Про доносы и доносительство в разных странах
Тема эта приобрела нынче особую актуальность в связи с расцветом доносительства и стукачества в нынешней России. Мне правда крайне трудно сказать из моего далека, насколько быстр и бурен этот рост. Мне всегда казалось, что определенный уровень существовал всегда. Первые 30 лет я прожила в России и несмотря на осторожность и конформизм, сталкивалась со стукачеством, и не раз. Причем вовсе не из-за своих политических взглядов, ибо пока треп шел по кухням, совковые "органы" это мало интересовало. Мы с нашим вечным трепом являли собой тех самых, никому не нужных "неуловимых Джо".
А доносительство меня задевало черным крылом по другим поводам и влияло на карьерные перспективы. Скажу для понимания контекста: я была отличницей, красный диплом, а моя дипломная работа заняла первое место на конкурсе МГУ (даже 50 рублей дали!). Так что к моменту распределения на меня лежали три заявки из академических институтов, плюс родная кафедра в МГУ звала приходить. Из этих мест я выбрала лабораторию, где делала эту свою дипломную работу. К моменту распределения я была на третьем месяце беременности, ничего не видно, но я была очень честной. И мучилась, типа надо бы сказать. Здравый смысл подказывал (и правильно), что не надо. И я решила посоветоваться cо старшей коллегой в лаборатории, очень милой теткой, у которой были свои дети. Конфиденциально, попросив никому не говорить. Так она не только сразу рассказала начальству лаборатории, но они еще и позвонили в МГУ рассказать в деканате. В результате все заявки на меня были тут же отозваны, и я осталась в вакууме. Надо сказать, что в то время я была очень самоуверенным человеком, и вся эта история меня огорчила с чисто человеческой точки зрения, надо же какие сволочи. Впрочем некий хэппи энд наступил: моя большая начальница из той самой лабы вызвала на поговорить. И сказала буквально следующее: "Вы теперь стали второго сорта, но я вас возьму, если будет кому помочь с ребенком. И на ставку лаборанта, а не в аспирантуру". И я согласилась.
По работе случился и второй казус, уже лет через 6. Тогда как раз налаживались связи с Америкой, и в наш институт приехала знаменитая тетка-генетик Нина Федорофф, из послереволюционных эмигрантов. По-русски она говорила блестяще, но ей все равно был нужен гид в Москве. И меня к ней приставили. Мы много разговаривали о науке и жизни, было очень интересно. И она меня пригласила приехать к ней в лабу на стажировку, предложив оплатить. Я обрадовалась, но рано. Мою поездку заблокировала моя мини-шефиня, которая прошлась по институтским инстанциям, сообщая всем, что я не готова для поездки в Штаты, неблагонадежна и вообще ветер в голове. Собственно, она сама хотела поехать вместо меня. И поехала, правда ее английский оказался настолько плох, что через пару месяцев она вернулась. Мне эту историю рассказала моя главная шефиня, та самая, которая меня взяла. К тому времени она ко мне относилась уже очень хорошо (я много и продуктивно пахала), и утешила, что поможет мне уехать. И через полтора года я уехала в Японию, где проработала 8 лет.
Итого: в России доносительство происходило (а) из любви к искусству; (б) от зависти и желания поиметь плюшек для себя; ну и (в) из якобы принципиально политических соображений. Но было и противодействие: на меня один раз в МГУ в деканате долго давили, чтобы я донесла про семейные разборки у некоей иностранной студентки из очень высокопоставленной семьи. В качестве конфетки предлагали Ленинскую стипендию. Повышенную я и так получала (как отличница), а для Ленинской мне не хватало рекомендации комсомола. Стукачество для меня стояло примерно на уровне убийства по моральной невозможности. И я ушла в глухую несознанку, типа ничего не знаю-не ведаю. Надо сказать, что от меня сразу отстали.
Интересно, а какая мотивация превалирует у российских стукачей сейчас?
