Amor omnia vincut
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Десятки лет уж спутники мои,
По жизни протянулись красной нитью.
И именно поэтому мне гораздо сложнее писать о «Ромео и Джульетте», чем о других пьесах Шекспира: эта - слишком «моя». В 15 лет я увидела фильм Франко Дзеферелли и заболела его магией. С тех просмотрены разные экранизации, прочитаны самые известные переводы, в последнее время я познакомилась и с большим количеством критики и попыток современных интерпретаций, но моя Джульетта все так же светит на балконе, а мой Ромео все так же впервые с замиранием вслушивается в ее слова.
О чем бы мне хотелось написать?
О том, что в этой пьесе от Шекспира.
О том, что я имею возразить
На список возражений от других.
О вечности, где навсегда живет
Любовь, какая не перестает.
Как играет в пьесе то, что изменил Шекспир
Сюжет трагедии от «Пирама и Фисбы» постепенно, от автора к автору, усложнялся обретая знакомую нам географию (Верона и Мантуя), имена (Шекспир только немного изменил некоторые из них), персонажей (кормилица, например, появилась одной из последних, но еще не играла важной роли в жизни своей воспитанницы, а Меркуццио, также позднее приобретение, не был другом Ромео). Что же внес туда Уильям Шекспир, которому на тот момент было всего 25 лет?
Слуги.
С одной стороны, мир Вероны бурлит жизнью: жаркое солнце, горячие нравы, диалоги слуг между собой полны каламбуров и шуток, ставшие привычными перепалки враждующих семейств тоже описаны живо и местами смешно: и старый Капулетти, которому волокут непосильный для него старый двуручный меч, давно вышедший из употребления, и матери семейств, которые удерживают своих распетушившихся мужей, и народ, который спешит наподдать обоим домам, так они всем надоели, - все это, будучи отыграно должным образом, больше похоже на задорную комедию. К
большому сожалению, лично я не имела возможности насладиться Сценой1 первого акта: чаще всего либо слуги просто тараторят свой текст, а зритель ждет, когда это закончится, либо режиссеры опускают часть реплик. Говорят, смешно поставил слуг Марк Розовский, но записи спектакля я не нашла.
Время.
С другой стороны, эту жизнь Шекспир ускоряет. Время течет быстрее, события накатывают на нас как валы в бурю: первый-второй-третий…-девятый, и этот последний неизбежен, сокрушителен, смертелен, и мы чувствуем его приближение. Время, как чума, забирает свое.
Что еще несет нам краткость времени?
Она работает как бритва Оккама, отсекая лишнее. За год ухаживаний влюбленные надоедят зрителям как сериал, за год счастливого тайного брака непременно дойдешь до решения бытовых проблем, а то и до вполне явной беременности, за год разлуки трагедия потеряет свою остроту и превратится в эпистолярный роман. Шекспир разом избавляется от этого, оставляя своим влюбленным жизнь длиной в 5 дней, но полную чистых концентрированных чувств. Сколько жизней можно прожить за это время!
За первый день Ромео успевает излечиться от наваждения инфантильной платонической любви (боготворить образ дамы сердца всегда безопасно, довольно легко, но это смешно и неловко смотрится со стороны, что мы и наблюдаем в подшучивании друзей над незадачливым воздыхателем),
он успевает познать любовь живую, с первого взгляда, радость взаимности,
счастье узнавания… где былая меланхолия? Он готов к подвигам и полон сил!
Джульетта же безоглядно распахнула сердце: ее «как море, безгранична нежность и глубока любовь», и это правда. Чувство делает ее бесстрашной, щедрой, сильной: «И я всю жизнь сложу к твоим ногам и за тобой пойду на край вселенной». Эта - может.
Второй день - качели счастья и горя, любви и ненависти. Страх потери друг друга повышает ценность любви. Герои обвиняют, прощают, раскаиваются, принимают друг друга, учатся отпускать, расставаться и - взрослеют. Как много всего!
Третий и четвертые дни становятся для Джульетты настоящим испытанием: она по-прежнему горюет о Тибальте, еще сильнее - тоскует по Ромео, впервые оказывается беззащитной перед чужой волей, но решает бороться и обнаруживает решительность и мужество, принимая план брата Лоренцо, лишь бы остаться верной своей любви. Выбирая между комфортом и
любовью, жизнью и любовью, эта сильная девочка раз за разом выбирает любовь. И здесь уже можно смело откинуть разговоры о том, что «между избалованными подростками только страсть» - та низка и бежит при первом намеке на смерть.
В последний день резко взрослеет Ромео. Еще с утра, «владея самой любовью» и пребывая в радостных мечтах, он обрушивается в пучину горя и тоже встает перед выбором жизни или любви. Когда в ночи он встречается с Парисом, тот кажется ему мальчишкой, так быстро возмужал Ромео от своей потери. Препятствия он устраняет решительно, но с чувством жалости к глупцу, вставшему на его пути. И, наконец, последний выбор героев в
склепе, и снова они выбирают друг друга.
