Таро Джейн Остин: Мэнсфилд-парк, часть 2.
10 монет
Сэр Том Бертрам, леди Бертрам, Фанни и Эдмунд
Эдмунд и Фанни поженились, оба с самого начала знакомства испытывали привязанность друг к другу, но, если Фанни довольно рано поняла, что любит его, то Эдмунду понадобилось на это гораздо большее время. И все же они соединились узами брака и, более того, в скорости получили Мэлфилдский приход и стали жить рядом со своей семьей."Этого союза сэр Томас желал еще до того, как ему стали известны их намерения. Пресытясь отношениями, основанными на честолюбивом и денежном интересе, он все более ценил безупречность жизненных правил и чистоту натуры и, превыше всего стремясь соединить крепчайшими узами все, что осталось ему от домашнего благоденствия, с. искренним удовлетворением размышлял, что, весьма вероятно, два молодых сердца, связанные многолетней дружбой, станут друг для друга утешением в постигшем каждого из них разочарованье; и довольство, оттого что сбудется его надежда обрести в Фанни дочь, и радостное согласие, каким он ответил на почтительную просьбу Эдмунда, и счастливая уверенность, что, получая Фанни в дочери, он приобретает подлинное сокровище, разительно не походили на его первоначальное об этом мнение, когда впервые обсуждался приезд бедной девочки в Мэнсфилд; так само время делает неизбежным разительное несходство между планами и последующими решениями смертных - ради их собственного просвещения и развлечения ближних.Фанни была как раз такой дочерью, какую он для себя желал. Своим милосердием и добротою он воспитал для себя первейшую свою отраду. Щедрость его была с лихвой вознаграждена, и его великодушные намерения в отношении ее того вполне заслуживали. Он мог бы сделать ее детство счастливей; но, неверно рассудив, держался с неизменной суровостью, и тем лишил себя в ранние годы ее любви; теперь же, когда они подлинно узнали друг друга, их взаимная привязанность необыкновенно укрепилась. Поселив Фанни в Торнтон Лейси и с неизменною добротою заботясь, чтобы ей там было уютно, сэр Томас почти всякий день стремился увидеть ее либо там, либо в Мэнсфилд-парке.
Леди Бертрам, которая долгие годы дорожила племянницей больше из себялюбия, не имела охоты расставаться с Фанни. Не настолько заботило ее счастье сына или счастье племянницы, чтобы желать этого брака. Но все же ей возможно стало расстаться с Фанни оттого, что ее место заняла Сьюзен. Новая племянница надолго - и с какой радостью - поселилась в Мэнсфилде и благодаря живости ума и готовности быть полезной освоилась с этим так же легко, как в свое время Фанни благодаря милому нраву и глубокому чувству благодарности. Без Сьюзен никак нельзя было обойтись. Поначалу как утешение для Фанни, потом как ее помощника и под конец замена, она обосновалась в Мэнсфилде по всем признакам так же прочно. Ей, не столь пугливой по натуре и не столь ранимой, все там давалось легко. Мгновенно понимая характер каждого, с кем ей приходилось иметь дело, и не отличаясь от природы робостью, которая мешала бы исполнить любую порожденную им прихоть, она вскорости стала приятна и необходима всем и после отъезда Фанни так естественно сумела поддерживать ежечасный тетушкин покой, что леди Бертрам постепенно привязалась к ней, пожалуй, даже сильней, чем к Фанни. В благотворном присутствии Сьюзен, в совершенстве Фанни, в неизменно безупречном поведении и растущей славе Уильяма, в добром здоровье и благополучии всех прочих членов семейства Прайс, которые помогали друг другу преуспевать и делали честь покровительству и помощи сэра Томаса, он опять и опять находил причину радоваться тому, что сделал для них всех, и признавать, сколь полезны в юности лишения и необходимость себя ограничивать, а также сознание, что ты рожден для того, чтобы бороться и терпеть.При стольких подлинных достоинствах и подлинной любви, не зная недостатка ни в средствах, ни в друзьях, кузен и кузина, вступившие в брак, обрели ту защиту, надежней которой не может дать земное счастье. Оба они равно созданы были для семейных радостей, привязаны к сельским удовольствиям, и дом их стал средоточием любви и покоя; а чтоб дорисовать сию прекрасную картину, надобно прибавить, что как раз тогда, когда, прожив вместе уже довольно времени, они стали желать большего дохода и испытывать неудобства из-за того, что так отдалены от родительского жилища, смерть доктора Гранта сделала их обладателями Мэнсфилдского прихода.После этого события они переселились в Мэнсфилд, и тамошний пасторат, к которому при двух его последних владельцах Фанни всегда приближалась с мучительным стеснением чувств либо с тревогою, скоро стал так дорог ее сердцу и так на ее взгляд прекрасен, как было с давних пор все окрест, все, что находилось под покровительством Мэнсфилд-парка."
