Питер Шеффер уже на стадии возникновения замысла "Амадея" рассматривал легенду о Моцарте и Сальери в непривычном ракурсе. Отправной точкой для пьесы послужила... легенда о Фаусте. В одном из интервью, задолго до появления "Амадея", Питер Шеффер вспоминал Питера Брука, который говорил, что легенда о Фаусте - один из немногих вечных сюжетов, которые не актуальны для двадцатого века. Шеффер был с этим не согласен: он говорил, что всё обстоит как раз наоборот, вопрос только в том, что на что обменивается. Примерно через пятнадцать лет после этого интервью на свет появилась история о композиторе Сальери, который заключил сделку с Богом: целомудренная и праведная жизнь в обмен на возможность стать музыкантом и прославиться.
В сказках есть достаточно распространенный мотив: у человека возникает желание, но когда оно тем или иным способом исполняется, то приносит ему либо разочарование, либо неожиданные проблемы, а всё потому, что желание было либо плохо обдуманным, либо не очень удачно сформулированным. В сказочном мире действуют свои законы, и там исполняющие силы всегда отличаются очень буквальным отношением к сказанному, но что-то похожее получилось и здесь: Сальери получает в точности всё, что хотел, но вдруг оказывается, что есть нечто более ценное, чем способность сочинять музыку и успех у публики. Его неприязнь к Моцарту начинается на сугубо личной почве, никак не связанной с талантами и профессиональным признанием. Моцарт избалован, бестактен, местами просто противен и, к тому же, явно страдает звездной болезнью, и его несомненное мастерство, ни в коей мере этого не извиняет. Совершенно иной масштаб эта вражда приобретает в тот момент, когда Сальери видит рукописи Моцарта и понимает, что этот избалованный ребенок по какой-то непонятной причине получил "бессмертный дар". С этого открытия начинается его вражда с Богом, а полем боя становится Моцарт.
Первый состав исполнителей "Амадея": Саймон Кэллоу (Моцарт), Фелисити Кэнделл (Констанция) и Пол Скофилд (Сальери). На него следует обратить особое внимание. Во-первых, это потрясающий актер, а, во-вторых, без него образ Сальери наверняка был бы другим. Работа над пьесой продолжалась почти до самой премьеры, Питер Шеффер присутствовал на репетициях и, под впечатлением от процесса, почти на каждую приносил какие-то дополнения в роль Сальери. Закончилось это только после того, как в один прекрасный момент Пол Скофилд наотрез отказался учить очередные дополнения. К слову сказать, даже после этого пьеса была значительно длиннее итогового варианта, её пришлось сократить примерно на час.
С этого момента всё действие в пьесе начинает совершенно отчетливо разворачиваться в двух измерениях: на земле и в высших сферах, в абсолюте, и каждый персонаж и его поступки точно также имеет два измерения. Двоится Моцарт: брошенные пушкинским Сальери определения "гуляка праздный" и "безумец" в "Амадее" выражены со всей возможной полнотой. Те, кто ругал фильм Милоша Формана потому, что Моцарт там показан совсем уж балбесом, просто не видели текста пьесы: там он большую часть времени настолько противен, что ни сочувствия, ни какого-то особого пиетета перед его одаренностью почти не возникает. Даже удивительно, как такой человек может создавать великую музыку. Это несоответствие личности таланту Сальери Питера Шеффера объясняет очень просто: Моцарт - пассивный инструмент, "волшебная флейта Бога", который служит только проводником музыки, ни на минуту не осознавая всего её величия. Впрочем, нет, такая минута всё-таки наступает. Защищая постановку "Женитьбы Фигаро" Моцарт произносит такие слова: "Я бы хотел написать финал на целых полчаса! Квартет, переходящий в квинтет, переходящий в секстет. Чтобы он и дальше ширился, а звуки множились и поднимались ввысь, сливаясь в новое, совершено новое звучание!... Могу побиться об заклад, что Господу именно так и слышится мир. Миллионы звуков, возникающих на земле, возносятся к нему и, сливаясь у него в ушах, становятся музыкой, неведомой нам! (к Сальери) В этом и состоит наш труд! Труд композиторов. Чтобы слить его, и его, и его, также как её, и её - мышление горничных и придворных композиторов, - и обратить публику к Богу". Это, пожалуй, единственный момент, когда вдруг мы видим, что Моцарт где-то очень глубоко в душе относится к своей музыке так же, как Сальери к своей, что для него это тоже род служения. Однако за этим возвышенным монологом следует очередная дурацкая выходка, которая полностью уничтожает весь эффект.
Первые исполнители ролей в Америке: Йен Маккелен (Сальери), Тим Карри (Моцарт)
По
фотографиям этой постановки можно получить представление о том, каким был самый первый спектакль в Англии, потому что от него никаких визуальных материалов, кроме небольшого ролика и приведенных выше фотографий, найти не удалось.
Точно таким же двойственным выглядит и Сальери. Он воплощенная респектабельность и праведность, жизненные перспективы у него самые радужные, а его популярность стремительно растет, но, в конце концов, даже для него самого становится очевидным, что всё это не более чем мишура, которая исчезнет так же легко, как и появилась. Главная сила, которая движет Сальери в пьесе Питера Шеффера, не зависть (ну или не только зависть), а обида, острое чувство высшей несправедливости, то самое, с которого начинался первый монолог Сальери в пьесе Пушкина. И несправедливое распределение таланта здесь не главная проблема, гораздо хуже и мучительнее - способность ощущать прекрасное и стремление создавать его в сочетании с кристально ясным осознанием предела своих возможностей, который не преодолеть никакими силами. Именно в этом сочетании двух взаимоисключающих начал Сальери Шеффера видит главную несправедливость Бога. Он и месть за эту несправедливость начинает не с Моцарта, а с самого себя, со своей внутренней жизни: его первые действия - это нарушение обещаний (помогать ближним, жить воздержанно и целомудренно), которые он давал когда-то, но никакого облегчения это не приносит, и более того, в итоге разрушает и его самого.
В "Амадее" очень страшный финал: Моцарт не мирно засыпает, напевая весёлую арию, а переживает внутренний крах, потому что не понимает, почему все вокруг его не любят и не принимают. Месть Сальери вместо мрачного торжества завершается безобразной сценой, потому что он, наконец, сбрасывает маску доброго друга и говорит Моцарту всё, что о нём думает. После этого всё совершается в высших сферах: гибель Моцарта оборачивается триумфом - его музыка звучит по всюду, а Сальери остается долгая жизнь, за которую он успевает в полной мере осознать бессмысленность всего, что он делал.
Продолжение следует.
1. Пьеса А. С. Пушкина "Моцарт и Сальери" 2. "Моцарт и Сальери". Экранизации Бонус: видеоиллюстрации к циклу материалов UPD:
То же самое только в профиль - в сообществе
ru_mozart