сын
Замираю и говорю себе: «У меня есть сын». И не могу понять, что я чувствую при этом. Как будто разыгрываю себя. Ну да, есть. Красивый. Спит в соседней комнате.
А я напоминаю себе. Проверяю, насколько глубоко проникло в меня это «есть».
В Арамболе познакомились с Соней и её малышом по имени Ям, что на иврите значит «море». Стройная, в прошлом балетная танцовщица из Киевского театра оперы и балета, она сказала: «Там нет искусства». - «Нет?» - переспросила я. - Подтвердила: «Нет».
У неё тонкое тело, узкие бедра и большая грудь. И дреды над всем этим. Она говорит, глядя на Яма: «Иногда мне кажется, что я проснусь». А Ям похож на маленькую Бьёрк. Он на месяц позже Майтрейки.
Спит в соседней комнате, ему 10 месяцев, и мне кажется, нам нужно начинать спать подальше друг от друга, чтобы выравнивать за ночь свои энергии. Конечно, где бы я ни была, явлюсь по первому зову.
Сонино «Мне кажется, что я проснусь» - это то же, что моё «У меня есть сын». 3 ночи, я вышла на кухню по кофе, которое достанется ему в виде капучино. Кофе - ночью? Слааабый, с молоком. Растворимый компот.
И замерла, чтобы понять. И всё равно ничего не ясно.
Если бы нам сказали тогда, что всё будет ВОТ ТАК, мы бы тогда не боялись. Но тело - моё, по крайней мере, - запрограммировано на страх и недоверие. Я бы всё равно чего-то боялась.
Я за нас, за новую генерацию мам, которые сначала боятся, не хотят, прощаются с собой, сомневаются и хотят проснуться. А потом смотрят в глаза и видят в них всех сразу -и малыша, и ребенка, и юношу, и мужчину, и старика - всех - в одном пришельце. Их всех - не обманешь. За нас, которые говоря «мой» и добавляя «ребенок» понимают условность сказанного, неточность формулировки… Но не заморачиваются с подбором адекватной замены: найдётся - хорошо, а пока - лучше поиграем! А, малыш?..
«А это такое счастье», - ровно добавила Соня, глядя на море.
А я напоминаю себе. Проверяю, насколько глубоко проникло в меня это «есть».
В Арамболе познакомились с Соней и её малышом по имени Ям, что на иврите значит «море». Стройная, в прошлом балетная танцовщица из Киевского театра оперы и балета, она сказала: «Там нет искусства». - «Нет?» - переспросила я. - Подтвердила: «Нет».
У неё тонкое тело, узкие бедра и большая грудь. И дреды над всем этим. Она говорит, глядя на Яма: «Иногда мне кажется, что я проснусь». А Ям похож на маленькую Бьёрк. Он на месяц позже Майтрейки.
Спит в соседней комнате, ему 10 месяцев, и мне кажется, нам нужно начинать спать подальше друг от друга, чтобы выравнивать за ночь свои энергии. Конечно, где бы я ни была, явлюсь по первому зову.
Сонино «Мне кажется, что я проснусь» - это то же, что моё «У меня есть сын». 3 ночи, я вышла на кухню по кофе, которое достанется ему в виде капучино. Кофе - ночью? Слааабый, с молоком. Растворимый компот.
И замерла, чтобы понять. И всё равно ничего не ясно.
Если бы нам сказали тогда, что всё будет ВОТ ТАК, мы бы тогда не боялись. Но тело - моё, по крайней мере, - запрограммировано на страх и недоверие. Я бы всё равно чего-то боялась.
Я за нас, за новую генерацию мам, которые сначала боятся, не хотят, прощаются с собой, сомневаются и хотят проснуться. А потом смотрят в глаза и видят в них всех сразу -и малыша, и ребенка, и юношу, и мужчину, и старика - всех - в одном пришельце. Их всех - не обманешь. За нас, которые говоря «мой» и добавляя «ребенок» понимают условность сказанного, неточность формулировки… Но не заморачиваются с подбором адекватной замены: найдётся - хорошо, а пока - лучше поиграем! А, малыш?..
«А это такое счастье», - ровно добавила Соня, глядя на море.