Амаркорд. Лесные дали - 3
AMARCORD (итал.) -(букв. я вспоминаю)
Следующий год был полным провалом.
Начиналось всё классно: Много знакомых из прошлых смен. Наконец удалось отвоевать место у окна (А это не мало, потому что в мое владение попадали не только тумбочка и кровать, но еще и широкий подоконник). Плюс большое окно, которое позволяло оставаться в курсе всего, что происходило во время тихого часа и после отбоя.
Но уже день на пятый я стала чувствовать себя как-то странно. Ничего особенно не болело, только все время хотелось кашлять и спать, причем одновременно. День на третий я пошла сдаваться в изолятор, но меня отправили обратно. Дальше появилась адовая слабость, которая не позволяла долго находится в вертикальном положении. Все бы ничего, но начиная с линейки где-то в 9 утра и заканчивая обедом где-то в 14:30, в палатах находится было нельзя. Я пробовала спать на качелях, но кто-то все время хотел кататься, а раскачивание вообще бодрости не добавляло. Поскольку я на тот момент не знала ни одной болезни, симптомами которой значились меланхолия и сонливость, я снова пошла сдаваться в изолятор. Но там тоже таких болезней не знали, объявили меня симулянткой и отправили обратно в отряд, еще хорошенько наорали вслед. Но камон, какой нормальный ребенок добровольно променяет дискотеку на изолятор?
Еще через день наступил момент, когда я не смогла подняться на полдник. Соседки по комнате обнаружили во мне температуру в районе сорока и снова отправили в изолятор… Где на меня снова наорали. На этот раз за то, что не пришла раньше. Это было не справедливо, но я видела, что они искренне расстроены. Когда медсестра, матерясь, принялась обмазывать меня зеленкой, я наконец догадалась в чем дело. Я стала счастливым обладателем ветрянки. А почему никто раньше не обращал внимание на многочисленные волдыри? Ну… потому что лагерь находился посреди леса, на берегу реки… В общем, каждый вечер комары объедали нас до костей, так что красным точкам никто не удивлялся.
Пока медсестры бегали, кому-то звонили с воплями про опасную эпидемиологическую обстановку, я просто наслаждалась тем, что мне наконец дали поспать. Единственное, чего было жаль, теперь стало очевидно, что с лагерем в эту смену, да и вообще в это лето - покончено. Домой меня вез лично директор лагеря, на буханке. То ли из-за таблеток, то ли из-за высокой температуры, мне почему-то было очень весело. И странно, потому что получалось, что директор лагеря теперь знает где я живу .
Когда я вернулась в лагерь на следующий год, узнала что после меня ветрянка подкосила еще троих. Считаю, им повезло подхватить ее в детстве, потому что болеть ветрянкой взрослым - полный отстой. Хотя, лето я им конечно испортила…
Прошел год и все мои знакомые из второго отряда планомерно переместились в первый. А я опять оказалась во втором. С палатой на этот раз повезло не очень. Нас было семеро, и пять девочек из семи сочетали в себе два моих любимых качества: скудоумие и отвагу. Это были реальные белокурые гопники. Дня не могло пройти, чтобы они не вляпались в какую-нибудь очередную фигню. Им всегда было больше всех надо, они всегда орали, когда нужно было вести себя тихо, и главное, все пятеро были не в состоянии предсказать простейших последствий своих действий. Например, что будет, если пачками спускать стаканчики из-под йогурта в унитаз… Больше всего раздражало, что каждый гребанный день у меня начинался с выговора на линейке: седьмая палата, шаг вперед. Вы же девочки, да как вам не стыдно… и вот это вот все. Ну и как-то было не подходящее время объяснять, что я не с ними.
В общем, это была война. Наша неприязнь была взаимной, а когда они узнали, что я закончила учебный год без троек, только усилилась. Однажды ночью они решили пойти мазать пастой первый отряд. Свой отряд они уже мазали, закончилось это, как всегда, выговором на линейке. Потому что, главный смысл мероприятия - не попасться на месте преступления, до них так и не дошел. В общем, они потопали на второй этаж, а я осталась в палате. Ходить никуда было не нужно, потому что их и так было слышно. В общем, по громким крикам, хохоту и топоту, которые раздались довольно быстро, я поняла что у них сразу не заладилось. Хотя, поднять на ноги вожатых сразу двух отрядов, тоже можно считать своеобразным достижением. Я лежу лицом к стене, слышу как они забегают в палату, с размаху прыгают на скрипучие кровати, приближающийся звук резиновых шлепок по коридору и громкий голос почти над ухом: Вы совсем охренели!?! Следующий день начался как всегда - на линейке седьмую палату попросили сделать шаг вперед и начали публично осуждать за вылазку в соседний отряд. В тот же день, первый отряд пришел разбираться к нам в палату. И опять это был не лучший момент объяснять, что я вообще-то не с ними. Тем более что большинство пришедших было мне хорошо знакомо. Я уповала на то, что сильно изменилась за последний год и они меня не узнают.
В общем, подробностей того, что у них случилось я не знаю, но ежу было понятно, что девицы со своей пастой появились очень не вовремя. Уходя, один из представителей первого отряда с силой пнул тумбочку. Дверца ударилась и начала со скрипом открываться, к моменту когда все ушли, громко хлопнув напоследок дверью, дверца тумбочки окончательно открылась, и в наступившей тишине, с грохотом упала на пол. Это была хорошая, кинематографичная точка.
