце не выпрыгивало. У меня есть лавандовая мазь, чтобы не выпрыгивала голова. У меня есть медная мазь, чтобы и почки оставались на месте. Осталось добавить, что у меня почти нет здесь знакомых. Случается, на улице я вижу каких-то молодых людей.
Двое были на остановке перед сквером - здесь останавливается редкий троллейбус. Парень в пальто с меховым воротником стоял с бутылкой дешёвого коньяка. Март, полдень, морозец. Двое шли по только оттаявшему парку в тени многоэтажек - вымазанные чернилами лица, чёрные руки. Переулки исторической части города - двое целовались до того, что валились с ног, в слякоть. Один говорил по телефону, пересекая трамвайные пути. В июле они кричали под фонарём у подъезда. Они ходили.
Я осторожна, я читаю только завершённые произведения, обычно меня не интересуют наброски, планы. Но недавно я прочла отрывок одной пьесы о людях. «Негромкий скрип проворачивающихся небесных сфер» - такая там была ремарка.