Всего пять дней - и целая жизнь.
Возраст.
Здесь не место полутонам и нюансам, Шекспир берет чистые краски и почти не смешивает их. Этой цели служит и юный возраст пары. Годы дают житейскую мудрость и жизненный опыт. Будь они постарше, выкрутились бы, и получился бы плутовской роман или комедия типа «Труффольдино». В крайнем случае, можно было и совет кормилицы исполнить, а Ромео - признать себя вдовцом, отгоревать, найти себе другую, еще вся жизнь впереди. Но нет, на их сердцах нет еще этой лукавой брони, только любовь, на
чей огонь они летят как мотыльки.
Слуги задают красочный фон и материальность, оттолкнувшись от которой ввысь устремляется тема любви, время - ускоряющийся ритм, ощутимое приближение развязки, а юный возраст героев делает трагедию неизбежной.
Размышления о критике
Во второй части своей работы я хочу ответить на критику пьесы. Она весьма
разнообразна, поэтому и мне придется быть эклектичной.
Мерить мерой своего времени
Самые серьезные «обвинения» возникают у тех читателей, кто видит в героях наших современников - индивидуалистов, свободных от семьи, экономически независимых, знакомых с новейшими психологическими взглядами и при этом постоянных пациентов психотерапевта, что неудивительно, или воспитанных в строгой аскезе благонравных граждан. Подобный взгляд неизбежно порождает неадекватные ожидания, которые не имеют шанса оправдаться.
Мое возражение состоит в том, что Шекспир поместил своих бессмертных героев в сложносочиненный пространственно-временной континуум условной Италии со многими чертами елизаветинской Англии. Но у этого времени и пространства есть свои законы. Героев воспитывают кормилицы и учителя (кстати, судя по диалогам, образование у них неплохое), а не непосредственно родители, и это общая данность, споры решаются силой, темы для шуток простого люда понятны и современным ПТУшникам,
но не возмущают слух и высокородных зрителей, потому что таковы нравы. Изгнание означает вечный туризм, ты просто не сможешь состояться в чужом городе, где у тебя нет имени и за тобой не стоит семья. Исключения - мастеровые и люди искусства.
Возвращаясь к аргументам о том, что герои могли просто вместе убежать, просто отказаться от семьи, просто пойти работать, жить долго и счастливо или наоборот, сознаться родителям, убедить их уступить, а если не получится, понуро (хотя нет - радостно) разойтись по благословленным родителями бракам… Во вселенной данной трагедии это невозможно как камень, повисший в воздухе. А если бы это стало возможным, разве захотел бы
автор об этом писать?
Передергивать факты.
Но, с другой стороны, приравнивать маскарад к оргии - это слишком примитивно и грубо. Конечно, карнавал - прекрасное место для игр, тайных встреч и преступлений, но не оргия же на свадьбе! И, если всерьез принимать версию Ивана Диденко о родословной Ромео (тогда ему 24, и он явно отстает в развитии), как же должен сопротивляться маскараду в собственном доме отец Капулетти, имея юную дочь и совсем еще не старую жену! А он с удовольствием пускает к себе толпу парней в масках, благодушно вспоминая о своих похождениях юности. Такое поведение говорит лишь об относительной безобидности приключений, которые можно было себе позволить под маской. Ромео, в подтверждение моих слов, осмелился лишь на краткий диалог и пару поцелуев украдкой.
Вышесказанное разбивает и аргумент о скоропостижном браке с Парисом как попытке скрыть инцест. Как заботливый отец, Капулетти, конечно, был встревожен душевными страданиями дочери и постарался найти средство от них в меру своего разумения и традиций. Многих смущает тот яростный пыл, с которым он обрушился на Джульетту за отказ от его «лекарства», но тут надо понимать, что он успел дать слово Парису, то есть связать себя обязательством, которое может отменить разве что смерть, болезнь, монастырь или внезапное разорение. Поэтому простое «нет» вызывает у него недоумение и ярость. Он не сомневался в дочернем послушании и не видит причин для отказа. Блажен тот родитель, кто не познает гнев, когда старался ради ребенка, а тому активно не нравится. А уж если сюда подмешать страх за жизнь ребенка (мол, из-за слез своих зачахнет), большинство, включая вашу покорную слугу, подробно объяснят чаду, насколько ценят его право на собственное мнение в сложившихся обстоятельствах и насколько далеко его
необходимо засунуть, если оно хоть сколько-нибудь ценит эту жизнь.
Еще одну оригинальную концепцию Диденко - о не любви, но сговоре главных героев мы разбили в первой части. Ну в самом деле, как можно так буквально понимать молчаливый призыв сбросить зелено-бледное одеяние весталки, то есть не исказить первого впечатления, не оказаться еще одной холодной пустышкой?! Сплошные натяжки! Ромео сам говорит: «Ах, знай она, что это так!» - подтверждая, что монолог свой он произносил для себя, а не кричал его на весь сад. Как и Джульетта, рассуждая на балконе о Ромео Монтекки и его достоинствах, вряд ли хотела бы быть услышанной домочадцами. Ну а раз речи их тихи и не нарочиты, значит, они искренни, самому себе-то зачем лгать?
