Илья Эренбург
Зима
По вечерам чуть тлеющий камин,
И взгляд любимый, близкий и понятный,
И книга, и какой-то странный сплин.
По вечерам так сладко, так приятно
Грустить о солнце, лете и о том,
Что вместе с ними так же невозвратно.
Грустить о небе, слишком голубом,
О поцелуе, лёгком и далёком,
О парке, опустевшем и родном.
Но вместе с горьким и смешным упреком
Душа зимою вечером пьяна.
В снегу, нависшем, тяжком и глубоком,
Ей снится необъятная весна.
***
Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб стал непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб не довериться и зеркалу,
Чтоб от подушки утаить,
Чтоб свет своей любви и верности
Зарыть, запрятать, затемнить,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,
Чтоб вздох и тот зажать в руке.
Так ждать, чтоб, мёртвый, он почувствовал
Горячий ветер на щеке.
1912
По вечерам чуть тлеющий камин,
И взгляд любимый, близкий и понятный,
И книга, и какой-то странный сплин.
По вечерам так сладко, так приятно
Грустить о солнце, лете и о том,
Что вместе с ними так же невозвратно.
Грустить о небе, слишком голубом,
О поцелуе, лёгком и далёком,
О парке, опустевшем и родном.
Но вместе с горьким и смешным упреком
Душа зимою вечером пьяна.
В снегу, нависшем, тяжком и глубоком,
Ей снится необъятная весна.
***
Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб стал непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб не довериться и зеркалу,
Чтоб от подушки утаить,
Чтоб свет своей любви и верности
Зарыть, запрятать, затемнить,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,
Чтоб вздох и тот зажать в руке.
Так ждать, чтоб, мёртвый, он почувствовал
Горячий ветер на щеке.
1912