Андрей Фурсов: Конспирология - весёлая и строгая наука (Часть II)
Андрей Фурсов: Конспирология - весёлая и строгая наука (Часть II)
Неявный, тайный аспект, аспект заговора как системы постоянно присутствует в истории, проявляясь по-разному в различных обществах и в различные эпохи. Например, в «докапиталистических» обществах, особенно в Азии, Африке и доколумбовой Америке, тайна была имманентной характеристикой власти, но эта тайна была на виду, очевидной. Люди знали о тайной власти и о тайне власти, саму власть воспринимали во многом как нечто таинственное. В данных случаях в заговоре как системе, как особом феномене в конспирологии, строго говоря, особой нужды не было. Разумеется, это не означает отсутствия заговоров и тайной борьбы в этих обществах.
Совершенно иначе обстоит дело с капитализмом как системой. Поскольку в капиталистическом обществе производственные отношения носят экономический характер, а эксплуатация осуществляется как очевидный обмен рабочей силы на овеществлённый труд, социальный процесс почти прозрачен. Рынок, господство товарно-денежных отношений, институциональное обособление власти от собственности, экономики - от морали, религии - от политики, политики - от экономики (управление экономикой отделяется от административно-политического процесса - «закон Лэйна»), экономики - от социальной сферы - всё это обнажает социальные и властные отношения буржуазного общества. Рационализация экономических, социальных и политических сфер и отношений максимально открывает процессы, происходящие в этих сферах, делает их принципиально читаемыми и превращает в объект исследования специальных дисциплин - экономики, социологии, политической науки.
Власть в буржуазном обществе лишается сакральности и таинственности; помимо государства существует гражданское общество. Более того, капсистема, точнее, буржуазное общество её ядра - единственная, в которой легализуется политическая оппозиция. Власть - государство и политика - особенно с середины XIX в. если и не просвечивается, то оказывается весьма и весьма на виду, тем более что официально претендует на открытый и рациональный характер. И это естественно создаёт для неё очень серьёзные проблемы, которые по мере усиления с конца XIX в. социальных конфликтов, войн и революций становятся всё более серьёзными и острыми. Нормальное функционирование государственно-политического механизма в буржуазном обществе потребовало искусственного создания тени, завесы - того, в чём не было такой потребности до капитализма. Впрочем, это далеко не единственный источник «конспирологизации» политических, финансово-экономических и даже некоторых социальных процессов в буржуазном обществе, есть и другой - не менее, а возможно, и более серьёзный.
Капитализм как экономическая система носит мировой, наднациональный (надгосударственный) характер, locus standi буржуазии - мировой рынок, мир в целом. В то же время формальная политическая организация капиталистической системы носит национальный, (меж)государственный характер. Поскольку товарные цепи постоянно нарушают государственные границы, буржуазия испытывает острую необходимость в организациях наднационального, мирового уровня. Готовых и «естественных» организаций такого уровня у неё нет. Далеко не все, как Ротшильды, или вообще еврейский капитал могут воспользоваться родственными и общинно-еврейскими связями и таким образом решить проблему организации наднационального уровня (отсюда отмеченная многими исследователями, начиная с Карла Маркса и Вернера Зомбарта, тесная связь еврейства и «новейшего», т.е. формационного капитала, синхронность их подъёма с начала XIX в.). Поэтому, естественно, буржуазия прежде всего использовала те организации, которые были в наличии, например масонские. Последние начинали выполнять новые функции, в том числе служа средством борьбы с государством (уже антифеодальным, но ещё не буржуазным, «старопорядковым»), причём не только для буржуазии, но и для других слоёв.
Дело в том, что на месте разрушившегося и разрушенного в XIV - XV вв. феодализма в Западной Европе возник так называемый Старый Порядок (Ancien regime - словосочетание, запущенное в оборот во Франции в 1789 г., чтобы оттенить новизну революции и припечатать в качестве негатива то, что её вожди стремились уничтожить), просуществовавший около 300 лет. Это уже постфеодальный, но ещё не капиталистический строй. По сути это антифеодальная машина, заинтересованная в мировой торговле, но вовсе не готовая допускать в первые ряды буржуазию. Короли в Старом Порядке превратились в монархов («монархическая революция» XVII в.), а феодалы - в аристократию, главным образом - придворную (этот процесс хорошо описан Норбертом Элиасом).