Всерьез обсуждать похабное поведение Ромео на празднике и его якобы прилюдное приставание к Джульетте (вряд ли он вышел бы из этого дома живым), нелюбовь родителей к своим детям вообще и необъяснимую ненависть синьоры Капулетти к дочери я даже буду, это не подтверждается ни русскими переводами, ни английским текстом. I’ve done with you - не говорит об убийстве, хотя звучит обидно. Мать раньше, чем отец начала готовить Джульетту к браку с Парисом и закономерно негодует, опасаясь, что та
откажется от выгодной партии.
Осталась одна Кормилица, которая, конечно, никаких своих дочерей в гнездо господ не подкидывала, воспитанницу свою любит нежно и преданно, но и правда, не спешит передать ей слова Ромео о тайном венчании. Что это? Мы уже знаем, что родителям она влюбленных не сдала. Но где же она была до полудня? Вероятно, ноги у нее действительно побаливают, ведь Ромео, говоря, что он «станет старше, когда вы найдете его, чем он был в ту минуту, когда вы начали искать его», явно намекает на то, что уж больно неторопливо она ходит, а никак не на свой собственный возраст, не так давно она его ищет. Если предположить, что она честно, но медленно исполнила поручение Джульетты, то тянет время она, возможно, надеясь, что что-нибудь все-таки помешает столь рискованному союзу, но юная госпожа не думает отступать, и кормилица сдается, рассказывая детали предстоящего обручения.
Я благодарна критикам за свежие вопросы, ища ответы на которые, я еще глубже погрузилась в текст любимой пьесы, но все же хочу напомнить, что, если хочешь переместить героя в свое время, придется изрядно поработать над многими деталями, простой перенос не работает, если это не фантастика, а значит, это мы должны перенестись во вселенную произведения, а не выдергивать оттуда персонажей, ну а подтасовывать факты в угоду свой теории не слишком чистоплотно, если текст вопиет о другом.
О вечности
Оказалось, что невозможно не затронуть посмертную судьбу Ромео и Джульетты. Они - осуждены?
Формально, с точки зрения учения Церкви, они покончили с собой, а значит, прокляты, должны быть погребены за пределами кладбища и осуждены на вечные муки. Но внутри меня все восстает против этого приговора! Попытаюсь оправдать их в глазах читателя.
Давайте посмотрим, как реагируют на трагедию остальные персонажи пьесы: родители, герцог, брат Лоренцо - осуждают ли они влюбленных? Нет, они сами осуждаются этой смертью:
«Вас бич небес за ненависть карает,
Лишив вас счастья силою любви!
А я за то, что ваш раздор терпел,
Утратою родных наказан также». (Акт V, Сцена 2).
Нет речи о проклятии, хотя все Библию знают не хуже нашего.
Быть может, об их вечном осуждении что-то говорит сам автор? Тоже нет. Хотя, описывая странную гибель Офелии, он рассказывает нам, что ее чуть не похоронили за оградой.
Неужели они осуждены в глазах миллионов читателей? Неужели люди читали бы и перечитывали лучшую пьесу о любви героев, чья смерть обрекла их Аду? Неужели мы не чувствуем торжества любви в финале? Любовь дает примирение. Любовь не перестает. Любовь не может оказаться во тьме!
Ни сограждане, ни автор, ни большинство читателей не готовы осудить Ромео и Джульетту, хотя никто не будет утверждать, что самоубийство - это хорошо. Быть может, дело в том, что мы вольно или невольно чувствуем, что исход пьесы предопределен жанром (трагедия), сжимающимся временем, обступающими обстоятельствами и юным возрастом героев, которые не нарастили себе спасительного «жирка» самосохранения. И мы горюем о влюбленных, но светло, а не безысходно.
Сюжет о трагической гибели двух влюбленных имеет длинную историю, которая хранит его разные детали и повороты, а также имена авторов, но с точки зрения вечности существует дошекспировские тексты, «Ромео и Джульетта» и последующие интерпретации. Тем более, что Шекспир оставил нам много свободы для них, даже если не передергивать факты и относиться к тексту бережно. Могу ли я сказать, что это произведение чему-то учит, ведь именно этого опасаются те, кто видит здесь историю самоубийства? Нет. Скорее, оно пробуждает, срывает защиты, взывает к тому началу, которое еще помнит чистоту сердца, открытого императиву Любви.
По возрасту я уже (о ужас!) бабушка Джульетты, но благодаря ей я уже почти всю ее жизнь танцую, играю и проживаю Кватроченто, где возродилась сама мысль о важности и ценности любви и позже воплотилась в вечности благодаря Шекспиру.