7 перьев
Миссис Норрис
Миссис Норрис весьма неприятная, мелочная, прижимистая особа. Не забывая регулярно попрекать Фанни тем, что она всем в жизни обязана Бертрамам, сама она не упускала возможности получать удовольствия за чужой счет.
"Выйдя замуж за человека с доходом более скромным, чем ей хотелось бы, она поначалу вообразила, будто необходимо во всем соблюдать весьма строгую экономию; и то, чему сперва была причиною вынужденная расчетливость, в скором времени пришлось ей по вкусу, стало предметом неустанного попечения, обыкновенно направляемого на детей, коих у ней не было. Ежели надо было бы содержать большое семейство, миссис Норрис никогда не сберегла бы свои деньги; но такой заботой она не была обременена, и оттого ничто не препятствовало ее бережливости и не убавляло довольства, какое приносил доход, что ежегодно пополнялся и превышал их надобности. Увлеченная страстью к накопительству и при этом не питая истинной привязанности к сестре, она готова была претендовать единственно на честь придумать и привести в действие столь дорогостоящую благотворительность; хотя, могло статься, она так плохо себя знала, что после беседы с сэром Томасом возвращалась домой в счастливой уверенности, будто, кроме нее, нет на свете сестры и тетушки, которой присуща была бы такая широта натуры."
8 перьев
Эдмунд Бертрам и Мэри Кроуфорд
Как только Мэри Кроуфорд поселилась у своей сестры, Эдмунд сразу почувствовал к ней симпатию, которая по мере знакомства переросла во влюбленность. И, несмотря на то, что она крайне не лицеприятно отзывалась о его будущей профессии, не взирая на другие различия во взглядах, он все больше привязывался к ней, не замечая очевидного. Но, тем болезненнее ему открылось ее истинное лицо."На другой день в Мэнсфилд наконец‑то доставили арфу. И теперь остроумная, симпатичная и жизнерадостная Мэри показала себя и как неплохая арфистка. Она играла великолепно (или, по крайней мере, так казалось Эдмунду). Она старалась понравиться, она исполняла на заказ любые мелодии и могла играть ровно столько, сколько желали ее гости.
Эдмунд зачастил в дом священника. Он приходил туда утром и, прослушав несколько пьес, естественно, получал приглашение и на следующий день. Какая женщина откажется от такого благодарного поклонника ее музыкального таланта?
Впрочем, симпатичная молодая женщина с арфой, высокой и стройной, как ее хозяйка, сидящая у открытого окна в летний солнечный день, могла бы приворожить любого джентльмена."
" Я сказал, что хотя за время нашего знакомства я нередко ощущал разницу во мнениях, и притом в случаях немаловажных, но и помыслить не мог, будто разница столь огромна, как выяснилось сейчас. Что то, как она отнеслась к преступному шагу, совершенному ее братом и моей сестрой (кто из них более повинен в обольщении, я предпочел не говорить)… то, как она рассматривала самый этот преступный шаг, осуждая его за что угодно, только не за то, за что следовало, рассматривала его дурные последствия лишь с одной точки зрения - как бы встретить их, не страшась, и осилить, бросив вызов приличиям и глубже погрязнув в бесстыдстве; и самое последнее, самое важное, то, что она советовала нам быть уступчивыми, пойти на сделку с совестью, потворствовать дальнейшему греху в расчете на брак, которому, думая о ее брате, как я думаю о нем теперь, надо не содействовать, а помешать, - все это вместе самым горьким образом убедило меня, что прежде я совсем ее не понимал и ее душа, какою она мне представлялась, лишь плод моего воображения, она вовсе не та мисс Крофорд, к которой я так был расположен и многие месяцы не мог на нее налюбоваться. И что для меня так, наверно, лучше: мне придется меньше жалеть, что я жертвую дружбою… своими чувствами… надеждами, которые все равно неизбежно у меня бы отняли. И однако, должен признаться, - если бы, если бы я и впредь мог видеть ее такою, какою она казалась мне прежде, я без колебаний согласился бы, чтоб куда нестерпимей стала боль разлуки, лишь бы осталось у меня право сохранить нежность и уважение к ней. Так я ей сказал, - такова была суть - но, сама понимаешь, не так спокойно и последовательно, как передал тебе."
