[Heading. 17.]
Я пережила то лето, когда мы
босиком, разодрав колени и локти о колючую проволоку,
под толстым лучом прожектора, взявшись за руки и падая
всё время,
спотыкаясь и падая,
сбежали из гетто.
В черной комнате на кованую кровать
мама шьет белых птиц и в ряд
садит их на изголовье. Запирает на ключ дверь,
методично проверяет замок: тяжел.
И в дверную щель шепчет мне, мол, пора спать.
И тогда пол под ногами плавится как чернильная грампластинка,
воздух выпадает хлопьями, сбивается в тучи,
картинка
плывёт, а пальцы цепляют волосы, полые легкие,
пустотой полные…
Впереди я вижу полосы, которые отсчитывают километры.
Мы босые, грязные, полуголые и бежать уже
не от кого,
некуда.
За спиной я вижу, как лижут горные спины лучи прожектора,
и только отсюда мне кажется сухим штрих-кодом,
умещающимся в ладони, сжатой крепко,
только отсюда мне кажется таким уязвимым
наше гетто.
И я давно не то чтобы жива, просто я
пережила то лето.