"Ричард III", Коляда-театр
Чума, чума на оба ваших дома!
И мальчики кровавые в глазах.Вчера наконец-то посмотрели спектакль «Коляда-театра» «Ричард III». Несмотря на давнюю любовь к «Коляда-театру», для меня это был довольно жесткий эксперимент: терпеть не могу эту лживую, клеветническую пьесу Шекспира. По мне так она не менее отвратительна, чем её главный герой. Который (и тому всё больше доказательств) с реальным Ричардом, последним из Плантагенетов, ничего общего не имеет. Но несколько выручает сам Шекспир, который настолько замешал пьесу на анахронизмах, что проще всего не мудрствовать, а отвлечься от исторического контекста, от интриг «делателя королей» Ричарда Невилла, и иметь в виду именно пьесу про некоего абстрактного короля-душегуба.
В королях-душегубах ни история, ни репертуар «Коляда-театра» недостатка не испытывает. «Борис Годунов», «Гамлет» и вот еще и «Ричард III» на сцене одного театра, в постановке одного режиссера, с одним и тем же актёром в главной роли - всё это, конечно, заставляет задумываться о параллелях. Николай Коляда, в свою очередь, с удовольствием подкидывает зрителю полунамёки, намёки, а то и едва не прямые цитаты. Но Ричард изрядно отличается от своих «коллег» - Бориса и Клавдия. В отличие от них, он, уродливый, никем не любимый и обозленный, сознательно решил не просто бороться за власть, а - стать подлецом. Сказал - сделал. Подлец, к слову, вышел эталонный. Но если бы только он.
«Ричард III» - самый зоологический спектакль «Коляда-театра». На сцене творится помесь террариума (не единомышленников!) с птичьим базаром. Да и в монологах отмечается: не всякое животное способно творить то, что происходит в старой доброй Англии. Кстати, это не совсем Англия, а довольно абстрактное королевство. От шекспировского локуса Коляда оставил только Тауэр и букву Y, свитую из веревок, которая по идее должна быть про Йорков, но в свете фактического отсутствия Ланкастеров превращается в простой вопрос без ответа: «Why?».
Кстати, почему? Почему пьеса изрядно обрезана? Да потому, что она длинная, занудная и под конец паточно-пафосная настолько, что серьёзно это играть нельзя. И вообще, в названии сказано: «Ричард III». Вот про него и поставлено. Война Алой и белой розы, особенности престолонаследия, кто там законный наследник, а кто - внебрачный ребенок… Если со всем этим разбираться, то играть один спектакль можно неделю. Оно надо? Речь-то о Ричарде. Ну и немного о королях вообще. Тонкость в том, что нельзя быть нормальным средневековым королем, не измазав руки в крови по самый локоть (помните перчатки Бориса Годунова?).
Но я отвлеклась. Итак, Ричард Глостер решает стать подлецом и заполучить власть. Время выбрано удачно: король тяжело болен и собственно престол скоро освободится сам, нужно только расчистить к нему дорогу. Тут-то и появляются змеи - живые, деревянные, резиновые, десятки их (во время спектакля ни одно животное не пострадало!). Но меняется и сам Ричард. Чем ближе к власти, тем меньше в нем физического уродства, а после коронации не остается ни следа горба и хромоты. Он может надеть на нос кожаную нашлепку, какими прикрывали свое уродство сифилитики или заклеймленные преступники. Но точно так же может её и снять - в отличие от своего окружения. Они - не могут.
Герцог Глостер походя подчиняет себе всех - союзников врагов, женщин врагов, да и, по сути, само действие. А что окружение? Оно подчиняется. Кто-то пытается вяло поднимать голос против творящихся злодеяний, кто-то, как Анна Невилл, на словах желает смерти новому королю, а на деле не так уж против подняться к нему на ложе. Но - слова, слова, слова. Дел же никаких, а плевков в свой адрес Ричард особо не замечает. Он сам умеет не хуже.
Зрителя «Коляда-театра» не удивишь ни облизыванием хоть крыс, хоть змей, хоть сапог, не заставишь брезгливо морщиться, когда на сцене пьют чай, в который только что плюнули. Мы привыкли. Однако инстинкты не обманешь, отвратительно - оно и есть отвратительно и никак иначе прочитать это нельзя. А вот доведенная до абсолюта театральная фальшь в сцене с духами - это что-то новенькое. Уровень поделки плохого театрального кружка, причем в драматичный момент, когда зритель видит обнаженную душу (и тело) Ричарда - это мощнейший диссонанс, способный вырвать даже зрителя «Коляда-театра» из кресла наслаждения сценическим искусством. Это ужасно и непонятно до тех пор, пока не сунешь наконец нос в пьесу и не прочтешь, как сцена с духами дана у Шекспира. Вот, например, один из вариантов перевода (фрагмент выбран наугад)
Когда я жил, помазанное тело
Ты дырами смертельными пробил.
Припомни все, отчайся и умри!
Генрих велит, отчайся и умри!
Я тут даже комментировать ничего не буду, честное слово. Просто приведу еще и текст оригинала:
When I was mortal, my anointed body
By thee was punched full of deadly holes
Think on the Tower and me: despair, and die!
Harry the Sixth bids thee despair, and die!
Если критерием хорошего перевода считать соответствие оригиналу, то выше приведен безусловно хороший перевод.
Но сцена всё равно ужасна. Хотя и, как теперь понятно, глумлива.
В пьесе духи невинноубиенных, поносящие Ричарда последними словами, имеют еще и вторые реплики, обращенные к Ричмонду. Его они славословят. В спектакле этого, по счастью, нет. Ричмонд в сцене присутствует, но он сидит в сторонке и согласно кивает духам и пока особо вперед не лезет.
Потом, как положено - битва, которая тоже диссонансна: вроде как всё серьезно, гнетуще и тревожно - и Ричард с подчеркнутым микрофоном то ли устраивает из собственной смерти шоу, то ли еще что происходит… А потом приходят люди со скамейками - и амба. И модный саван - как у царя Бориса. Ну и, конечно, Ричмонд-победитель. Даже триумфатор. И всё, в общем, по тексту. До финального монолога Ричмонда, после которого должен быть занавес и аплодисменты.
Занавес в спектаклях Коляды вообще редкий гость, а паточные монологи этот театр превращает в комедию. Тут - не стали. С виду приличный Ричмонд (в безвкусном, но костюме, и даже в шляпе) надевает вместо короны Ричарда его сапоги (их тут же активно облизывает окружение) и мы слышим неестественный, отвратительный фальцет:
Меня природа лживая согнула
И обделила красотой и ростом.
Уродлив, исковеркан и до срока
Я послан в мир живой; я недоделан,
Такой убогий и хромой, что псы,
Когда пред ними ковыляю, лают.
Цикл возвращается к своему началу. Время и личность. Снова перчатки Годунова. Их нет на сцене, но не вспомнить их здесь - невозможно.
«Фуфуфу, вольность в обращении с авторским текстом!» - скажет рафинированный театрал. «Фуфуфу, они противно на сцене делают» - скажет театрал менее рафинированный. «Я не поняла!», - скажет театральный критик. И все они по-своему будут правы.
Для меня этот спектакль оставил слишком много вопросов и не заставил сопереживать. Там некого жалеть и некого любить. Единственный живой персонаж - сам Ричард, продукт своей эпохи и заложник своего происхождения. И никакого просвета впереди, потому что после Ричарда приходит еще более ужасный, поскольку он более расчетлив, Ричмонд.