Юрий Левитанский
Снег валил до полуночи, рушился мрак
над ущельями,
а потом стало тихо, и месяц взошел молодой...
Этот мир, он и движим и жив испокон
превращеньями,
то незримой, то явной, бесчисленной их чередой.
Чередуется свет с темнотой, обретенья - с потерями,
и во всем этом свой, несомненно, и смысл, и резон.
Череда превращений, закон сохраненья материи -
как догадка твоя дерзновенна, Овидий Назон!
Все, действительно, так,
и, покуда планета вращается,
и природа, ликуя, справляет свое торжество,
всякий миг завершается что-то,
и вновь превращается
существо в вещество, и опять вещество в существо.
Как в кольце лабиринта глухими бредем
коридорами,
как в преддверии часа, когда разразится гроза,
переходами темными движемся,
между которыми
обжигающий пламень на миг ослепляет глаза.
Недоверчиво смотрим, как трагик становится
комиком,
сокрушенно взираем, как старость вступает в права,
как гора рассыпается в прах,
и над маленьким холмиком,
выбиваясь из сил, молодая восходит трава.
И однажды осенней порой, прислонясь
к подоконнику,
вдруг легко различаем сквозь морок и зябкий
туман,
как наш давний роман переходит в семейную
хронику,
и семейным преданьем становится старый роман.
Мы себя убеждаем - ну, что там печалиться
попусту,
но подстреленной птицей клокочет и рвется
в груди
этот сдавленный возглас - как вслед уходящему
поезду -
о мгновенье, помедли,
помешкай,
постой,
погоди!