Жизнь старопорядковой аристократии была, конечно же, более комфортной, чем жизнь феодальной знати, однако их политико-экономическая «сделочная позиция» по отношению к крепчавшему государству ухудшилась. Кроме того, они утратили феодальную организацию и вынуждены были довольствоваться теми оргформами, которые предлагало/навязывало им государство. Именно этим обусловлено возрождение в XVIII в., второе издание старых и возникновение новых масонских организаций. Веха здесь - именно вторая четверть XVIII в., когда совпали, с одной стороны, династическая революция в Англии конца XVII в. и последовавшая за ней борьба Стюартов и Ганноверской династии - это и стало политической причиной возрождения масонства в Англии, с другой стороны, возникновение первой новоевропейской антисистемной «фабрики мысли» - компании энциклопедистов. Последние развернули систематическое воздействие (пси-атака, серия психоударов) на воздействие целых слоёв, подрывая «Старый Порядок» «сверху», «с головы». Следующей вехой в развитии конспироструктур станут 1870-е - 1880-е годы, а третьей - послевоенное тридцатилетие (1945 - 1975). Сегодня, по-видимому, подходит к концу третья эпоха в развитии «мировой тени».
Возникнув в качестве средства выяснения династических отношений на национальном и общеевропейском уровнях различных сил (прежде всего в Великобритании и Нидерландах, т.е. странах-гегемонах капсистемы - восходящем и нисходящем), масонские структуры довольно быстро приобрели функции мирового управления. Этот процесс развивался одновременно с усилением Великобритании в качестве гегемона капсистемы, ростом влияния Ост-Индской компании (впоследствии она сыграет огромную роль в формировании тайных и явных форм мировой власти), а затем борьбы между ней и британским государством.
Временем становления теневых, закулисных структур мирового управления (далее - СМУ), которые по сути и есть конспироструктуры, стал период 1770-1840-х годов - эпоха революций и массовых движений. Но массовые движения кто-то должен организовать (Ленин был совершенно прав, говоря, что сами массы не могут выработать революционное сознание - кто-то должен привнести его в них) и профинансировать. В европейских условиях первой половины XIX в. это могли быть только Великобритания и СМУ, интересы которых тогда совпадали, - эта страна превращалась в их «порт приписки».
СМУ (это далеко не только масоны, но и парамасонские организации, финансовый капитал, которому положено действовать в тени и который стал финансовой «аватарой» СМУ в силу своего наднационального и теневого характера, экономической базой стала индустриальная система производства) стали третьим - наряду с капиталом и государством (state) субъектом капсистемы, достроив её до целостности и превратив государство в функцию капитала на мировом уровне. В «длинные пятидесятые» (1848 - 1867/73 гг.) капитализм, выражаясь марксистским языком, превратился не только в способ производства (из способа обращения), но и в формацию, в подлинно мировую систему (а не североатлантическую мир-систему).
СМУ выражают целостные и долгосрочные интересы верхушки мирового капиталистического класса, которые далеко не всегда и не во всём совпадают с интересами отдельных фракций этого класса, отдельных государств, а порой и самих СМУ - в этом проявляется диалектическая нетождественность последних самим себе. В любом случае, капитализм как система невозможен без СМУ, его политэкономию и историю невозможно написать без учёта этих структур - это будет нечто вроде изображения шара как круга или, ещё хуже, - совокупности точек.
Масонство и парамасонство, являющееся лишь одним из источников и составных частей СМУ (наряду с «венецианской традицией» и финансовым капиталом), на новом витке своего исторического развития стало средством тайной самоорганизации прежде всего той части господствующих групп Старого Порядка, которая утратила свои достаропорядковые, феодальные формы организации и социальные позиции которой ослаблялись прежде всего государством и отчасти подъёмом новых социальных слоёв.