Как ни странно, ближе к концу смены мы с ними все-так нашли общий язык. Правда, на довольно странной почве - удушений. Это было новое, относительно негромкое развлечение на тихий час. Нужно было быстро дышать, чтобы достичь гипервентиляции, потом резко встать и пережать сонную артерию полотенцем. Секунд через 15 человек терял сознание. И вот это им очень нравилось. А у меня как-то хорошо получалось пережимать сонную артерию, и меня назначили главной по выполнению этого трюка. Не знаю о чем я тогда думала, пережимая полотенцем шею другому человеку, наверное о том, что по малолетке на долго не посадят. Двери в палату во время тихого часа закрывать было нельзя и как вожатые нас за этим не поймали, не представляю. Наверное, нам везло. Не всегда все получалось гладко, иногда радиус падения высчитывали не верно, и я до сих пор помню звук, с котором одна из девочек с высоты собственного роста ударилась головой о спинку кровати. Хорошо, что придя в себя она этого не помнила.
Из странных воспоминаний, вожатые откуда-то узнали, что я рисую. Это было в начале смены в период оформления всевозможных стенгазет, гербов отряда и прочего обязательно-принудительно творчества. В тихий час меня забрали от моих гопниц и отвели в крыло к мальчикам. Там была длинная, узкая и абсолютно пустая комната сюрреалистичного вида, заканчивающаяся столом, сколоченным из говна и палок. На двери было написано, что это гладильная, но больше никаких признаков гладильной не наблюдалось. Вот туда меня и посадили, снабдив красками и ватманом. Что примечательно, о кистях они не подумали. Только хардкор, только гуашь и пальцы. Нужны были лошади и рисовала я их руками) Надо сказать, этот способ арт-терапии я за смену в лагере освоила почти в совершенстве. Жаль образцов этой монументальной живописи не сохранилось. Двери в палаты закрывать было нельзя, так что у этого занятия были еще и молчаливые зрители, к которым я все время сидела спиной.
Из более полезных воспоминаний об этой смене, как девочка из моего отряда пыталась мне объяснить что такое «хотеть курить». Мы шли по мосту, возвращаясь из магазина в соседней деревне, где девчонки покупали сигареты и пиво, а я газировку. ) Она говорила, что желание курить - это примерно то же самое, что и хотеть пить. Физический дискомфорт в горле, плюс постоянные навязчивые мысли и представление, что ты это уже делаешь. А облегчение от первой затяжки такое же как от первого глотка воды. Дальше, правда, не так романтично, особенно если сигареты дешевые. И я поняла! Поскольку с водой в необеденное время в лагере было плохо, а дешевой карамели у нас был переизбыток, чувство жажды меня почти не покидало. И я его ненавидела. Думаю, в итоге, именно благодаря этой девочке я так и не закурила в 12-13 лет. Конечно, были и свои минусы, у меня не было повода посещать такое социально значимое место как курилка, но зато девчонки могли безбоязненно прятать у меня свои сигареты.
В погожие дни нас по прежнему выводили купаться на Ласточкин берег. Там у нас придумался какой-то странный челлендж. Нужно было переплывать на другой берег реки и возвращаться обратно, естественно на скорость, но с обязательным условием - это нужно было проделывать в джинсах. Не помню, это был какой-то новый изощренный способ себя убить, или просто кто-то из нас забыл купальник, и решил таким образом компенсировать. Тем не менее, забава прижилась. Как и веселая игра - идти в ногу по хлипкому подвесному мосту. Резонанс - классная штука и нам удавалось неплохо этот мост раскачать.
Из других водных развлечений - был день Нептуна. В лагере была одна неоспоримая достопримечательность, настоящий открытый бассейн, очень, кстати живописный. С одним существенным недостатком - покрытым клеенкой дном. Отчистить клеенку до конца никогда не удавалось, да и сомневаюсь, что кто-то из-за этого парился, а глубины в бассейне было недостаточно, чтобы совсем этого дна не касаться. В общем, праздник Нептуна был веселый, но склизкий )
Из обязательных водных развлечений был банный день. Раз в месяц весь отряд организованно и принудительно водили в душ. В изолятор. Покрытые черным кафелем, открытые душевые на 3 или 4 кабинки. Я почему-то страшно ненавидела это мероприятие. Советские общественные душевые наводили на меня ужас своей ржавчиной, отсутствующими кранами и плесенью на деревянных решетках для ног. Для тех, кому что-то не нравилось, была альтернатива похуже: душевые возле бассейна в каком-то странном деревянном сарае, после которых изолятор казался раем.
Вообще-то душевая у нас была, кажется, одна на отряд, поэтому попасть в нее было не просто, горячая вода была не всегда и ходить туда мы предпочитали по двое, так получалось быстрее. Но банный день в изоляторе - был в первую очередь ритуалом. Он воскрешал в моей памяти жуткие воспоминания о литовском санатории с его бесконечными, покрытыми черным кафелем пространствами, душами шарко, советскими электролитными ваннами и прочими орудиями пыток. А в лагере, больше чем сам душ, я почему-то запомнила путь обратно: когда ты медленно бредешь в корпус по кипарисовой аллее. Мокрый, в прилипшей одежде, замотанный в пару мокрых полотенец. В предвкушении что сейчас рухнешь на кровать и зароешься головой в пыльную наволочку... А - нет. Банный день, это еще и день смены белья. Так что встречали нас голые матрасы и перьевые подушки с желтыми разводами.