Криминальная история России
Российский рэкет в историческом разрезе: варяги, татары, казаки.
Модель, доказывающую общественную полезность для общества организованной преступности в сравнении с преступностью неорганизованной, М. Олсон иллюстрирует примером из истории Китая 1920-х годов, когда эта страна переживала политический разброд и хаос (*4). Такая ситуация может показаться экзотичной и экстраординарной. Между тем если обратиться к истории России, то неожиданно обнаруживаешь, что контраст между “бандитами-гастролерами” и “оседлыми бандитами” можно наблюдать довольно часто, надо только суметь его “опознать”.
Варяги с большой дороги.
Прежде всего, само возникновение древнерусского государства служит иллюстрацией к концепции М. Олсона.
Экономисты-институционалисты выделяют два полярных типа государств в зависимости от механизмов их образования - контрактное государство и государство как “оседлый бандит”. В первом случае создание государственного аппарата есть результат добровольного “общественного договора”, согласно которому подданные соглашаются платить налоги и отказываются от части своей свободы, а представители государства обязуются производить некоторые общественные блага (защищать подданных, руководить строительством крупномасштабных культовых и хозяйственных сооружений…) и т. д. Благодаря авторитету Г. Гроция и Ж.-Ж. Руссо эта концепция стала идеологическим манифестом буржуазных революций нового времени, однако в истории доиндустриальных обществ чаще встречается иной механизм политогенеза - не по Руссо, а по Олсону. Речь идет о формировании официальных государственных структур в процессе трансформации хаотических грабежей многих бандитов-налетчиков в сбор регулярной фиксированной дани одной бандой за отказ от грабежей и за охрану от других налетчиков.
Полулегендарная история образования в IX в. государства Рюриковичей выглядит, с точки зрения концепции М. Олсона, следующим образом. Согласно “Повести временных лет”, сначала восточных славян грабил, кто хотел, - с востока “наезжали” хазары, с севера варяги. Когда же грабителей-варягов изгнали, то грабить начали уже не чужеземцы, а “свои” (“и восста род на род…”). Выходом из ситуации “войны всех против всех” стало приглашение в Новгород “варяжской бригады” Рюрика, которая постепенно ликвидировала более мелкие группировки других самостоятельных “авторитетов” (типа Аскольда и Дира) и монополизировала сбор дани, охраняя своих подданных от “наездов” других варягов и прочих “неразумных хазар”. Первоначально для повышения своих доходов “оседлые варяги”, похоже, пытались увеличить сбор дани с первоначально покоренных племен. “Эксперимент” по определению пределов терпения подданных закончился инцидентом с князем Игорем (который проявил себя как настоящий “беспредельщик”, за что и понес заслуженное наказание), после чего размеры податей пришлось регламентировать. При князе Святославе русь-варяги перешли к другой стратегии увеличения доходов - путем расширения контролируемой ими территории. Ликвидация конкурирующей “хазарской группировки” прошла успешно, но попытка захватить еще и территорию Болгарии, на которую претендовало Византийское государство, закончилась провалом. Уже при князе Владимире потомки варягов окончательно превращаются из “оседлых бандитов” в единственно легитимную (в силу обычая) власть, заинтересованную прежде всего в поддержании порядка на уже захваченных землях. Экстенсивные методы увеличения доходов (путем усиления норм дани или путем расширения границ) исчерпываются, наступает время для интенсивных методов - налаживания мирных торговых отношений с Византией, регламентации правовых норм и т. д.
Сообщаемая начальной летописью версия образования древнерусского государства, конечно, малодостоверна с точки зрения дат событий и имен персонажей, но сам сценарий политогенеза вполне типичен - примерно так же происходило образование и многих других раннесредневековых государств (например, Англии, Болгарии, Италии). Таким образом, само наше государство родилось в процессе трансформации варяжских “бандитов-гастролеров” в “оседлых бандитов”, а затем и во всеми признанную единственно законную власть.
