Биополитика насилия: что флешмоб женщин рассказал нам о России Ella Paneyakh
Флешмоб про "я не боюсь сказать", между тем, доказал, что в России продолжается низовая модернизация. И вот он уже, большой цивилизационный сдвиг, пошел-таки. Режим оказался недостаточно убедительным и недостаточно жестоким, чтобы успеть вовремя раздолбать общество до того состояния, когда гуманитарный прогресс временно прекращается, и только после периода потрясений начинает отсчет с новой точки. А теперь уже поздно. Под вопрос поставлен не один гендерный порядок, а все механизмы мягкой/скрытой власти, на которой держится авторитарно-советский статус кво. Когда латентное насилие вытаскивают на свет, и вслух проговаривают его механику, порядок выворачивается наизнанку. Теперь уже либо доставай пистолет на каждое "а ты кто такой?", либо уползай под кочку, уступая место тем, кто умеет договариваться.
Латентное насилие это: "как тебе не стыдно?", "всем нормально, а ты что, особенный/ая?", "прекрати истерику", "хихи, а в моей жизни такой пакости нет, что я упустил?", и особенно нежное: "а мне поооофиг! Какое солнышко красивое..." . Особенно когда озвучивает человек со статусом и авторитетом. «Сама виновата»: В чём принято обвинять жертв насилия
Разбираем популярные заблуждения, навязанные логикой патриархата Мужчинам - о сексуальном насилии
В трех простых тезисах-пощечинах НЕ ФЛЕШМОБ: КОЛИ ОСОБИСТЕ СТАЄ ПОЛІТИЧНИМ О чем мы говорили, когда #МыНеБоялисьСказать
В обществе до сих пор не утихают споры по поводу флешмоба #ЯНеБоюсьСказать, и дело уже дошло до теории заговора: противники флешмоба ищут ответ на вопрос «Кому и зачем это нужно?» и придумывают совершенно фантастические версии. А ответ, меж тем, лежит на поверхности. зі.
Ирина Хрунова Эти два дня, когда моя лента разрывается от всех этих историй, я думала, вставлять или нет свои 5 копеек. Поскольку насилие и изнасилование это не только социальное или психологическое действие, но еще и юридическое, решила я вам описать юридическую практику по таким делам. Без каких-либо оценок, просто юридическая действительность.
Вот шли 2 парня и девушка с вечеринки от общих знакомых. Все выпили. А потом парни по очереди изнасиловали девушку. Или лучше так сказать - совершили акты по очереди, положив девушку на травку. Девушка добрела до дома, и залезла в душ, поскольку просто была грязная, трава знаете ли, лужа, поменяла одежду и пошла в милицию. Ее внимательно выслушали, посадили в "бобик" и повезли к дежурному эксперту. Тот девушку осмотрел, спросил, какого хуя она мылась, и следов внутри нее уже нет. Это мы, юристы, все знаем про сохранение следов преступления, а девушкам про это никто не рассказывает, нет таких уроков в школе, да и родители не просвещают, сами то не знают. Это тоже к вопросу о сексуальном воспитании. И видит дежурный следователь неприятную для него картину - трудно не только доказать факт насилия, но и вообще факт соития. Нет же следов.
В одном моем деле о заражении ВИЧ-инфекцией (парень девушку), молодой человек вообще утверждал, что эту особу он видел пару раз, пиво в парке пили, а секса с ней никогда не было. Она описывает его квартиру, комнату, картину на стене, кошку, а он твердит - не было секса никогда, не была она у меня дома. Никто никогда особо признаваться не спешит. Так вот что начинает делать следователь? Правильно, ему висяк не нужен, толкает он девушке обратно заявление и убеждает простить и забыть. Ладно, если убеждает и объясняет, чаще всего просто рявкает, что "сама дала" и выгоняет из отдела.
Защита государства? Ага, в полной мере. Но если даже девушка в грязном и немытом виде добежала до отдела полиции, и эксперт из нее выскреб следы преступления, и возбудили уголовное дело, то дальше начинается унижение в квадрате. Юридически важно, чтобы преступление было описано в самых мельчайших подробностях. И поэтому девушка три, четыре, десять раз рассказывает о произошедшем - как, сколько, почему, каким и все это до самых мелочей. И никуда от этого не скрыться.
Вы сами пробовали описать своей половой акт в подробностях чужому человеку? Даже добровольный? Так попробуйте, посмотрим, что получится. А потом наступает суд. И в зале суда - насильник, а в коридоре суда - его мать, сестра, жена или подруга. И адвокат, у которого работа заключается в том, чтобы обеспечить защиту своему клиенту. Девушка говорит в суде, что она была девственница, а на следующее судебное заседание приходит друг подсудимого и говорит, что у него был секс с ней за месяц до изнасилования. Девушка криком кричит, что это вранье, а как проверить? Или же подсудимому предъявляются фото синяков на теле, а он говорит, что она сама просила пожестче с ней. А если насильников двое, вот двое так и говорят, и утверждают про добровольное согласие. И выводят из зала суда подсудимого в наручниках, а следом потерпевшая выходит, а в коридоре мама его, сестра, жена и другие активные родственники встречают ее, и слово "тварь" это самое доброе в ее адрес. А если это маленький город или поселок? А если судья не поверил про желание жесткого секса и отправил насильника лет на 7 в известно какие места? Для девушки уехать -это самое лучшее, да только кто на такое решится. И собственная мама, в первые дни плакавшая вместе с ней, спустя месяц уже говорит - может не надо, всякое бывает, нам еще здесь жить... И нет вообще никакой психологической помощи, а потом вены, руки, лезвие и психушка. Поэтому изнасилование -это ад, а что дальше - еще хуже. Адвокаты не любят участвовать в таких делах, а уж это такие циники...
Вот такая у нас система, что пострадавшим проще и лучше не идти в полицию, то есть к государству за помощью. Вот такая юридическая действительность, которая своей беспомощностью и безнаказанностью порождает насилие