письма из Коврова-9
Про детский сад
9 ноября 2007 г.
Здравствуйте, Маша!
Когда в последний раз мы были в Центре, Има занималась с девочкой, которая не могла сойти с места, чтобы зайти в зал - такая невероятная застенчивость и мучительная стеснительность. Я тогда подумала, что один вариант, как получается застенчивость, я узнала, когда ходила в детский садик… По дороге домой меня накрыло жуткими картинками из детства…
Это был лучший садик. А воспитатели - сущие садисты.
Сколько лет прошло, я без содрогания вспомнить не могу… Мальчик хвастал, понятно чем. Воспитатель собрала всех в круг, поставила мальчика в центр, заставила снять штаны. Вдруг выхватила нож из кармана белого халата и замахнулась на мальчика нацеленно в это место. Мальчик сжался, сморщил лицо, как от боли. Я подумала в тот момент, что - все, отрубили… Так подумали все. Мальчик упал в ноги и умолял не отрезать ему. Он тоже, как и я, верил, что сейчас это случится.
А со мной тоже поупражнялись исправно. Мне было пять, почти шесть лет. На каруселях на лошадках не хватило места. Я села прямо на пол каруселей. Трусы, конечно, испачкались. Но до этого ли, когда так весело. «Безобразие» обнаружилось перед тихим часом.
Группу подняли с кроватей, выстроили в линейку, перед линейкой поставили меня, повернули попой, показав, какая я грязнуля, и заставили перед всеми снять трусы... Все смеялись, а я сжалась в комок от стыда.
А в другой раз, в тихий час, мы, конечно, шумели. Вбежала разъяренная воспитатель, всем велела построиться. Я стояла первая. Она объявила, что сейчас всем будет заклеивать глаза. Достала бумагу и в гробовой тишине стала нарезать на полоски. Какой был ужас!..
Опять все верили, что всем навсегда заклеят глаза. И вот эта полоска с капающим клеем мелькает у меня перед глазами, я ору, умоляю меня простить, а воспитатель делает жесты готовности к действию, и я чувствую свои последние зрячие минуты. Я орала так истошно, что у меня во всем теле затокало сердце, а в голове забилось слово «битка», по слогам сопровождая сердечные удары.
Воспитатель отступила, всех отпустили по койкам. А дома я ничего не сказала.
Застенчивость, стыд, страх, вина - все, посаженное в детстве, живо. Раненная с детства, это я - инвалид детства, а не Маша.
9 ноября 2007 г.
Здравствуйте, Маша!
Когда в последний раз мы были в Центре, Има занималась с девочкой, которая не могла сойти с места, чтобы зайти в зал - такая невероятная застенчивость и мучительная стеснительность. Я тогда подумала, что один вариант, как получается застенчивость, я узнала, когда ходила в детский садик… По дороге домой меня накрыло жуткими картинками из детства…
Это был лучший садик. А воспитатели - сущие садисты.
Сколько лет прошло, я без содрогания вспомнить не могу… Мальчик хвастал, понятно чем. Воспитатель собрала всех в круг, поставила мальчика в центр, заставила снять штаны. Вдруг выхватила нож из кармана белого халата и замахнулась на мальчика нацеленно в это место. Мальчик сжался, сморщил лицо, как от боли. Я подумала в тот момент, что - все, отрубили… Так подумали все. Мальчик упал в ноги и умолял не отрезать ему. Он тоже, как и я, верил, что сейчас это случится.
А со мной тоже поупражнялись исправно. Мне было пять, почти шесть лет. На каруселях на лошадках не хватило места. Я села прямо на пол каруселей. Трусы, конечно, испачкались. Но до этого ли, когда так весело. «Безобразие» обнаружилось перед тихим часом.
Группу подняли с кроватей, выстроили в линейку, перед линейкой поставили меня, повернули попой, показав, какая я грязнуля, и заставили перед всеми снять трусы... Все смеялись, а я сжалась в комок от стыда.
А в другой раз, в тихий час, мы, конечно, шумели. Вбежала разъяренная воспитатель, всем велела построиться. Я стояла первая. Она объявила, что сейчас всем будет заклеивать глаза. Достала бумагу и в гробовой тишине стала нарезать на полоски. Какой был ужас!..
Опять все верили, что всем навсегда заклеят глаза. И вот эта полоска с капающим клеем мелькает у меня перед глазами, я ору, умоляю меня простить, а воспитатель делает жесты готовности к действию, и я чувствую свои последние зрячие минуты. Я орала так истошно, что у меня во всем теле затокало сердце, а в голове забилось слово «битка», по слогам сопровождая сердечные удары.
Воспитатель отступила, всех отпустили по койкам. А дома я ничего не сказала.
Застенчивость, стыд, страх, вина - все, посаженное в детстве, живо. Раненная с детства, это я - инвалид детства, а не Маша.