Когда-то я была юным поэтом...
Когда-то я была юным и от того весьма самонадеянным поэтом. Я писала ужасно смешные графоманские стишки.
Одну тетрадку с этими стишками (я была настоящим графоманом, поэтому тетрадок этих у меня штук десять) я притащила в Якутск - да и забыла. А сейчас нашла.
Это стишки с мая 99 по декабрь 2000. Ну то есть подготовка в Литинститут, первая любовь, хиппи, смерть мамы, новые друзья во внезапном Институте философии.
Стихи - в лучшем случае, плохое (ну ладно, не буду кокетничать, иногда ничего) подражание Цветаевой, Маяковскому, Велемиру Хлебникову и Арефьевой, в худшем - попытки Изменить Мир Магией Слова.
Ну вот, например:
- Плачь, палач! ЗаплачУ - заплАчу
Заплаткой заплеванных глаз.
Вчера разворочено - значит,
Чти спрессованное "сейчас".
Или:
- Бездна звезд отключает глаза -
Спи! Не слушай!..
Или даже:
- Обереги по краю глаз
Никого не отвадят от нас.
Иногда, конечно, попадались стоящие строки, но именно строки. Скажем:
- Зарифмуй меня, зарифмуй меня
С светом, стихшим из-за столпа пыли.
Стану я египетской мумией,
Чтобы обо мне не забыли.
(Дальше идет километровая простыня ни о чем с более или менее точными рифмами, но интересна во всем этом только концовка) :
- Не смешно. Совсем не смешно.
Грустно, словно гитара без грифа.
Я скулю, как бездомный щенок,
Чтобы ты подобрал ко мне рифму.
Подозреваю, что под "ты" я подразумевала "Ты". Потому что через полгода я напишу гораздо менее любопытный в поэтическом, зато прямо-таки определяющим в экзистенциальном смысле стишок. Понятно, что за эти погода я пережила болезнь и смерть мамы и вступила в совершенно другой жизненный этап, так что не повзрослеть было бы странно - уже не до техники, пишешь, как дышишь.
Получилось вот такое:
Я раздваиваюсь, я раздваиваюсь,
Я теряю последний стих:
- Отпусти меня, Боже! Твоя я вся.
Отпусти меня, отпусти!
От очей всевидящих Троицы
Убегаю я. Убегай!
Будет воля тебе, невольница,
А спасенному будет рай.
Опустела я, опостылела
И не знаю, куда брести.
Боже милостивый! Не помилуй, а
Отпусти меня и прости!
Сто стихов о себе написано,
Сто стихов - обо всех других,
А Твоя священная выст - она
Осветила последний стих.
Я раскалываюсь, я раскаиваюсь,
Я выламываюсь из тьмы:
- Отпусти меня, Боже! Твоя я вся!
Отпусти меня и прими!
Интересное я было существо.
Одну тетрадку с этими стишками (я была настоящим графоманом, поэтому тетрадок этих у меня штук десять) я притащила в Якутск - да и забыла. А сейчас нашла.
Это стишки с мая 99 по декабрь 2000. Ну то есть подготовка в Литинститут, первая любовь, хиппи, смерть мамы, новые друзья во внезапном Институте философии.
Стихи - в лучшем случае, плохое (ну ладно, не буду кокетничать, иногда ничего) подражание Цветаевой, Маяковскому, Велемиру Хлебникову и Арефьевой, в худшем - попытки Изменить Мир Магией Слова.
Ну вот, например:
- Плачь, палач! ЗаплачУ - заплАчу
Заплаткой заплеванных глаз.
Вчера разворочено - значит,
Чти спрессованное "сейчас".
Или:
- Бездна звезд отключает глаза -
Спи! Не слушай!..
Или даже:
- Обереги по краю глаз
Никого не отвадят от нас.
Иногда, конечно, попадались стоящие строки, но именно строки. Скажем:
- Зарифмуй меня, зарифмуй меня
С светом, стихшим из-за столпа пыли.
Стану я египетской мумией,
Чтобы обо мне не забыли.
(Дальше идет километровая простыня ни о чем с более или менее точными рифмами, но интересна во всем этом только концовка) :
- Не смешно. Совсем не смешно.
Грустно, словно гитара без грифа.
Я скулю, как бездомный щенок,
Чтобы ты подобрал ко мне рифму.
Подозреваю, что под "ты" я подразумевала "Ты". Потому что через полгода я напишу гораздо менее любопытный в поэтическом, зато прямо-таки определяющим в экзистенциальном смысле стишок. Понятно, что за эти погода я пережила болезнь и смерть мамы и вступила в совершенно другой жизненный этап, так что не повзрослеть было бы странно - уже не до техники, пишешь, как дышишь.
Получилось вот такое:
Я раздваиваюсь, я раздваиваюсь,
Я теряю последний стих:
- Отпусти меня, Боже! Твоя я вся.
Отпусти меня, отпусти!
От очей всевидящих Троицы
Убегаю я. Убегай!
Будет воля тебе, невольница,
А спасенному будет рай.
Опустела я, опостылела
И не знаю, куда брести.
Боже милостивый! Не помилуй, а
Отпусти меня и прости!
Сто стихов о себе написано,
Сто стихов - обо всех других,
А Твоя священная выст - она
Осветила последний стих.
Я раскалываюсь, я раскаиваюсь,
Я выламываюсь из тьмы:
- Отпусти меня, Боже! Твоя я вся!
Отпусти меня и прими!
Интересное я было существо.