К тому же в изменившихся условиях перед аристократией стояли социальные задачи на порядки сложнее, чем перед феодалами, и решать эти сложные задачи открыто, публично было затруднительно. Отсюда - рост и значение тайных организаций, теневых, закулисных структур, которые с самого начала сопровождали Модерн - как старопорядковый, так и буржуазный, причём число этих организаций росло, а роль увеличивалась по мере усложнения социальной реальности (и связанных с этим проблем и задач, которые становились всё более долгосрочными и, поднимаясь над повседневностью, всё более абстрактно-стратегическими) и мировой экспансии Европы, т.е. по мере превращения её в Запад как ядро мировой капсистемы.
По мере публичного «огосударствления» населения, превращения его в граждан как агентов публичной политики пропорционально возрастала роль тайной, закулисной политики, тайной власти, причём не только внегосударственной масонской и иных тайных обществ, но и самого государства. Последнее в условиях разрастания публичной сферы и роста значения гражданского общества уводило в тень, за кулисы наиболее важные аспекты, стороны и направления своей деятельности, реальную власть и её главные механизмы. И чем бóльшая часть населения получала избирательные права, чем публичнее становилась политика, чем - внешне - демократичнее общества, тем бóльшая часть - особенно в ХХ в. - реальной власти уводилась в тень, действовала конспиративно, в качестве заговора.
Иными словами, заговор есть обратная, «тёмная», «теневая» сторона демократии и публичности, по сути - тёмная/теневая сторона Модерна в его североатлантическом ядре. Эпоху Модерна можно рассматривать по-разному, в том числе и как процесс роста этой тени, которая сначала знала своё место, а затем в «длинные двадцатые» (1914 - 1933 гг.) поменялась местами с хозяином, стала главной, и, что поразительно, это не нашло практически никакого отражения в науке об обществе. А ведь ясно, что «тень» нужно изучать принципиально иначе, чем то, что её отбрасывает, - иными методами и средствами. А уж тень, поменявшуюся местами с хозяином, - тем более. Но вернёмся в эпоху раннего Нового времени, в юность Модерна.
Если экс-феодальная аристократия использовала масонские и иные тайные общества («заговор»), поскольку утратила свою традиционную «явную» организацию, то «третье сословие» (буржуазия и обслуживавшие её адвокаты, журналисты и особенно философы) просто не имело, не успело выработать своих официальных организаций, а те формы, которые предлагались государством, его не устраивали. Отсюда интерес и новых слоёв Европы к тайным обществам как средству самоорганизации. Негативный фокус этой самоорганизации - государство Старого Порядка («абсолютистское», «барочное») - становился для представителей старых и новых слоёв общим знаменателем, общей площадкой.
Повторю: масонские и иные тайные общества были наднациональными (это объективно противопоставляло их государству, к тому же становившемуся всё более массово ориентированным, открытым и публичным), что весьма соответствовало экономическим и социальным интересам верхушки мирового капиталистического класса и особенно буржуазии. Таким образом, Заговор стал формой самоорганизации старых и новых групп Европы как мир-системы (а с середины XIX в. - как мировой системы) XVIII - XIX вв. vis a vis государство - как на внутринациональном, так и на мировом уровне - в борьбе за власть, ресурсы и информацию в постоянно меняющихся и усложняющихся условиях. При этом роль и значение буржуазного сегмента постоянно усиливались, переплетаясь с аристократическим - внешне при сохранении прежних форм.
СМУ и революционеры: две стороны одной медали, или «внизу то же, что и вверху»
В 1852 г. немецкий писатель и философ Эккерт писал: «Никакой государственный деятель не может понимать своего времени, ни правильно оценивать события, каких ему довелось быть свидетелем, не может уяснить себе того, что совершается в сферах администрации, церкви и народного образования, а также политической и общественной жизни, не может даже понять истинного значения некоторых условных терминов и выражений, если он основательно не изучит историю франкмасонского ордена и не постигнет истинного характера и направления его деятельности.
Без этих знаний он всегда будет ходить в потёмках и будет вынужден рассматривать все события и общественные явления каждое в отдельности, без их внутренней причинной связи, и поэтому оценка этих событий будет всегда односторонней и непонятной».
