И еще о вводах…
Смотрели «Платонова» с Осипом Ильи Исаева. Хотя нет, был просто Илья - из него Осип, как из меня Анжела Девис… Был бешеный холодной решимостью Илья с рваным шрамом через все лицо, ходящие желваки, побелевшие костяшки пальцев - он был действительно страшен. Олег Зима в этой сцене слова подбирает, они ему с трудом даются, он их будто бы ищет и по большому счету не понимает, зачем нужны все эти разговоры - к делу! Он - простой мужик, как ни крути… А Осип Ильи намеренно заставляет Платонова ударить первым, ему нужно, чтобы Платонов первым преступил черту, когда уже можно броситься… Ведь Осип Ильи вполне убивает словом и интонацией… В общем на этой сцене я пришла в себя немного, потому что стала смотреть за тем, как делается, а не за тем, что делается… Но потом вбежала Сашенька Ульяны - и все. И опять - в десятку, в десятку, в десятку… Ни разу еще за три просмотра я Платонова не ненавидела. До этого спектакля и до этой сцены… «Ты же - бабёшка! Твое счастье в том, чтобы носки стирать и борщ пересаливать…»
А еще… А еще я в первый раз вдруг поняла, что спектакль начинается и заканчивается монологом Клавдия: «Удушлив смрад злодейства моего… на мне печать древнейшего проклятья… Убийство брата… Ищу слова и не могу молиться… Раскаянье всесильно…» - его в начале Платонов читает как бы в шутку, в домашнем театре. Он читает его, дурачась, ерничая где-то даже. И в полную силу - в финале, мечась по роялю, в луче последнего софита, при свете свечи и… темнота. Есть все же какая-то мистика в шекспировских строках: они как самостоятельное действующее лицо в спектаклях… В тех же Куклах на ЮЗ Николай Ломтев читает Лира - и это такая глыба ассоциаций встает за простыми строчками, просто валуном таким посреди спектакля высится… Это я про себя, естественно, просто удивляюсь, насколько все в последнее время переплетается…