Я решила вернуться на маяк и узнать о судьбе старого смотрителя. На маяке уже почти никого не было, только старый монах, та девушка в форме военной кубинской армии и еще один местный человек в одежде санитара санатория. Кажется, это брат Эмилии - Алехандро.
Они рассуждали о затонувшем паруснике «Каналья», что находился под маяком. Название парусника показалось мне знакомым, но я так и не могла вспомнить, где же я его раньше слышала. Но не моей мутной головой было копаться в воспоминаниях.
На меня не обратили внимания, а я достала камеру и стала снимать. Тема беседы показалась мне занимательной. Итак, на мелководье лежал затонувший парусник. Монах рассказывал, что читал какие-то записи про эту самую «Каналью» и вроде бы как на ней когда-то 300 лет назад перевозили много золота. И вроде бы могло так случиться, что в ее трюмах это золото до сих пор может быть… Вроде бы как кто-то опускался на дно, но не видел золота вокруг корабля.
Они начали рассуждать, можно ли поднять парусник на поверхность, чтобы его обыскать как следует, но тут… у меня закончилась пленка в бабине.
Мне крайне сложно было думать самой… пропавшие акваланги, парусник с золотом… И название это… Где-то я его раньше слышала…
Надо было вернуться на сахарный завод и рассказать матросам и капитану. Весьма возможно, что местные кладоискатели могли утащить акваланги для обыска парусника.
Пришлось идти в отель, там у меня была еще одна запасная пленка. Надо было зарядить кинокамеру.
По дороге я, проходя мимо отеля «Петербург», наткнулась на мисс Сандерс, которая позвала меня снимать ее лекцию про Атлантиду. Эту лекцию я уже дважды слушала, но вежливо ответила, что приду, раз в мою задачу входит ее освещение.
Я опоздала к началу, так как в отеле «Петербург» я увидела сержанта Коломбо. Мне надо было решить вопрос с документами, поэтому я отправилась к ней, объяснив ситуацию с обрывом в очередной раз.
- Мою личность здесь могут подтвердить члены научной экспедиции с «Лулу» и стажер морского патруля Эмма Мур. Она - бывший комиссар полиции города Сент-Луис Соединенных Штатов Америки.
- Садитесь! - сказала мне сержант Коломбо добродушно, и, не спрашивая ни с кого подтверждения личности выписала мне кубинский паспорт, проставив место рождения - деревню Эстрада-Пальме.
Женщина не взяла с меня ни песо. И никто не писал никаких удостоверений в том, что я - это я. Я могла назваться любым именем и назвать любую дату рождения. Кстати, дату я назвала не помню какую. Из-за сотрясения я так и не вспомнила, какого я года рождения.
Так что дата рождения в кубинском паспорте не совпадает с официальной. Таким образом я стала гражданкой Кубы и верной дочерью кубинского народа. Правда, после знакомства с сапогами военных я совсем перестала поддерживать кубинского диктатора. Он запрещает свободу слова! Viva Cuba libre!
Тут меня привлекла картина, появившаяся в фойе отеля. Как мне похвастался барон - это был Шишкин, подаренный ему каким-то американским бизнесменом. Я тут же сделала фотографию этого Шишкина, чтобы потом проверить его по каталогам - не находится ли он в музейном розыске.
Передохнув, я отправилась на сахарный завод навестить экспедицию и рассказать про корабль и про то, что кто-то ищет клад. Может быть это была зацепка на пропавшие акваланги. Думать я не могла, но остальных-то не пинали ногами по голове. Пускай думают за меня.
Впереди меня прогуливались Флинн Мёрфи и Ивен Клэр. Я шла за ними, и на дороге нашла свернутый вчетверо лист бумаги.
«Что это? - Я развернула бумагу. - Отчет чей-то. Интересно, а кому этот отчет предназначен? Хм… Он предназначается… мне! А с каких пор у нас тропинка служит почтовым ящиком для отправлений? Кто такой умный? Где подпись? А-а-а! Агент Блондинка! Надо было догадаться!»