3 чайных чашек
Мэри Кроуфорд, Мария Бертрам и Джулия Бертрам
Трех этих девиц объединяло желание развлекаться, привлекать к себе внимание, вращаться в свете. В общем, быть на виду и блистать, блистать...
"Фанни еще более отворотилась к окну, а мисс Крофорд едва успела очень мило сказать: «Сколько я понимаю, мисс Прайс чаще заслуживает похвалы, чем слышит ее», - как сестры Бертрам принялись усердно приглашать ее присоединиться к их веселому пенью, и она быстро прошла к фортепиано, а Эдмунд смотрел ей вслед в безмерном восторге ото всего множества ее добродетелей, начиная с предупредительности и кончая легкой грациозной походкою."
4 чайных чашек
леди Бертрам
леди Бертрам - женщина вялая, безынициативная, практически лишенная каких-то эмоций и, уж тем более, реакции на происходящие события.
"Леди Бертрам, наделенная характером на редкость покладистым и вялым, отчего ее трудно было вывести из равновесия, удовольствовалась бы тем, что просто махнула бы на сестру рукой и более не стала думать о произошедшем;""Леди Бертрам не уделяла образованию дочерей ни малейшего внимания. Для подобных забот у ней не хватало времени. Нарядно одетая, она целыми днями сидела на диване и занималась каким-нибудь бесконечным рукодельем, никому не нужным и некрасивым, думая при этом все больше о своем мопсе, а не о детях, но относилась к ним очень снисходительно, если только они не докучали ей, и во всех важных делах следовала советам сэра Томаса, а в заботах помельче - своей сестры. Будь у нее больше свободного времени, чтобы посвятить его дочерям, она бы, вероятно, сочла, что в этом нет необходимости, ведь они на попечении гувернантки, и у них прекрасные учителя, чего же еще надобно."
6 чайных чашек
Эдмунд Бертрам и Фанни Прайс
Только переехав жить в Мэнсфилд, Фанни была очень расстроенна окружением фактически чужих людей и внутренним одиночеством. Кузен Эдмунд обратил внимание на её переживаниея и оказался первым человеком, который протянул ей руку помощи."Так прошла неделя, и по ее тихому покорному поведению никто ничего не подозревал, пока однажды утром ее кузен Эдмунд, младший из сыновей четы Бертрам, не застал ее плачущей на лестнице, ведущей наверх.
- Милая кузиночка, - сказал он с присущей его превосходной натуре мягкостью, - что такое случилось? - И, севши рядом с нею на ступеньку, он всеми силами старался преодолеть ее смущенье оттого, что ее застали врасплох, и уговаривал открыться ему. - Может быть, ей нездоровится? или кто-нибудь на нее рассердился? или она повздорила с Марией или Джулией? или чего-то не поняла из урока, он с радостью ей объяснит? Иными словами, не хочет ли она, чтобы он что-нибудь ей принес или что-нибудь для нее сделал?
Долгое время ему только и удавалось от нее услышать, что «нет, нет… вовсе нет… нет, спасибо», но он все не отступался, и, лишь когда заговорил об ее родном доме, усилившиеся рыдания объяснили ему, из-за чего она горюет. Он попытался ее утешить.
- Ты тоскуешь в разлуке с мамой, милая моя Фанни, - сказал он, - а это значит, что ты очень хорошая девочка. Но помни, Фанни, ты ведь сейчас у родных, у друзей, тебя все любят и все хотят, чтобы тебе было хорошо. Давай выйдем в парк, и ты мне расскажешь про своих братьев и сестер.
Продолжая расспрашивать, Эдмунд понял, что, как ни милы девочке все ее братья и сестры, есть среди них один, кто ей всех дороже. Это Уильям, об нем она говорила больше всего, об нем больше всего тосковала. Уильям, старший брат годом старше нее, постоянный ее собеседник и друг, во всякой беде защитник перед матерью (которая любит его более всех остальных). Уильям не хотел, чтобы она уезжала… говорил, что будет очень о ней скучать.
- Но уж наверно Уильям будет писать тебе письма.
- Да, он обещал, но сказал, пускай первая напишет она.