А в Японии я столкнулась с совершенно другой стороной доносительства: на благо дела и окружающих, без малейшей выгоды для себя. Японский подход состоит в том, что лаба - это семья, где все про всех должны знать, и знают. Например, я жила в общаге на большой горе, а институт находился на соседней горе, столь же большой, между ними проходил каньон местной речки, по которому шла извилистая крутая дорога, и ходил автобус. В то время я была весьма крепкой, и мне захотелось найти велосипед и ездить на работу на нем вместо автобуса. Это была несоменно очень глупая мысль, я бы скорее всего сломалась на этих горках через неделю максимум, да и опасно, повороты слепые, автобус едва вписывается. Однако же в тот момент я начала спрашивать ребят в лабе, а как бы мне надыбать себе велосипед, вокруг стояло их множество, и никто ими не пользовался (гора!). Через 15 минут после моего первого вопроса меня вызвал обеспокоеный профессор Комамине и попросил меня даже не пробовать ездить на работу на велосипеде, слишком опасно. Причем он совершенно не сомневался ни в моем положительном ответе, ни в правильности своей просьбы.
Так что я очень быстро осознала, что любое мое высказывание, даже кулуарное, должно подходить для всеобщего рассмотрения. Однако же никакого понятия полит-корректности в Японии нет, нести про политику/мир вокруг и т.д. можно все, что угодно. Но вот обижать окружающих персональными выпадами не стоит. Правда, и по поводу персональных обид есть в Японии механизм разрешения конфликтов: всем вместе напиться, излить душу, и забыть. Спьяну можно нести все, что угодно, в глаза и без последствий.
В чем на мой взгляд разница в русском и японскок стукачестве: в России у всех было полное осознание, что это дурно, а делалось для собственной выгоды, карьеры, денег, комнаты соседа, мести и т.д. В Японии есть полное осознание, что власть над тобой в лице учителя, или начальника должна понимать, что происходит в низах, стучать надо и это хорошо, делается всеми, НО никакой выгоды лично себе стучащий не получает. И не может получить по определению: если мотив личная выгода, то начинается вранье и интриги, а начальству нужна точная информация, чтобы действовать на благо всем. Да, этот идеальный вариант очень напоминает то, что говорили нам верные ленинцы. И мы знаем, как все обернулось в России. И конечно в Японии тоже бывают эксцессы. Однако же за свои 8 лет я ни разу с ними не сталкивалась.
И вообще механизм этот работает весьма хорошо, иногда от него просто даже-таки происходит торжество справедливости. Один раз в школе одноклассник обвинил Нину в краже, а другой нашел в ее вещах украденое: какой-то физический приборчик, она в то время очень увлекалась электричеством в школе. Нина гордо заявила, что ничего не крала. И тут ее учитель спокойно сообщил, что Нина действительно ничего не крала, что он, учитель, хорошо знает, кто, когда, и зачем украл, и предлагает укравшему самому прийти к учителю приватно с чистосердечным признанием, тогда история будет забыта. Сроку же дается до завтра, если не придет, будут вызовы родителей и прочие последствия. Пришли, как миленькие, сознались, по Нининым словам, выхода у них не было, учитель не врет, если говорит, что знает, значит так и есть, все ему уже рассказали и донесли. Никому никакой прямой выгоды от доносительства не было, кроме Нины, которая собственно не доносила.
Остается только предположить, что японцы такой специальный народ, который не ведется на соблазны личной выгоды, и все делает, как надо, не перегибая палки. Но глядя на недавнюю японскую историю, и на нынешнюю политику, мне не верится. В таком случае остается предположить, что когда стучат все, то личной выгоды быть не может в принципе: слишком много заслуживших. Личной выгодой получается тогда гармония и общее благо, вот ведь мотивчик, однако, совок отдыхает...
Что же касается Штатов, то стукачество тут не в почете. За 24 года я сталкивалась с ним редко, лично меня это не затрагивало, и все знакомые американцы считают, что анонимные доносы - это западло. Есть нюансы: если сосед надрался и скандалит, к нему вызовут полицию. Причем сразу, явно, под своим именем вызовут, никаких анонимных доносов. Если сосед месяц не косит газон, и трава стои по пояс - могут написать в местную организацию домовладельцев, опять-таки в открытую, под своим именем. Но вот уже такие официальные программы, где водителям предлагается сообщать в полицию о нарушителях правил движения, - не работают. Если авария, то полицию и так вызывают. А если нарушитель, но могут показать средний палец, а звонить ментам не станут.