Я прочла отчет по диагонали, так как текст все-таки слегка плыл из-за тумана в голове.
В общем-то агент расследовала все преступления, узнала, что поле сахарного тростника подожгла некая старушка из Финляндии. Эти показания можно было бы передать отчет местной полиции. Но Агент Блондинка, являясь блондинкой не столько по цвету волос, сколько по родовой травме, с чего-то решила, что «Лулу» связана с контрабандой жемчуга. Это с какого такого перепугу? Флинн точно не может, не по его это части. Матросы? Про тех ничего не знаю. Но это ребята из профсоюза. Бастер был бандитом, но явно не браконьером. А еще в отчете была указана связь Эмилии и ее брата с партизанами. Эмилию я не подставлю.
Я прибрала отчет, и решила, что дальше меня он никуда не пойдет. Главное, не быть блондинкой самой, а сжечь отчет побыстрее. Если не забуду…
Разумеется, я забыла, потому что меня в тоску вогнали несчастные матросы, которые никак не могли найти акваланги экспедиции. Я им сказала, что на другой стороне бухты есть заинтересованные в кладоискательстве лица, и что следы ведут к девушке, оккупировавшей маяк покойного дона Рикардо, к монаху (который в отчете шуршал рацией и подозревался в шпионаже) и к Алехандро. Это же самое я передала Флинну.
Мне было уже на все наплевать, но я вспомнила, что обещала заснять мисс Сандерс лекцию по «Атлантиде». В третий раз… Я же репортер экспедиции. Это мой долг… Да, я наврала, что после того, как мы сдали преступников в Сент-Луисе мне нужно для съемок передачи в Гаване. Я улетела на самолете. Я так хотела получить это интервью.
Но вот я снова в составе экспедиции.
Когда я дошла до санатория, где уже шла лекция, я заметила, что Ивен уже там - спит под монотонный голос мисс Сандерс на плече у старушки-поджигательницы. Старушка - госпожа Мяки сидела в ночной рубашке, увешанная жемчугами. Сразу видно, что она впала в старческий маразм. Жалко будет ее сажать в тюрьму, но надо. Закон суров, но это закон, даже для бабушек. Видимо, у Ивен Клер ожидается очередной процесс и дача показаний. А потом мы будем ее перепрятывать. Интересно, куда? Горничной в какой-нибудь «Петербург» к барону? Хорошая мысль. Но думать я ее буду, когда в голове прояснится.
Мисс Сандерс раздавала какие-то эротические репродукции, доказывающие существование Атлантиды, и что-то говорила. Я не запомнила. Но, кажется, что-то снимала, особенно монаха, про которого агент Блондинка писала, что он шпион. Интересно, на кого он работает. Вроде бы финский монах. А у Финляндии есть своя внешняя разведка? На Кубе? А зачем? Какой интерес у финнов к этому острову и к этой маленькой деревушке?
Может и в самом деле золотоискатель и авантюрист. Вон и какие-то источники читал про затонувший корабль.
Нет, думать я не хочу… Нельзя напрягать мозги. Мне нужен покой, пляж, солнце и бананы… В раю я или где? Кстати, мне показалось или кто-то перепутал две буквы в названии отеля. Был «Эль Параисо» - рай. А оказалось - «Эль парасио» - «паразитический».
Лекция, которую я не слушала, уже закончилась. Как бы невзначай задала местным вопрос про умершего смотрителя маяка дона Рикардо. Алехандро разрыдался, что хороший человек был дон Рикардо, и оставил ему какую-то посылку с «Боржоми».
- С чем? - даже у человека с сотрясением мозга в голове произошла революция при этом слове.