- И когда ж ты напишешь?
Фанни опустила голову и ответила, запинаясь, что не знает, у ней нет ни листка бумаги.
- Если вся беда в этом, я дам тебе бумагу и все необходимое, и можешь писать к брату, когда тебе вздумается. Ты будешь довольна, если сможешь ему писать?
- Да, очень.
- Тогда не надо откладывать. Идем со мной в малую гостиную, там мы найдем все, что нужно, и никто нам не помешает, там сейчас никого нет.
- Кузен… а на почту письмо попадет?
- Конечно, это уж моя забота; его отправят со всеми остальными письмами; твой дядя заранее оплатит его и оно не введет Уильяма в расход.
- Дядя! - испуганно повторила Фанни.
- Когда напишешь, я отнесу письмо папеньке, и он его франкирует.
Фанни подумала, что это будет дерзость, но больше противиться не стала: и они вместе пошли в малую гостиную, там Эдмунд достал бумагу и разлиновал ее с такой охотой, будто сам Уильям, только, пожалуй, еще аккуратнее. Он оставался с Фанни все время, пока она писала, и, если надобно, пускал в ход свой перочинный ножик или говорил, как пишется то или иное слово, и сверх этих забот, на которые она отзывалась всей душой, выказал благожелательность к ее брату, что более всего обрадовало ее. Собственной рукою он приписал привет своему кузену Уильяму и, прежде чем запечатать письмо, вложил в него полгинеи. По этому случаю на Фанни нахлынули такие чувства, что, ей казалось, она не способна их выразить, но само ее лицо и несколько безыскусственных слов в полной мере передали ее признательность и восторг, и теперь кузен почувствовал к ней интерес. Он еще поговорил с нею, и все ею сказанное убедило его, что у ней любящее сердце и она полна желания вести себя наилучшим образом; и ему ясно стало, что крайняя уязвимость положения, в котором она оказалась, и крайняя робость и впредь дают ей право на внимание. Прежде он никогда сознательно не обижал ее, но теперь почувствовал, что она нуждается в большей доброте, и потому прежде всего старался умалить ее страх перед окружающими, да еще надавал ей множество добрых советов, вроде того, что надобно играть с Марией и Джулией и быть как можно веселее."
8 чайных чашек
Фанни Прайс
Фанни отправляют в отчий дом, чтобы дать ей побольше видеться с братом Уильямом и, заодно, чтобы дать возможность "протрезветь" и, пожив в доме родителей, понять всю выгоду брака с Генри.
"А план был таков. Фанни должна была по окончании отпуска Уильяма сопровождать его назад в Портсмут и погостить немного в своем собственном доме у родителей. Такая мысль промелькнула у сэра Томаса во время его очередных размышлений о судьбе Фанни, однако он не рискнул воплощать все это в реальность, не посоветовавшись прежде с младшим сыном. Эдмунд тщательно все продумал и пришел к выводу, что план был превосходен. К тому же Фанни он наверняка бы тоже понравился. Этого для сэра Томаса было достаточно и со словами «Да будет так!» он закончил короткое обсуждение с сыном дальнейших действий.
Правда, отсылая Фанни домой, хитрый и прозорливый баронет преследовал свои цели. Ему было наплевать, когда Фанни увидится с родителями, а также со своими братьями и сестрами. Ничуть не более его волновали и их чувства. Конечно, она должна была уехать добровольно, но при этом сэру Томасу очень надеялся, что еще до окончания срока пребывания в Портсмуте, ей безумно захочется вернуться назад, в Мэнсфилд. Баронет намеренно решил оставить ее у родителей подольше, чтобы роскошь поместья Бертрамов заставила ее серьезно призадуматься о дальнейшей жизни. Видимо, эта девушка не умеет еще ценить богатства, в котором живет, и тех благ, которые это богатство предоставляет. И если она пробудет в Портсмуте пару месяцев, то поймет, что существовать без постоянных, ставших привычными удобств, она уже не сможет.
Визит в родной дом должен был исцеляюще повлиять на настроения племянницы. То, что она пробыла в Мэнсфилде уже около девяти лет, несомненно, избаловало Фанни. Ей стало трудно судить о том, чего она лишает себя, отказавшись от предложения Генри. Пребывание в Портсмуте должно было бы научить ее ценить доходы дядюшки, и сделать из мисс Прайс рассудительную и умудренную опытом женщину. Баронет искренне верил в положительный результат своего отчаянного эксперимента."
