Записи 2002 г. Иллюзия ЖЖ :)
25.03.02.
Мандельштам лучше других, по-особому чувствует русский язык. Как рыба не замечает воды, так иной русский не чувствует возможностей своего языка. Мандельштам же, словно заплывшая в реку морская рыба, плещется и наслаждается брызгами:
И какой там лес - еловый?
Не еловый, а лиловый -
Не скажу наверняка,
Лишь чернил воздушных
Проза неразборчива, легка...
Я люблю его за то, что он не приглаживает речь под понятную струю нарратива, но и не ломает языка в припадке экспериментирования (чем грешат, на мой взгляд, Маяковский и Цветаева) - он играет с ним, легко и весело.
Люблю Мандельштама за вздорность и веселье, не переходящие в насмешку и сатиру.
Люблю более всего за то, с какой легкостью он, мещанин, любитель комфорта, "жены содержатель", ухлопал свою собственную моль:
Его толстые пальцы,
Как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири - верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
У него нет ни пафосного тираноборчества, ни, тем паче, "междустрочной" тонкой критики, поэт просто рисует все, как есть, и наслаждается точностью портрета. То, что это должно поставить жирный крест на его творчестве и жизни, не могло заставить Мандельштама не написать этого. Действительность сама просилась в рифмованные строки - и вовсе не ради справедливости или протеста. Мандельштам боялся смерти и всячески пытался избежать ее, но всегда делал то, чего требовал от него вздорный гений поэзии.
---
Пожалуй, сейчас я бы не стала этого писать. Не стала бы с литературоведческой наглостью утверждать, что и зачем человек писал, выбрала бы другие слова (для того, о чем не стала бы писать). Но некая мысль, содержащаяся в этой старой записи, в целом мне все же созвучна, хотя банальна и навеяна, несомненно, "Второй Книгой".
Мандельштам лучше других, по-особому чувствует русский язык. Как рыба не замечает воды, так иной русский не чувствует возможностей своего языка. Мандельштам же, словно заплывшая в реку морская рыба, плещется и наслаждается брызгами:
И какой там лес - еловый?
Не еловый, а лиловый -
Не скажу наверняка,
Лишь чернил воздушных
Проза неразборчива, легка...
Я люблю его за то, что он не приглаживает речь под понятную струю нарратива, но и не ломает языка в припадке экспериментирования (чем грешат, на мой взгляд, Маяковский и Цветаева) - он играет с ним, легко и весело.
Люблю Мандельштама за вздорность и веселье, не переходящие в насмешку и сатиру.
Люблю более всего за то, с какой легкостью он, мещанин, любитель комфорта, "жены содержатель", ухлопал свою собственную моль:
Его толстые пальцы,
Как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири - верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
У него нет ни пафосного тираноборчества, ни, тем паче, "междустрочной" тонкой критики, поэт просто рисует все, как есть, и наслаждается точностью портрета. То, что это должно поставить жирный крест на его творчестве и жизни, не могло заставить Мандельштама не написать этого. Действительность сама просилась в рифмованные строки - и вовсе не ради справедливости или протеста. Мандельштам боялся смерти и всячески пытался избежать ее, но всегда делал то, чего требовал от него вздорный гений поэзии.
---
Пожалуй, сейчас я бы не стала этого писать. Не стала бы с литературоведческой наглостью утверждать, что и зачем человек писал, выбрала бы другие слова (для того, о чем не стала бы писать). Но некая мысль, содержащаяся в этой старой записи, в целом мне все же созвучна, хотя банальна и навеяна, несомненно, "Второй Книгой".