ТОРЖЕСТВО ПРАВОСЛАВИЯ

[marygrove]

Византийская икона "ТОРЖЕСТВО  ПРАВОСЛАВИЯ"  (нач.XV в.).
                Изображает Константинопольский собор 843 г., на котором была осуждена
                   иконоборческая ересь и восстановлено почитание святых икон. В левом
                  верхнем углу императрица Феодора и юный император Михаил III. Справа -
                  патриарх Мефодий.

*   *   *

"Икона - не портрет, а образ грядущего храмового человечества. И так как этого человечества мы пока не видим, а только угадываем в нынешних грешных людях, икона может служить лишь символическим его изображением. Что означает в этом изображении истонченная телесность? Это - резко выраженное отрицание того самого биологизма, который возводит насыщение плоти в высшую и безусловную заповедь.

Изможденные лица святых на иконах противополагают этому кровавому царству самодовлеющей и сытой плоти те только "истонченные чувства", но прежде всего - новую норму жизненных отношений. Это - царство, которое плоть и кровь не наследуют.

Воздержание от еды и в особенности от мяса тут достигает двоякой цели: во-первых, это смирение плоти служит непременным условием одухотворения человеческого облика; во-вторых, оно тем самым подготовляет грядущий мир человека с человеком и человека с низшей тварью. В древнерусских иконах замечательно выражена как та, так и другая мысль.

Поверхностному наблюдателю эти аскетические лики могут показаться безжизненными, окончательно иссохшими. На самом деле, именно благодаря воспрещению "червонных уст" и "одутловатых щек" в них с несравненной силой просвечивает выражение духовной жизни, и это - несмотря на необычную строгость традиционных, условных форм, ограничивающих свободу иконописца. Казалось бы, в этой живописи не какие-либо несущественные штрихи, а именно существенные черты предусмотрены и освящены канонами: и положение туловища святого и взаимоотношение его крест-накрест сложенных рук и сложение его благословляющих пальцев; движение стеснено до крайности, исключено все то, что могло бы сделать Спасителя похожим "на таких же, каковы мы сами". Но даже там, где движение совсем отсутствует, во власти иконописца все-таки остается взгляд святого, выражение его глаз, то есть то самое, что составляет высшее сосредоточие духовной жизни человеческого лица. И именно здесь сказывается во всей своей поразительной силе то высшее творчество религиозного искусства, которое низводит огонь с неба и освещает им изнутри весь человеческий облик, каким бы неподвижным он ни казался".

Князь Евгений Трубецкой