Сэр Том Бертрам, леди Бертрам, Фанни и Эдмунд
Эдмунд и Фанни поженились, оба с самого начала знакомства испытывали привязанность друг к другу, но, если Фанни довольно рано поняла, что любит его, то Эдмунду понадобилось на это гораздо большее время. И все же они соединились узами брака и, более того, в скорости получили Мэлфилдский приход и стали жить рядом со своей семьей."Этого союза сэр Томас желал еще до того, как ему стали известны их намерения. Пресытясь отношениями, основанными на честолюбивом и денежном интересе, он все более ценил безупречность жизненных правил и чистоту натуры и, превыше всего стремясь соединить крепчайшими узами все, что осталось ему от домашнего благоденствия, с. искренним удовлетворением размышлял, что, весьма вероятно, два молодых сердца, связанные многолетней дружбой, станут друг для друга утешением в постигшем каждого из них разочарованье; и довольство, оттого что сбудется его надежда обрести в Фанни дочь, и радостное согласие, каким он ответил на почтительную просьбу Эдмунда, и счастливая уверенность, что, получая Фанни в дочери, он приобретает подлинное сокровище, разительно не походили на его первоначальное об этом мнение, когда впервые обсуждался приезд бедной девочки в Мэнсфилд; так само время делает неизбежным разительное несходство между планами и последующими решениями смертных - ради их собственного просвещения и развлечения ближних.Фанни была как раз такой дочерью, какую он для себя желал. Своим милосердием и добротою он воспитал для себя первейшую свою отраду. Щедрость его была с лихвой вознаграждена, и его великодушные намерения в отношении ее того вполне заслуживали. Он мог бы сделать ее детство счастливей; но, неверно рассудив, держался с неизменной суровостью, и тем лишил себя в ранние годы ее любви; теперь же, когда они подлинно узнали друг друга, их взаимная привязанность необыкновенно укрепилась. Поселив Фанни в Торнтон Лейси и с неизменною добротою заботясь, чтобы ей там было уютно, сэр Томас почти всякий день стремился увидеть ее либо там, либо в Мэнсфилд-парке.
Леди Бертрам, которая долгие годы дорожила племянницей больше из себялюбия, не имела охоты расставаться с Фанни. Не настолько заботило ее счастье сына или счастье племянницы, чтобы желать этого брака. Но все же ей возможно стало расстаться с Фанни оттого, что ее место заняла Сьюзен. Новая племянница надолго - и с какой радостью - поселилась в Мэнсфилде и благодаря живости ума и готовности быть полезной освоилась с этим так же легко, как в свое время Фанни благодаря милому нраву и глубокому чувству благодарности. Без Сьюзен никак нельзя было обойтись. Поначалу как утешение для Фанни, потом как ее помощника и под конец замена, она обосновалась в Мэнсфилде по всем признакам так же прочно. Ей, не столь пугливой по натуре и не столь ранимой, все там давалось легко. Мгновенно понимая характер каждого, с кем ей приходилось иметь дело, и не отличаясь от природы робостью, которая мешала бы исполнить любую порожденную им прихоть, она вскорости стала приятна и необходима всем и после отъезда Фанни так естественно сумела поддерживать ежечасный тетушкин покой, что леди Бертрам постепенно привязалась к ней, пожалуй, даже сильней, чем к Фанни. В благотворном присутствии Сьюзен, в совершенстве Фанни, в неизменно безупречном поведении и растущей славе Уильяма, в добром здоровье и благополучии всех прочих членов семейства Прайс, которые помогали друг другу преуспевать и делали честь покровительству и помощи сэра Томаса, он опять и опять находил причину радоваться тому, что сделал для них всех, и признавать, сколь полезны в юности лишения и необходимость себя ограничивать, а также сознание, что ты рожден для того, чтобы бороться и терпеть.При стольких подлинных достоинствах и подлинной любви, не зная недостатка ни в средствах, ни в друзьях, кузен и кузина, вступившие в брак, обрели ту защиту, надежней которой не может дать земное счастье. Оба они равно созданы были для семейных радостей, привязаны к сельским удовольствиям, и дом их стал средоточием любви и покоя; а чтоб дорисовать сию прекрасную картину, надобно прибавить, что как раз тогда, когда, прожив вместе уже довольно времени, они стали желать большего дохода и испытывать неудобства из-за того, что так отдалены от родительского жилища, смерть доктора Гранта сделала их обладателями Мэнсфилдского прихода.После этого события они переселились в Мэнсфилд, и тамошний пасторат, к которому при двух его последних владельцах Фанни всегда приближалась с мучительным стеснением чувств либо с тревогою, скоро стал так дорог ее сердцу и так на ее взгляд прекрасен, как было с давних пор все окрест, все, что находилось под покровительством Мэнсфилд-парка."