Сразу оговорюсь: мои выводы сделаны на основе личного опыта, кроме того, из моих 24 лет 22 я прожила на Северозападе, где местные американцы гораздо нормальнее, чем на Восточном побережье. Поэтому, например, на нас никогда не стучали соседи. Если и бывала громкая вечеринка, то не чаще пары раз в год, и соседи просто терпели. Более того, лезть в дела соседей вообще-то не комильфо, здесь очень уважается прайваси. Российский вариант, который случился с одним из моих друзей: "Вот вы уезжали, а к вашей жене в квартиру ходили незнакомые мужики, а один даже там жил", здесь не канает, неприлично.
Однако же на рабочих местах стукачество бывает и здесь, оно вполне российское, а не японское, с основным мотивом личной выгоды, а вовсе не общего блага (хотя опять-таки общим благом прикрыться - это святое). И точно также, большинство не стучит, конфиденциальность понимает правильно, поэтому вполне можно вести приватные откровенные разговоры.
А бывают случаи сплоченного отпора стукачам. По началу в Университете штата Вашингтон меня занесло в вирусологию, в очень крутую лабораторию, занимающуюся взаимодействием вирусов с клетками хозяина (в основном, человеческими) в процессе инфекции. Глава, профессор Майкл Кейтс, для меня представляет собой главный образец самого плохого, что есть в американской науке, пример многоученого мерзавца, и жуткой сволочи. Hаблюдать, как он обращается с подчинеными, было крайне противно.
Кроме меня там работал еще один русский, помоложе, получивший степень уже в Америке, работал весьма успешно, но Кейтс обожал его мучить. И вот через годик, этот русский Майкл решил отвалить, принялся искать работу, естественно, делясь со своими друзьями в лабе тем, как эти поиски идут. Знали об этом человек 10 из 30, по крайней мере. Миша-Майкл новую работу нашел месяца за три, и радостно сообщил Кейтсу, что через две недели он уходит, все, больше мучить его не удастся.
Кейтс был взбешен, у него совершенно съехала крыша от мысли, что мышка от кошки ускользнула. Майкла-Мишу он тут же прогнал, не дал доработать две недели (что того только обрадовало). Затем Кейтс созвал всю лабораторию и произнес речь о стукачестве, вернее, об его отсутствии: "Вы ведь все знали о том, что Майкл искал работу, почему же никто из вас, гадов, мне не стукнул? Где ваша лояльность, как вы могли, я ведь к вам со всей душой", и т.д. Мы сидели молча, опустив глаза, мне вот даже и в голову не пришло чего-нибудь сказать.
И тут вдруг из угла донеслось рычание. Там сидел Гэри, замечательный пример социальных лифтов, которые еще работают в Америке. Он вырос в Филадельфии, в трейлерном парке, по его словам, от наркотиков его спас только алкоголизм. Но ходил в школу, где заметили, что мальчик очень умен, и принялись его старательно заинтересовывать и двигать, дальше стипендии, университет, аспирантура, степень. У нас он был постдоком, делал великолепную работу, напивался крайне редко, был очень интеллигентен в повседневном общении, но по внешности оставался все тем же реднеком: могучий, как борец (совсем не толстый, он много занимался спортом), краснорожий, с очень спокойными голубыми глазами из серии "я вас всех видел в гробу в белых тапочках". Так вот Гэри поднялся, и сдавленым от бешенства голосом прохрипел: "Кейтс, у тебя в лабе еще пока удаетсся работать только потому, что никто из нас тебе не стучит!" С этими словами он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Hа этом наше собрание закончилось, Кейтс был явно потрясен. На следующий день он вызвал Гэри и долго говорил, что он, Кейтс, погорячился, что в общем он, Кейтс, ничего такого в виду не имел, и вообще, извините, если что не так. Так что отношение к стукачеству в Америке не японское.
И несмотря на феминизм, полит-корректность, БЛМ, ЛГБТ и прочие аббревиатуры: кругом меня доносов больше не делается. Как было редкое явление, так и осталось. Поэтому меня крайне забавляют "знающие" российские комментаторы, утверждающие, что в Америке все друг на друга стучат.