Если бы моя прабабушка в середине XIX века не бывала в Грузии и лично не занималась золотодобычей на реке Боржомке, чтобы за 400 унций золота выкупить старинный фамильный браслет с тремя рубинами у княгини Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой, жены русского наместника на Кавказе, я бы может быть не знала этого слова «Боржоми». Но я не только знала это слово, что это - минеральная вода, но и знаю, что теперь эта территория с целебными источниками принадлежит СССР.
Итак, Алехандро сказал, что дон Рикардо передал ему посылку из СССР перед смертью. Это не мое дело, но я, кажется, знаю, кому она предназначалась. И у меня слишком болит и кружится голова, чтобы этим заниматься. Но кого надо, я предупрежу.
Дальше что-то было связано с русской картиной художника Тропинина, экспертизу которой проводила мисс Сандерс. Эту картину госпожа Мяки украла у барона, он на нее жаловался, но, очевидно, выцарапать ее у старушки было невозможно. Для меня же главное было сделать необходимые снимки. Что я и сделала. Пусть барон и старушка разбираются сами.
Между отелем и санаторием я поймала ту девушку-военную с маяка, которую, кстати, звали Консуэла Эспаньол, и стала брать у нее интервью на камеру. Поняла, что на самом деле утром кто-то делал погружение у маяка и эта сеньорита была тому свидетелем. Девушка косила под дуру, что она спала и не видела, и не слышала, и даже не разобрала, мужские или женские голоса были на берегу. Я это даже с сотрясением мозга понимаю, что она темнит и кого-то покрывает.
Девушка все сетовала, что парусник есть, а некому поднять. Мне кажется, что не так и сложно это. У капитана Мёрфи на рейде сухогруз стоит… Нужны только водолазы и необходимые специалисты. И у того же капитана они есть - Марго и Лукас. Дело было за аквалангами, которые кто-то зачем-то утащил.
Мне казалось, что эта сеньорита Эспаньол в курсе про акваланги. Она же знала, что утром кто-то делал погружение.
По сути, надо было сдать сеньориту Эспаньол сержанту Коломбо по подозрению. Но если она не внучка смотрителя, ее подослали кубинские власти ловить советских шпионов и партизан? Ох, а мне к кубинским властям нельзя…
Плохо быть с мутной головой… Мне бы отлежаться, но я снова иду на сахарный завод…Все пути с украденными аквалангами ведут к маяку и в санаторий…
Я вернулась на сахарный завод, который в качестве базы облюбовала экспедиция. Там царило уныние. Матросы, которые должны были погружаться, сбились с ног, разыскивая акваланги. Теперь они устали и кляли злую судьбу. А за одним поругались с капитаном.
При этом, что матросы в своих поисках нашли чужой акваланг в третьей палате санатория, но свои не могли найти никак. А так как они были честными ребятами, совесть не позволила взять чужой акваланг. Я просто умилилась. Зря я про них плохо думала. Даже акваланг чужой не взяли.
Я им объяснила, что кто-то, судя по всему, ищет клад на затонувшем паруснике и предложила Мелиссе организовать подъем парусника . В конце концов история знает только один случай подъема уцелевшего парусного судна на поверхность до нашего 1957 года. И теперь он является музейной гордостью. Трехсотлетний, сохранившийся корабль в заливе Гавана - это сенсация в научном мире. Дело в том, что обычно корабли разлагаются очень быстро. Поставить такой корабль в музей - это ценность не меньшая, чем найти клад. Конечно, кладоискатели думают, что ценность - это только золото. Но золота могло не оказаться. Не все затонувшие парусники ходят с сундуками золота. А вот корабль может стать национальным достоянием страны, к порту которой он был приписан. Во всяком случае морское законодательство так гласит. Или той страны, которая наложит на это нагло лапу, сказав, что это - именно их корабль.
- Да что вы мне предлагаете? - возмутилась мисс Сандерс. - Триста лет - это свежак какой-то. Мне надо, чтобы не меньше трех тысяч лет было находке!