7 перьев
Миссис Норрис
Миссис Норрис весьма неприятная, мелочная, прижимистая особа. Не забывая регулярно попрекать Фанни тем, что она всем в жизни обязана Бертрамам, сама она не упускала возможности получать удовольствия за чужой счет.
"Выйдя замуж за человека с доходом более скромным, чем ей хотелось бы, она поначалу вообразила, будто необходимо во всем соблюдать весьма строгую экономию; и то, чему сперва была причиною вынужденная расчетливость, в скором времени пришлось ей по вкусу, стало предметом неустанного попечения, обыкновенно направляемого на детей, коих у ней не было. Ежели надо было бы содержать большое семейство, миссис Норрис никогда не сберегла бы свои деньги; но такой заботой она не была обременена, и оттого ничто не препятствовало ее бережливости и не убавляло довольства, какое приносил доход, что ежегодно пополнялся и превышал их надобности. Увлеченная страстью к накопительству и при этом не питая истинной привязанности к сестре, она готова была претендовать единственно на честь придумать и привести в действие столь дорогостоящую благотворительность; хотя, могло статься, она так плохо себя знала, что после беседы с сэром Томасом возвращалась домой в счастливой уверенности, будто, кроме нее, нет на свете сестры и тетушки, которой присуща была бы такая широта натуры."
8 перьев
Эдмунд Бертрам и Мэри Кроуфорд
Как только Мэри Кроуфорд поселилась у своей сестры, Эдмунд сразу почувствовал к ней симпатию, которая по мере знакомства переросла во влюбленность. И, несмотря на то, что она крайне не лицеприятно отзывалась о его будущей профессии, не взирая на другие различия во взглядах, он все больше привязывался к ней, не замечая очевидного. Но, тем болезненнее ему открылось ее истинное лицо."На другой день в Мэнсфилд наконец‑то доставили арфу. И теперь остроумная, симпатичная и жизнерадостная Мэри показала себя и как неплохая арфистка. Она играла великолепно (или, по крайней мере, так казалось Эдмунду). Она старалась понравиться, она исполняла на заказ любые мелодии и могла играть ровно столько, сколько желали ее гости.
Эдмунд зачастил в дом священника. Он приходил туда утром и, прослушав несколько пьес, естественно, получал приглашение и на следующий день. Какая женщина откажется от такого благодарного поклонника ее музыкального таланта?
Впрочем, симпатичная молодая женщина с арфой, высокой и стройной, как ее хозяйка, сидящая у открытого окна в летний солнечный день, могла бы приворожить любого джентльмена."
" Я сказал, что хотя за время нашего знакомства я нередко ощущал разницу во мнениях, и притом в случаях немаловажных, но и помыслить не мог, будто разница столь огромна, как выяснилось сейчас. Что то, как она отнеслась к преступному шагу, совершенному ее братом и моей сестрой (кто из них более повинен в обольщении, я предпочел не говорить)… то, как она рассматривала самый этот преступный шаг, осуждая его за что угодно, только не за то, за что следовало, рассматривала его дурные последствия лишь с одной точки зрения - как бы встретить их, не страшась, и осилить, бросив вызов приличиям и глубже погрязнув в бесстыдстве; и самое последнее, самое важное, то, что она советовала нам быть уступчивыми, пойти на сделку с совестью, потворствовать дальнейшему греху в расчете на брак, которому, думая о ее брате, как я думаю о нем теперь, надо не содействовать, а помешать, - все это вместе самым горьким образом убедило меня, что прежде я совсем ее не понимал и ее душа, какою она мне представлялась, лишь плод моего воображения, она вовсе не та мисс Крофорд, к которой я так был расположен и многие месяцы не мог на нее налюбоваться. И что для меня так, наверно, лучше: мне придется меньше жалеть, что я жертвую дружбою… своими чувствами… надеждами, которые все равно неизбежно у меня бы отняли. И однако, должен признаться, - если бы, если бы я и впредь мог видеть ее такою, какою она казалась мне прежде, я без колебаний согласился бы, чтоб куда нестерпимей стала боль разлуки, лишь бы осталось у меня право сохранить нежность и уважение к ней. Так я ей сказал, - такова была суть - но, сама понимаешь, не так спокойно и последовательно, как передал тебе."
