О том, как его не было и как не стало.
Решила, что надо бы здесь что-нибудь написать. Уж слишком давно пусто. Но в голову мне приходят только странные мысли про человека сидящего в темной комнате. Раз так, то напишу хотя бы о нем.
Он был здесь давно. Так давно, что уже сам не знал, когда все это с ним началось. Его руки, состоящие из средней длины пальцев, ладоней и предплечий покрытых голубыми венами, брали опору у прогнившей деревянной доски с множеством колючих иголок из стружки. Иголки часто впивались в кожу и надолго там обосновывались. Каждое мгновение инфекция попавшая с грязью разъедала кожу. Руки охватывала ноющая боль, а из язв просачивался гной. Но он сидел и не было у него мысли сменить опору. Да и не сидеть же на ледяном полу из сырой земли. Когда-то у него были волшебной длины и пшеничного цвета ресницы. Они каждый теплый день тянулись к божественному солнцу, принимая изящный изгиб. Теперь же маленькие кустики из волосков, обрамляющих тяжелые веки, выпрямились как оловянные солдатики, стали в несколько раз короче и, скорее, напоминали щетину общипанного гуся. Произошло это по причине высокой влажности, вопреки всему разрушающей здесь живое. Но он опять же сидел, и опять же не совершал попыток найти средство исцеления. Некогда пылающее здоровьем лицо стало походить на отсыревшую губку покрытую плесенью, которая целую вечность пролежала в раковине для мытья посуды, а потом очередной корабельный дежурный по кухне выбросил ее в соленое море и вот она, после долгого путешествия, наконец прибилась к берегу, вся сморщенная и гнилая. Но он продолжал сидеть. Выцветшие волосы сливались с безобразным лицом. Эта парочка, волосы и лицо, уже давно составляла неразлучный союз, вливаясь друг в друга, они уподоблялись дождевой луже с мутным песчаным основанием. Он продолжал сидеть, не ведая как можно выглядеть по-другому. Даже больше, не допуская мысли, что можно все изменить. А когда, по внезапному стечению мыслей, он все-таки решил подняться с уничтожавшей его опоры, покинуть это место с разрушающей влагой, чтобы узнать есть ли еще во вселенной что-то другое, треснувшие суставы лишь едва смогли оторваться от дубовой доски и с звуком оглушительного салюта раскололись. Уже безжизненное износившееся тело упало на сырую землю почти не нарушив вернувшейся тишины. Следующий миг наполнили потоки воды. Они превратили землю в затягивающее болото. Так окаменевший труп навсегда исчез.
Его не существовало ни в другой жизни, ни в памяти людей, впрочем, где он никогда и не был.
Он был здесь давно. Так давно, что уже сам не знал, когда все это с ним началось. Его руки, состоящие из средней длины пальцев, ладоней и предплечий покрытых голубыми венами, брали опору у прогнившей деревянной доски с множеством колючих иголок из стружки. Иголки часто впивались в кожу и надолго там обосновывались. Каждое мгновение инфекция попавшая с грязью разъедала кожу. Руки охватывала ноющая боль, а из язв просачивался гной. Но он сидел и не было у него мысли сменить опору. Да и не сидеть же на ледяном полу из сырой земли. Когда-то у него были волшебной длины и пшеничного цвета ресницы. Они каждый теплый день тянулись к божественному солнцу, принимая изящный изгиб. Теперь же маленькие кустики из волосков, обрамляющих тяжелые веки, выпрямились как оловянные солдатики, стали в несколько раз короче и, скорее, напоминали щетину общипанного гуся. Произошло это по причине высокой влажности, вопреки всему разрушающей здесь живое. Но он опять же сидел, и опять же не совершал попыток найти средство исцеления. Некогда пылающее здоровьем лицо стало походить на отсыревшую губку покрытую плесенью, которая целую вечность пролежала в раковине для мытья посуды, а потом очередной корабельный дежурный по кухне выбросил ее в соленое море и вот она, после долгого путешествия, наконец прибилась к берегу, вся сморщенная и гнилая. Но он продолжал сидеть. Выцветшие волосы сливались с безобразным лицом. Эта парочка, волосы и лицо, уже давно составляла неразлучный союз, вливаясь друг в друга, они уподоблялись дождевой луже с мутным песчаным основанием. Он продолжал сидеть, не ведая как можно выглядеть по-другому. Даже больше, не допуская мысли, что можно все изменить. А когда, по внезапному стечению мыслей, он все-таки решил подняться с уничтожавшей его опоры, покинуть это место с разрушающей влагой, чтобы узнать есть ли еще во вселенной что-то другое, треснувшие суставы лишь едва смогли оторваться от дубовой доски и с звуком оглушительного салюта раскололись. Уже безжизненное износившееся тело упало на сырую землю почти не нарушив вернувшейся тишины. Следующий миг наполнили потоки воды. Они превратили землю в затягивающее болото. Так окаменевший труп навсегда исчез.
Его не существовало ни в другой жизни, ни в памяти людей, впрочем, где он никогда и не был.