Аргумент, надо сказать, был железный. И я поняла, что они не договорятся. Мелисса Сандерс уперлась в свою Атлантиду, а тем, кому она не нужна совсем не нужно, чтобы им мешали чужие аквалангисты.
Глава национального Музея Сент-Луиса даже не рассматривала перспективу обмена ни в каком варианте. Отдала бы она этим кладоискателям их клад или что там им надо, а они вернули бы ей акваланги.
И, честно говоря, меня ни Атлантида, ни затонувший корабль не интересовали вообще. Разве что ускользала сенсация для телерепортера. О подъеме парусника я бы сделала репортаж. И тут в эту деревню слетелась бы вся мировая научная общественность. Уцелевший парусник трехсотлетней давности! Это гораздо реальнее любой подводной цивилизации. А так без анвалангов нам и на Канарах делать нечего. Разве что загорать.
У меня болела и кружилась голова, и я не хотела ни за что бороться и пытаться преломить чужое упрямство. Мне что ли эти погружения нужны? Я вообще в эту Атлантиду не верю!
Тут на сахарный завод заявились Эмилия и Алехандро.
Так как я слышала разговор о кладе и записала его на пленку, я пыталась торговаться с Алехандро, чтобы понять, что ему нужно, чтобы помочь нам отыскать акваланги. Но в дело вмешалась матрос Марго с пистолетом, которая заорала:
- Скажите, сколько вы хотите за то, чтобы взять без спроса в третьей палате акваланг и принести его сюда? Я - честная, я не возьму. Так возьмите вы его.
Алехандро так напугался, что бросился наутек, пытаясь утащить сестру. Мне кажется, Марго несколько погорячилась, потому что Алехандро так и не принес нам акваланги.
Я двинулась за ними следом. Эмилия заметила меня и остановилась. Наконец, мы могли поговорить.
- Я нашла ваш пистолет, - сказала она.
- Да? Где он был?
- Тот труп, что нашли утром на пороге отеля… Это нашла этот труп несколько дней назад, после пожара. Он был убит из вашего пистолета.
- Кем?
- Похоже, он пустил себе пулю в висок сам. Или его кто-то убил вашим пистолетом и вложил пистолет в его руку. Я нашла тело. Мы перетащили его к отелю, так как парень работал там… Но пистолет у меня остался. Я не хотела, чтобы его нашли. Держите, - она передала мне оружие в руку.
Очень неприятно. Из моего оружия застрелили человека… Или он сам застрелился… И я ничего не могу сделать… ни обнаружить себя, ни вести следствие, ни привлечь полицию… Еще голова мутная…
Я приняла у нее мое табельное…
Мы подошли к отелю «Петербург». Там как раз раскапывали могилу, где похоронили того парня - Яцека Ковальски, труп которого им подкинули. Экспертизу проводила Эмма Мур и доктор Веласкес из санатория, потому что никто не знал, где сержант Коломбо. Но так как она была единственным полицейским на десять деревень вокруг, никто не беспокоился. Она могла уехать по делам в другую деревню.
Я поставила камеру и стала снимать. Сейчас убийство Ковальски - это было почти личное дело… Итак, мальчишка лет 18-ти не то застрелился, не то был убит… Убит профессионально из моего пистолета. Пуля вошла в висок, вышла через рот… Гарантированная смерть… Эмма Мур тоже заострила на этом внимание. Профессиональное самоубийство или его имитация…
После вскрытия я отправилась в отель наводить справки про этого Яцека. Никто толком ничего не знал.
У барона было много оружия. Оно постоянно валялось на столе в его кабинете, словно бы он готовился не то поднять восстание, не то оказать сопротивление партизанам. А если есть доступ к оружию, мальчишка мог уметь с ним обращаться. Но зачем ему было красть мое оружие на маяке и стреляться им, если у барона - целый арсенал в его «Петербурге»?
К сожалению, я почти не соображала из-за головной боли. К кому я могла обратиться за помощью? Только к Флинну. Пришлось снова идти на сахарный завод.