3 чайных чашек
Мэри Кроуфорд, Мария Бертрам и Джулия Бертрам
Трех этих девиц объединяло желание развлекаться, привлекать к себе внимание, вращаться в свете. В общем, быть на виду и блистать, блистать...
"Фанни еще более отворотилась к окну, а мисс Крофорд едва успела очень мило сказать: «Сколько я понимаю, мисс Прайс чаще заслуживает похвалы, чем слышит ее», - как сестры Бертрам принялись усердно приглашать ее присоединиться к их веселому пенью, и она быстро прошла к фортепиано, а Эдмунд смотрел ей вслед в безмерном восторге ото всего множества ее добродетелей, начиная с предупредительности и кончая легкой грациозной походкою."
4 чайных чашек
леди Бертрам
леди Бертрам - женщина вялая, безынициативная, практически лишенная каких-то эмоций и, уж тем более, реакции на происходящие события.
"Леди Бертрам, наделенная характером на редкость покладистым и вялым, отчего ее трудно было вывести из равновесия, удовольствовалась бы тем, что просто махнула бы на сестру рукой и более не стала думать о произошедшем;""Леди Бертрам не уделяла образованию дочерей ни малейшего внимания. Для подобных забот у ней не хватало времени. Нарядно одетая, она целыми днями сидела на диване и занималась каким-нибудь бесконечным рукодельем, никому не нужным и некрасивым, думая при этом все больше о своем мопсе, а не о детях, но относилась к ним очень снисходительно, если только они не докучали ей, и во всех важных делах следовала советам сэра Томаса, а в заботах помельче - своей сестры. Будь у нее больше свободного времени, чтобы посвятить его дочерям, она бы, вероятно, сочла, что в этом нет необходимости, ведь они на попечении гувернантки, и у них прекрасные учителя, чего же еще надобно."
6 чайных чашек
Эдмунд Бертрам и Фанни Прайс
Только переехав жить в Мэнсфилд, Фанни была очень расстроенна окружением фактически чужих людей и внутренним одиночеством. Кузен Эдмунд обратил внимание на её переживаниея и оказался первым человеком, который протянул ей руку помощи."Так прошла неделя, и по ее тихому покорному поведению никто ничего не подозревал, пока однажды утром ее кузен Эдмунд, младший из сыновей четы Бертрам, не застал ее плачущей на лестнице, ведущей наверх.
- Милая кузиночка, - сказал он с присущей его превосходной натуре мягкостью, - что такое случилось? - И, севши рядом с нею на ступеньку, он всеми силами старался преодолеть ее смущенье оттого, что ее застали врасплох, и уговаривал открыться ему. - Может быть, ей нездоровится? или кто-нибудь на нее рассердился? или она повздорила с Марией или Джулией? или чего-то не поняла из урока, он с радостью ей объяснит? Иными словами, не хочет ли она, чтобы он что-нибудь ей принес или что-нибудь для нее сделал?
Долгое время ему только и удавалось от нее услышать, что «нет, нет… вовсе нет… нет, спасибо», но он все не отступался, и, лишь когда заговорил об ее родном доме, усилившиеся рыдания объяснили ему, из-за чего она горюет. Он попытался ее утешить.
- Ты тоскуешь в разлуке с мамой, милая моя Фанни, - сказал он, - а это значит, что ты очень хорошая девочка. Но помни, Фанни, ты ведь сейчас у родных, у друзей, тебя все любят и все хотят, чтобы тебе было хорошо. Давай выйдем в парк, и ты мне расскажешь про своих братьев и сестер.
Продолжая расспрашивать, Эдмунд понял, что, как ни милы девочке все ее братья и сестры, есть среди них один, кто ей всех дороже. Это Уильям, об нем она говорила больше всего, об нем больше всего тосковала. Уильям, старший брат годом старше нее, постоянный ее собеседник и друг, во всякой беде защитник перед матерью (которая любит его более всех остальных). Уильям не хотел, чтобы она уезжала… говорил, что будет очень о ней скучать.
- Но уж наверно Уильям будет писать тебе письма.
- Да, он обещал, но сказал, пускай первая напишет она.
- И когда ж ты напишешь?