В деятельности масонов и парамасонов не было ничего демонического или мистического, только борьба за власть, ресурсы и информацию, но борьба не столько в краткосрочной перспективе и с краткосрочными целями - хотя и это тоже, а с долгосрочными макросоциальными, геополитическими и геоэкономическими целями. Несколько упрощая историческую реальность и вычленяя из неё векторную логику, можно сказать, что почти все крупные революции эпохи Модерна прежде всего устраняли те структуры, которые мешали эффективному функционированию главным образом верхушки мирового капкласса и связанных с ней групп как мировой, наднациональной силе. А мешали прежде всего наднациональные же структуры, но не экономического, а политического - имперского типа: Османская, Австро-Венгерская, Германская и Российская империи. В революциях начала ХХ в., в их мишенях чётко прослеживаются интересы англосаксонского ядра капиталистической системы, «стреляющего» с двух рук, по-македонски, с помощью национализма и интернационализма (социализма), - неотразимая комбинация.
Революции европейского Модерна, помимо прочего, постоянно приспосабливали-модифицировали госструктуры к нуждам мирового рынка, а следовательно - к интересам господствующих на нём групп. Не случайно революции и, естественно, войны происходили всякий раз по исчерпании-завершении определённой эпохи в истории мирового рынка, мировой системы, когда уровни мировой прибыли ядра капсистемы начинали снижаться. Эпохи войн и революций, по сути, означали насильственную перестройку мировой системы (прежде всего системы в целом, а не отдельных государств, хотя события происходили именно на национальном или суммарно-национальном уровне) в определённых интересах и (или) борьбу за тот или иной тип мировой перестройки.
Что особенно показательно, каждый новый этап в развитии капсистемы модифицировал старые или создавал новые конспироструктуры (далее - К-структуры), соответствовавшие усложнявшимся задачам управления мировыми процессами, массами, с определённого этапа - информацией, культурой (психоисторией). И эти структуры должны были быть тайными, закрытыми, поскольку создание публичных структур - процесс, во-первых, долгий, процедурный; во-вторых, долженствующий учитывать широкие интересы.
Подчеркну ещё раз: масштаб, сложность и закрытость, т.е. сфера деятельности К-структур и их «теневое качество», росли и усиливались пропорционально мировой экспансии капитала, Запада, усложнению современного мира, а также развитию публичной политики, нации-государства и формальной демократии - т.е. всего того, что должно сделать процессы управления обществом («социальную кибернетику») прозрачными в их рациональности и рациональными в их прозрачности, - на что, собственно, и претендует буржуазное общество и что оно ставит себе в заслугу, скрывая в тени, во внутренних «серых зонах», уводя в них всё то, что не должно быть прозрачным для массового взгляда и не может быть представлено как рациональное большинству населения, поскольку не соответствует его интересам или прямо противоречит им. Как заметил М. Перенти, в буржуазном государстве тратятся три доллара из правительственных денежных средств для защиты одного доллара частных инвестиций, но для этого нужно либо задурить людям голову пропагандой, либо провернуть всё дельце втайне.
И дело здесь не только в классовых различиях и несовпадении экономических интересов верхов и основной массы населения. Дело ещё и в другом: конкретно эти противоречие и несовпадение проявляются в противостоянии в эпоху капитализма наднациональной (и стремящейся к созданию своей наднациональной, мирового уровня организации) верхушки и национально организованного населения.
Формально господствующие группы являются частью своих наций и, следовательно, и наций-государств; более того, у значительной их части есть и национальные классовые интересы, т.е. здесь налицо и содержательная принадлежность. Однако интересы значительной части буржуазии объективно носят наднациональный, интернациональный характер (это и есть одно из главных внутренних противоречий буржуазии, её национально-интернациональная нетождественность самой себе). Вообще, нужно сказать, что подлинными интернационалистами вопреки мнению Маркса, Энгельса и других являются не пролетарии, а буржуа; история Интернационалов, особенно Второго, - красноречивое тому свидетельство. «Интернационалы» буржуазии - капинтерн, фининтерн - оказались в конечном счёте эффективнее всех антикапиталистических интернационалов (здесь я оставляю в стороне вопрос о связи этих интернационалов - «антагонистов» между собой). Но в данном случае для нас важно другое - оформление в капиталистическую эпоху, уже на рубеже, на водоразделе XVIII - XIX вв. мощной и могущественной международной, интернациональной верхушки.