Ну и как всегда, желающим поругаться стоит учитывать, что я читаю до первого бранного слова или личного выпада, после чего коммент стираю. Ну и бан у меня одно из любимых средств прореживания комментариев.
А доносительство меня задевало черным крылом по другим поводам и влияло на карьерные перспективы. Скажу для понимания контекста: я была отличницей, красный диплом, а моя дипломная работа заняла первое место на конкурсе МГУ (даже 50 рублей дали!). Так что к моменту распределения на меня лежали три заявки из академических институтов, плюс родная кафедра в МГУ звала приходить. Из этих мест я выбрала лабораторию, где делала эту свою дипломную работу. К моменту распределения я была на третьем месяце беременности, ничего не видно, но я была очень честной. И мучилась, типа надо бы сказать. Здравый смысл подказывал (и правильно), что не надо. И я решила посоветоваться cо старшей коллегой в лаборатории, очень милой теткой, у которой были свои дети. Конфиденциально, попросив никому не говорить. Так она не только сразу рассказала начальству лаборатории, но они еще и позвонили в МГУ рассказать в деканате. В результате все заявки на меня были тут же отозваны, и я осталась в вакууме. Надо сказать, что в то время я была очень самоуверенным человеком, и вся эта история меня огорчила с чисто человеческой точки зрения, надо же какие сволочи. Впрочем некий хэппи энд наступил: моя большая начальница из той самой лабы вызвала на поговорить. И сказала буквально следующее: "Вы теперь стали второго сорта, но я вас возьму, если будет кому помочь с ребенком. И на ставку лаборанта, а не в аспирантуру". И я согласилась.
По работе случился и второй казус, уже лет через 6. Тогда как раз налаживались связи с Америкой, и в наш институт приехала знаменитая тетка-генетик Нина Федорофф, из послереволюционных эмигрантов. По-русски она говорила блестяще, но ей все равно был нужен гид в Москве. И меня к ней приставили. Мы много разговаривали о науке и жизни, было очень интересно. И она меня пригласила приехать к ней в лабу на стажировку, предложив оплатить. Я обрадовалась, но рано. Мою поездку заблокировала моя мини-шефиня, которая прошлась по институтским инстанциям, сообщая всем, что я не готова для поездки в Штаты, неблагонадежна и вообще ветер в голове. Собственно, она сама хотела поехать вместо меня. И поехала, правда ее английский оказался настолько плох, что через пару месяцев она вернулась. Мне эту историю рассказала моя главная шефиня, та самая, которая меня взяла. К тому времени она ко мне относилась уже очень хорошо (я много и продуктивно пахала), и утешила, что поможет мне уехать. И через полтора года я уехала в Японию, где проработала 8 лет.
Итого: в России доносительство происходило (а) из любви к искусству; (б) от зависти и желания поиметь плюшек для себя; ну и (в) из якобы принципиально политических соображений. Но было и противодействие: на меня один раз в МГУ в деканате долго давили, чтобы я донесла про семейные разборки у некоей иностранной студентки из очень высокопоставленной семьи. В качестве конфетки предлагали Ленинскую стипендию. Повышенную я и так получала (как отличница), а для Ленинской мне не хватало рекомендации комсомола. Стукачество для меня стояло примерно на уровне убийства по моральной невозможности. И я ушла в глухую несознанку, типа ничего не знаю-не ведаю. Надо сказать, что от меня сразу отстали.
Интересно, а какая мотивация превалирует у российских стукачей сейчас?
А в Японии я столкнулась с совершенно другой стороной доносительства: на благо дела и окружающих, без малейшей выгоды для себя. Японский подход состоит в том, что лаба - это семья, где все про всех должны знать, и знают. Например, я жила в общаге на большой горе, а институт находился на соседней горе, столь же большой, между ними проходил каньон местной речки, по которому шла извилистая крутая дорога, и ходил автобус. В то время я была весьма крепкой, и мне захотелось найти велосипед и ездить на работу на нем вместо автобуса. Это была несоменно очень глупая мысль, я бы скорее всего сломалась на этих горках через неделю максимум, да и опасно, повороты слепые, автобус едва вписывается. Однако же в тот момент я начала спрашивать ребят в лабе, а как бы мне надыбать себе велосипед, вокруг стояло их множество, и никто ими не пользовался (гора!). Через 15 минут после моего первого вопроса меня вызвал обеспокоеный профессор Комамине и попросил меня даже не пробовать ездить на работу на велосипеде, слишком опасно. Причем он совершенно не сомневался ни в моем положительном ответе, ни в правильности своей просьбы.