Фанни опустила голову и ответила, запинаясь, что не знает, у ней нет ни листка бумаги.
- Если вся беда в этом, я дам тебе бумагу и все необходимое, и можешь писать к брату, когда тебе вздумается. Ты будешь довольна, если сможешь ему писать?
- Да, очень.
- Тогда не надо откладывать. Идем со мной в малую гостиную, там мы найдем все, что нужно, и никто нам не помешает, там сейчас никого нет.
- Кузен… а на почту письмо попадет?
- Конечно, это уж моя забота; его отправят со всеми остальными письмами; твой дядя заранее оплатит его и оно не введет Уильяма в расход.
- Дядя! - испуганно повторила Фанни.
- Когда напишешь, я отнесу письмо папеньке, и он его франкирует.
Фанни подумала, что это будет дерзость, но больше противиться не стала: и они вместе пошли в малую гостиную, там Эдмунд достал бумагу и разлиновал ее с такой охотой, будто сам Уильям, только, пожалуй, еще аккуратнее. Он оставался с Фанни все время, пока она писала, и, если надобно, пускал в ход свой перочинный ножик или говорил, как пишется то или иное слово, и сверх этих забот, на которые она отзывалась всей душой, выказал благожелательность к ее брату, что более всего обрадовало ее. Собственной рукою он приписал привет своему кузену Уильяму и, прежде чем запечатать письмо, вложил в него полгинеи. По этому случаю на Фанни нахлынули такие чувства, что, ей казалось, она не способна их выразить, но само ее лицо и несколько безыскусственных слов в полной мере передали ее признательность и восторг, и теперь кузен почувствовал к ней интерес. Он еще поговорил с нею, и все ею сказанное убедило его, что у ней любящее сердце и она полна желания вести себя наилучшим образом; и ему ясно стало, что крайняя уязвимость положения, в котором она оказалась, и крайняя робость и впредь дают ей право на внимание. Прежде он никогда сознательно не обижал ее, но теперь почувствовал, что она нуждается в большей доброте, и потому прежде всего старался умалить ее страх перед окружающими, да еще надавал ей множество добрых советов, вроде того, что надобно играть с Марией и Джулией и быть как можно веселее."
8 чайных чашек
Фанни Прайс
Фанни отправляют в отчий дом, чтобы дать ей побольше видеться с братом Уильямом и, заодно, чтобы дать возможность "протрезветь" и, пожив в доме родителей, понять всю выгоду брака с Генри.
"А план был таков. Фанни должна была по окончании отпуска Уильяма сопровождать его назад в Портсмут и погостить немного в своем собственном доме у родителей. Такая мысль промелькнула у сэра Томаса во время его очередных размышлений о судьбе Фанни, однако он не рискнул воплощать все это в реальность, не посоветовавшись прежде с младшим сыном. Эдмунд тщательно все продумал и пришел к выводу, что план был превосходен. К тому же Фанни он наверняка бы тоже понравился. Этого для сэра Томаса было достаточно и со словами «Да будет так!» он закончил короткое обсуждение с сыном дальнейших действий.
Правда, отсылая Фанни домой, хитрый и прозорливый баронет преследовал свои цели. Ему было наплевать, когда Фанни увидится с родителями, а также со своими братьями и сестрами. Ничуть не более его волновали и их чувства. Конечно, она должна была уехать добровольно, но при этом сэру Томасу очень надеялся, что еще до окончания срока пребывания в Портсмуте, ей безумно захочется вернуться назад, в Мэнсфилд. Баронет намеренно решил оставить ее у родителей подольше, чтобы роскошь поместья Бертрамов заставила ее серьезно призадуматься о дальнейшей жизни. Видимо, эта девушка не умеет еще ценить богатства, в котором живет, и тех благ, которые это богатство предоставляет. И если она пробудет в Портсмуте пару месяцев, то поймет, что существовать без постоянных, ставших привычными удобств, она уже не сможет.
Визит в родной дом должен был исцеляюще повлиять на настроения племянницы. То, что она пробыла в Мэнсфилде уже около девяти лет, несомненно, избаловало Фанни. Ей стало трудно судить о том, чего она лишает себя, отказавшись от предложения Генри. Пребывание в Портсмуте должно было бы научить ее ценить доходы дядюшки, и сделать из мисс Прайс рассудительную и умудренную опытом женщину. Баронет искренне верил в положительный результат своего отчаянного эксперимента."