Татары-разбойники и хан-рэкетир.
Во времена Московской Руси противопоставление “бандитов-гастролеров” и “оседлых бандитов” снова актуализируется, но уже в иной форме. Речь идет о той роли в истории России XV- XVII вв., которую играли крымские татары и вольные казаки.
Хорошо известно, что дань, которую платили русские земли Золотой Орде, вовсе не исчезла после ликвидации в 1480 г. татарского ига - Крымское ханство, например, получало регулярные платежи от правителей Московии и Литвы (позже - Речи Посполитой) вплоть до XVIII в. Однако экономическое содержание этих платежей радикально изменилось.
До XV в. дань русских княжеств татарам была выражением вассальной зависимости. В конце XV в. русские земли стали политически полностью самостоятельными, но у татарских государств оставалось еще достаточно сил, чтобы регулярно совершать грабительские набеги. Налеты на южные земли Украины и Московии стали, собственно говоря, основным источником дохода для Крымского ханства (вассала Османской империи), превратившегося, по существу, в разбойничье государство. Как и полагается “бандитам-гастролерам”, татары во время набегов стремились забрать все, что только можно, включая и местных жителей, которых десятками тысяч обращали в рабство и продавали в Турцию. Для правителей Московского и Литовского государств самым рациональным в этих условиях было выплачивать регулярную подать (“поминки”) крымскому хану за воздержание от набегов, выкупая тем самым защиту от разорения (*5). Уплатившему ежегодные “поминки” хан выдавал “шертные грамоты” - клятвенные заверения не воевать против того, кому ее выдал. Впрочем, это мало защищало от мелких “самочинных” набегов крымских беков и мурз, которые не слишком подчинялись своему хану.
Таким образом, крымские татары попеременно выступали по отношению к московитам и украинцам, в зависимости от политической конъюнктуры, то как “бандиты-гастролеры”, то как “оседлые бандиты” (*6). Впрочем, уподоблять их “оседлым бандитам” М. Олсона надо с оговоркой - крымцы соглашались за уплату дани “охранять” только от себя самих и больше ни от кого. Россия платила дань Крыму до 1685 г., последний грабительский набег на Украину состоялся в 1769 г., и лишь при Екатерине II это разбойничье гнездо окончательно было ликвидировано.
Казаки-разбойники и казаки-рэкетиры.
Если интерпретация крымских татар как бандитов-рэкетиров вряд ли покажется сомнительной, то аналогичная характеристика донских и запорожских казаков может вызвать недоумение. Если в советские времена вольные казаки считались, прежде всего, борцами против феодальной эксплуатации, то в последние годы отечественные патриоты превозносят их как защитников отечества и православия. Реальные донцы и запорожцы, однако, причудливо сочетали черты не только защитников свободы и “степных рыцарей”, но также профессиональных наемников и грабителей-разбойников. Наиболее отчетливо эти малопривлекательные ипостаси вольного казачества проявились во время Смуты 1604-1618 гг., которую современные историки начинают рассматривать как первую в истории России полномасштабную гражданскую войну [Станиславский 1990].
Казацкие отряды с Дона и из Сечи выступали в годы Смуты союзниками практически всех противоборствующих сторон - всех Лжедмитриев и других самозванцев, поляков, шведов, армии И. Болотникова, Первого и Второго ополчений, правительств В. Шуйского и М. Романова. И всегда эти союзники отличались, наряду с отличными боевыми качествами, довольно своеобразным отношением к военной дисциплине и стремлением разграбить все, что подвернется под руку. Находясь формально на службе у того или иного “законного” правительства, казаки фактически подчинялись лишь решениям своих сходок - казацких кругов, которые стали, по существу, своеобразными дублирующими мини-правительствами.