Так что я очень быстро осознала, что любое мое высказывание, даже кулуарное, должно подходить для всеобщего рассмотрения. Однако же никакого понятия полит-корректности в Японии нет, нести про политику/мир вокруг и т.д. можно все, что угодно. Но вот обижать окружающих персональными выпадами не стоит. Правда, и по поводу персональных обид есть в Японии механизм разрешения конфликтов: всем вместе напиться, излить душу, и забыть. Спьяну можно нести все, что угодно, в глаза и без последствий.
В чем на мой взгляд разница в русском и японскок стукачестве: в России у всех было полное осознание, что это дурно, а делалось для собственной выгоды, карьеры, денег, комнаты соседа, мести и т.д. В Японии есть полное осознание, что власть над тобой в лице учителя, или начальника должна понимать, что происходит в низах, стучать надо и это хорошо, делается всеми, НО никакой выгоды лично себе стучащий не получает. И не может получить по определению: если мотив личная выгода, то начинается вранье и интриги, а начальству нужна точная информация, чтобы действовать на благо всем. Да, этот идеальный вариант очень напоминает то, что говорили нам верные ленинцы. И мы знаем, как все обернулось в России. И конечно в Японии тоже бывают эксцессы. Однако же за свои 8 лет я ни разу с ними не сталкивалась.
И вообще механизм этот работает весьма хорошо, иногда от него просто даже-таки происходит торжество справедливости. Один раз в школе одноклассник обвинил Нину в краже, а другой нашел в ее вещах украденое: какой-то физический приборчик, она в то время очень увлекалась электричеством в школе. Нина гордо заявила, что ничего не крала. И тут ее учитель спокойно сообщил, что Нина действительно ничего не крала, что он, учитель, хорошо знает, кто, когда, и зачем украл, и предлагает укравшему самому прийти к учителю приватно с чистосердечным признанием, тогда история будет забыта. Сроку же дается до завтра, если не придет, будут вызовы родителей и прочие последствия. Пришли, как миленькие, сознались, по Нининым словам, выхода у них не было, учитель не врет, если говорит, что знает, значит так и есть, все ему уже рассказали и донесли. Никому никакой прямой выгоды от доносительства не было, кроме Нины, которая собственно не доносила.
Остается только предположить, что японцы такой специальный народ, который не ведется на соблазны личной выгоды, и все делает, как надо, не перегибая палки. Но глядя на недавнюю японскую историю, и на нынешнюю политику, мне не верится. В таком случае остается предположить, что когда стучат все, то личной выгоды быть не может в принципе: слишком много заслуживших. Личной выгодой получается тогда гармония и общее благо, вот ведь мотивчик, однако, совок отдыхает...
Что же касается Штатов, то стукачество тут не в почете. За 24 года я сталкивалась с ним редко, лично меня это не затрагивало, и все знакомые американцы считают, что анонимные доносы - это западло. Есть нюансы: если сосед надрался и скандалит, к нему вызовут полицию. Причем сразу, явно, под своим именем вызовут, никаких анонимных доносов. Если сосед месяц не косит газон, и трава стои по пояс - могут написать в местную организацию домовладельцев, опять-таки в открытую, под своим именем. Но вот уже такие официальные программы, где водителям предлагается сообщать в полицию о нарушителях правил движения, - не работают. Если авария, то полицию и так вызывают. А если нарушитель, но могут показать средний палец, а звонить ментам не станут.
