70
Моя прабабушка Вера (Двейра) жила с семьей в Брянской области. Когда-то их городок входил в черту оседлости. К началу Великой Отечественной там так и осталось больше половины населения - евреи.
Когда стали доходить слухи о зверствах немцев, старшее поколение не поверило. Списали на пропаганду - правды от руководства страны не ждали. Немцы - культурный народ, говорили. Мы с ними в конце прошлой войны братались.
Так и не ушли никуда. Так и легли в землю, и земля еще несколько дней шевелилась.
А бабушке с детьми удалось бежать. И бежали, без всякой надежды, потому что всех догоняли и расстреливали на месте.
Стучали во все двери, но где-то уже никого не осталось, а где-то боялись. А одна дверь открылась, а на пороге стоял поп. И бабушка была уверена, что он не станет жизнью своей ради жидов рисковать, и зарыдала, и от ужаса забыла русский язык, и только выла что-то на идиш.
А поп, краем глаза на них взглянув, распахнул дверь пошире и впустил в дом. Спрятал, накормил, когда немцы пришли - сказал, что никаких евреев тут отродясь не встречал.
Потом бабушка с детьми - моим дедом и его сестрой - перебралась в Пензу. Там они и жили, туда и прадед мой с войны вернулся.
А священника того она больше не видела. Даже имени его не знала. И найти его не удалось.
Когда стали доходить слухи о зверствах немцев, старшее поколение не поверило. Списали на пропаганду - правды от руководства страны не ждали. Немцы - культурный народ, говорили. Мы с ними в конце прошлой войны братались.
Так и не ушли никуда. Так и легли в землю, и земля еще несколько дней шевелилась.
А бабушке с детьми удалось бежать. И бежали, без всякой надежды, потому что всех догоняли и расстреливали на месте.
Стучали во все двери, но где-то уже никого не осталось, а где-то боялись. А одна дверь открылась, а на пороге стоял поп. И бабушка была уверена, что он не станет жизнью своей ради жидов рисковать, и зарыдала, и от ужаса забыла русский язык, и только выла что-то на идиш.
А поп, краем глаза на них взглянув, распахнул дверь пошире и впустил в дом. Спрятал, накормил, когда немцы пришли - сказал, что никаких евреев тут отродясь не встречал.
Потом бабушка с детьми - моим дедом и его сестрой - перебралась в Пензу. Там они и жили, туда и прадед мой с войны вернулся.
А священника того она больше не видела. Даже имени его не знала. И найти его не удалось.