Алексей Филимонов
Трамвай ниоткуда
Памяти Н.Гумилёва
Сгустившись, воздух, неприкаян
оставил в сумраке сыром
сквозные контуры трамвая -
сей остов, канувший в былом.
Где пассажиры? Где кондуктор?
Звонок лишь глухо дребезжит,
да искры сыплются, как будто
в небесных струнах ток бежит.
И проплывает Всадник Медный
по стёклам зыбким, над Невой,
и купол вознесён победный
Исакия - над синевой.
Открыты двери - и подножка
зовёт ушедшего - сойти
на землю, в полдень позапрошлый,
остановившися в пути
на поднебесье…
И забравший
с собой поэта навсегда,
трамвай, проржавленный и страшный,
восходит снова - в никуда…
Секундант
Порой сквозит за оболочкой дня
Петрополь девятнадцатого века.
Карета вдруг проехала, звеня,
везя по назначенью человека.
У Чёрной речки… лимонад допит,
и дно бокала, как кристалл, слезится.
И стих, неначатый, едва горчит,
готовый - чёт или нечет? - воплотиться.
Он не успел перевезти строку
с небесного - на берег зимней Леты…
Ещё Невы… И русскую тоску
по ранней смерти воплотят поэты.
Кто книгою, кто жизнью, кто виной,
что не успел загородить поэта…
На это век двадцатый. Тот - иной.
Тот, в чёрном, заряжает пистолеты…
ЕЩЁ РОЗЫ
И музыка. Только она
Одна не обманет.
Георгий Иванов
В сиянье строк нетерпеливых
мгновение запечатлеть,
стиха приливы и отливы -
бессонную, скупую речь.
В двенадцать ровно… эти звуки,
и блоковский парит смычок
над ожиданием разлуки,
теперь последней, и щелчок -
то посвист соловья над розой,
уже вступившей тяжело
в предел страдания морозов,
сковавших чаянья и зло.
А над Невой - фламандский трепет,
где молод Пётр, и синева
акмеистичная, и лепет,
ещё не пролитый в слова.
Памяти Н.Гумилёва
Сгустившись, воздух, неприкаян
оставил в сумраке сыром
сквозные контуры трамвая -
сей остов, канувший в былом.
Где пассажиры? Где кондуктор?
Звонок лишь глухо дребезжит,
да искры сыплются, как будто
в небесных струнах ток бежит.
И проплывает Всадник Медный
по стёклам зыбким, над Невой,
и купол вознесён победный
Исакия - над синевой.
Открыты двери - и подножка
зовёт ушедшего - сойти
на землю, в полдень позапрошлый,
остановившися в пути
на поднебесье…
И забравший
с собой поэта навсегда,
трамвай, проржавленный и страшный,
восходит снова - в никуда…
Секундант
Порой сквозит за оболочкой дня
Петрополь девятнадцатого века.
Карета вдруг проехала, звеня,
везя по назначенью человека.
У Чёрной речки… лимонад допит,
и дно бокала, как кристалл, слезится.
И стих, неначатый, едва горчит,
готовый - чёт или нечет? - воплотиться.
Он не успел перевезти строку
с небесного - на берег зимней Леты…
Ещё Невы… И русскую тоску
по ранней смерти воплотят поэты.
Кто книгою, кто жизнью, кто виной,
что не успел загородить поэта…
На это век двадцатый. Тот - иной.
Тот, в чёрном, заряжает пистолеты…
ЕЩЁ РОЗЫ
И музыка. Только она
Одна не обманет.
Георгий Иванов
В сиянье строк нетерпеливых
мгновение запечатлеть,
стиха приливы и отливы -
бессонную, скупую речь.
В двенадцать ровно… эти звуки,
и блоковский парит смычок
над ожиданием разлуки,
теперь последней, и щелчок -
то посвист соловья над розой,
уже вступившей тяжело
в предел страдания морозов,
сковавших чаянья и зло.
А над Невой - фламандский трепет,
где молод Пётр, и синева
акмеистичная, и лепет,
ещё не пролитый в слова.