Согласно их решениям, казаки наряду с беспорядочным грабежом практиковали и более упорядоченные его формы. С 1607 г. на контролируемых казаками местностях стали создаваться так называемые приставства: отряд казаков (станица) захватывал определенную территорию в коллективное кормление, заставляя местных жителей отдавать все, что захотят забрать люди с оружием [Станиславский 1990, с. 23-24, 41]. Поскольку казацкие станицы часто меняли свою дислокацию, у них, вполне по М. Олсону, не было особых стимулов заботиться о преумножении достатка местных крестьян. Если же те выражали недовольство грабительскими наклонностями владельцев приставства, казаки демонстрировали право силы, не останавливаясь перед убийствами. Не удивительно, что крестьяне нередко организовывали отпор подобным “бандитам-гастролерам” силами местной самообороны, либо помогали правительственным войскам.
Важно отметить, что в годы восстания И. Болотникова и позже некоторые монастыри (именно они были тогда крупнейшими землевладельцами) выплачивали казакам, контролировавшим эту территорию, определенные суммы денег в обмен на гарантии неприкосновенности своих владений [Станиславский 1990, с. 24]. Эта форма жизнеобеспечения казаков наиболее близка к классическому рэкету. Соответственно, те казацкие “группировки”, которые ее использовали, продвинулись наиболее далеко в эволюции от “бандитов-гастролеров” к “оседлым бандитам”. Впрочем, такая эволюция оказывалась неустойчивой и отнюдь не повсеместной: видимо, вольные казаки чаще предпочитали сразу и немедленно отбирать добро у своих жертв, не задумываясь о завтрашнем дне.
Наибольшего распространения практика казачьих приставств получила в 1614-1615 гг., на последней фазе Смуты. Попытки казаков заменить вотчинно-поместную систему казачьими приставствами потерпели в конце концов провал - новое правительство Романовых все же нашло силы разогнать “гулявшие” по Московии отряды “казаков-разбойников”. После этого казацкий “потоп”, едва не перевернувший государство, вернулся в обычное русло. Однако казацкий рэкет, эпизодически проявившийся в годы Смуты, не только не исчез, но, напротив, стал постоянной системой. После Деулинского перемирия 1618 г. с Польшей донским казакам специальной грамотой от правительства Романовых было установлено регулярное царское жалованье деньгами, боеприпасами и продуктами (ранее московское правительство жаловало донских казаков лишь эпизодически) [Гордеев 1991, с. 167] (*7). По существу, вольным казакам Дона выплачивалась такая же подать за воздержание от грабежей, как и крымским татарам, с тем, однако, отличием, что казаки все же защищали Московию не только от самих себя, но и от тех же крымцев, а потому более соответствовали олсоновскому “оседлому бандиту”. Характерно, что отношениями и с Крымским ханством, и с донскими казаками ведал один и тот же Иноземный приказ. Этот казацкий рэкет, как и татарский, тоже продолжался до XVIII в.
Таким образом, казацкие “республики” XVI - XVII вв. были, во многих отношениях, не только отечественным аналогом пиратских сообществ Карибского моря того же времени, но и прообразом мафиозных организаций ХХ в.
Итак, “преданья старины глубокой” показывают, что антитеза “бандит-гастролер” - “оседлый бандит” отнюдь не является для российской истории чем-то совершенно небывалым. Напротив, это явление вполне типично для переломных моментов истории, связанных с качественным обновлением политических институтов, ситуациями безвластья или многовластья.
...
Если вам интересна статья полностью, вы можете посмотреть её по данной ссылке.http://ecsocman.hse.ru/data/363/381/1216/2001_n3_p153-182.pdf
Она немного устарела, но всё же во многом точна. Само собой многие из этих идей не новы, и знакомы соратникам. Но бывает интересно взглянуть по-новому.
На данный момент мы имеем государство -"осёдлый бандит", никаким "контрактом" не пахнет. И что самое интересное, никогда в нашей истории не было государства для людей, за исключением, возможно, совсем древних времен. И не будет, пока мы этого не захотим.
http://ari.ru/news/98fb374be