Сразу оговорюсь: мои выводы сделаны на основе личного опыта, кроме того, из моих 24 лет 22 я прожила на Северозападе, где местные американцы гораздо нормальнее, чем на Восточном побережье. Поэтому, например, на нас никогда не стучали соседи. Если и бывала громкая вечеринка, то не чаще пары раз в год, и соседи просто терпели. Более того, лезть в дела соседей вообще-то не комильфо, здесь очень уважается прайваси. Российский вариант, который случился с одним из моих друзей: "Вот вы уезжали, а к вашей жене в квартиру ходили незнакомые мужики, а один даже там жил", здесь не канает, неприлично.
Однако же на рабочих местах стукачество бывает и здесь, оно вполне российское, а не японское, с основным мотивом личной выгоды, а вовсе не общего блага (хотя опять-таки общим благом прикрыться - это святое). И точно также, большинство не стучит, конфиденциальность понимает правильно, поэтому вполне можно вести приватные откровенные разговоры.
А бывают случаи сплоченного отпора стукачам. По началу в Университете штата Вашингтон меня занесло в вирусологию, в очень крутую лабораторию, занимающуюся взаимодействием вирусов с клетками хозяина (в основном, человеческими) в процессе инфекции. Глава, профессор Майкл Кейтс, для меня представляет собой главный образец самого плохого, что есть в американской науке, пример многоученого мерзавца, и жуткой сволочи. Hаблюдать, как он обращается с подчинеными, было крайне противно.
Кроме меня там работал еще один русский, помоложе, получивший степень уже в Америке, работал весьма успешно, но Кейтс обожал его мучить. И вот через годик, этот русский Майкл решил отвалить, принялся искать работу, естественно, делясь со своими друзьями в лабе тем, как эти поиски идут. Знали об этом человек 10 из 30, по крайней мере. Миша-Майкл новую работу нашел месяца за три, и радостно сообщил Кейтсу, что через две недели он уходит, все, больше мучить его не удастся.
Кейтс был взбешен, у него совершенно съехала крыша от мысли, что мышка от кошки ускользнула. Майкла-Мишу он тут же прогнал, не дал доработать две недели (что того только обрадовало). Затем Кейтс созвал всю лабораторию и произнес речь о стукачестве, вернее, об его отсутствии: "Вы ведь все знали о том, что Майкл искал работу, почему же никто из вас, гадов, мне не стукнул? Где ваша лояльность, как вы могли, я ведь к вам со всей душой", и т.д. Мы сидели молча, опустив глаза, мне вот даже и в голову не пришло чего-нибудь сказать.
И тут вдруг из угла донеслось рычание. Там сидел Гэри, замечательный пример социальных лифтов, которые еще работают в Америке. Он вырос в Филадельфии, в трейлерном парке, по его словам, от наркотиков его спас только алкоголизм. Но ходил в школу, где заметили, что мальчик очень умен, и принялись его старательно заинтересовывать и двигать, дальше стипендии, университет, аспирантура, степень. У нас он был постдоком, делал великолепную работу, напивался крайне редко, был очень интеллигентен в повседневном общении, но по внешности оставался все тем же реднеком: могучий, как борец (совсем не толстый, он много занимался спортом), краснорожий, с очень спокойными голубыми глазами из серии "я вас всех видел в гробу в белых тапочках". Так вот Гэри поднялся, и сдавленым от бешенства голосом прохрипел: "Кейтс, у тебя в лабе еще пока удаетсся работать только потому, что никто из нас тебе не стучит!" С этими словами он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Hа этом наше собрание закончилось, Кейтс был явно потрясен. На следующий день он вызвал Гэри и долго говорил, что он, Кейтс, погорячился, что в общем он, Кейтс, ничего такого в виду не имел, и вообще, извините, если что не так. Так что отношение к стукачеству в Америке не японское.
И несмотря на феминизм, полит-корректность, БЛМ, ЛГБТ и прочие аббревиатуры: кругом меня доносов больше не делается. Как было редкое явление, так и осталось. Поэтому меня крайне забавляют "знающие" российские комментаторы, утверждающие, что в Америке все друг на друга стучат.
Ну и как всегда, желающим поругаться стоит учитывать, что я читаю до первого бранного слова или личного выпада, после чего коммент стираю. Ну и бан у меня одно из любимых средств прореживания комментариев.