Вот что писал по этому поводу Георгий Кнупфер в работе «Борьба за мировую власть. Революция и контрреволюция»: «С развитием ростовщичества и создающего деньги (money creating) капитализма набрала силу новая форма власти, протагонисты которой не имели подлинных связей с нациями, над которыми они полностью господствовали. Методы и политика этой власти хранились в секрете, её интересы и цели не имели ничего общего с интересами их наций, а в реальности противоречили им. (Таким образом. - А.Ф.) возникла чисто паразитическая власть, интернациональная по форме и по духу - и потому, что её совершенно не интересовала судьба её подданных, и потому что её деятельность (operation) была естественно интернациональной, а её главные адепты часто и вовсе были иной национальности, чем население, среди которого они действовали. Эта форма власти не имела никаких органических связей или общих интересов с теми, кем она правит. В этом плане она полностью отлична от предыдущих форм власти, какой бы ни была их юридическая основа.
Номинально капитализм сохранил государственное управление старого типа, хотя в реальности те, кто теоретически правил государством, оказались подчинены ростовщикам и теперь являются не более чем фасадом, полностью контролируемым с помощью финансов».
К сказанному Кнупфером необходимо добавить следующее. Разумеется, социализм/коммунизм как движение и система возникает как антагонист капсистемы. Но оформляется он прежде всего на международном уровне, а не на уровне национально-государственном; поле его деятельности, масштаб, важнейшие характеристики - такие же, как у международного капитала, которому он противостоит, с которым борется (причём сама эта борьба расчищает поле для будущего существования - и будущих битв). Но не только борется, имеет место и сотрудничество - косвенное, наведённое, а иногда и прямое. «В истории существуют достаточно короткие периоды, когда будущие противники вынуждены работать сообща исключительно ради создания прочных долговременных основ глобального конфликта, который определит мировой баланс. Сейчас именно такой период, и поэтому плодотворное сотрудничество радикального исламиста с не менее радикальным глобалистом вполне объяснимо», - пишет Сергей Горяинов об эпохе рубежа XX - ХХI вв. На рубеже XIX - XX вв. такими будущими противниками, одновременно боровшимися друг против друга и совместно - с империями XIX в., - были мировой социализм/коммунизм и мировой же фининтерн.
Их связывал принцип единства и борьбы противоположностей. Это единство среднесрочных интересов проявилось и в закулисном механизме русской революции 1905 - 1907 гг., и в ещё большей степени - обеих ревоюций 1917 г., когда международный капитал действовал рука об руку с социалистами, сначала с умеренными, а потом - с крайне левыми.
Я уже не говорю о контактах 1960 - 1970-х годов между советским и американским руководством, в которых отражалось стремление не только тайно договориться верхушкам двух стран, но и создать некую наднациональную координационную структуру поверх системных барьеров. Внешним проявлением такого стремления было, в частности, создание Международного института прикладного системного анализа в Вене как некой ширмы, как акции прикрытия основной операции. В конечном счёте эта операция обернулась против советского руководства, оно попало в западню и проиграло, а сами контакты из поначалу равноправных отношений превратились в отношения международных хозяев и русских приказчиков (à la комиссия «Гор - Черномырдин»). Но это отдельная тема.
Здесь нам важно зафиксировать следующее: природа и логика развития капитализма ведут к тому, что, во-первых, возникает международный слой, интересы которого в основном не совпадают с национально-государственными, а потому требуют особого, преимущественно тайного организационного оформления; во-вторых, возникает международное социалистическое/коммунистическое движение, интересы которого в основном тоже не совпадают с национально-государственными, - и потому что цели и задачи движения носят мировой характер, и потому что движение это противостоит легальной власти, что, в свою очередь, становится двойной причиной превращения как международных, так и страновых оргформ коммунизма в К-структуры; в-третьих, у действующих на одном - наднациональном - поле двух кластеров К-структур, двух заговоров - международно-капиталистического и международно-коммунистического, несмотря на теоретический долгосрочный антагонизм, нередко совпадают среднесрочные интересы - особенно по линии объектов борьбы.
В результате между ними возникает сверхтайное взаимодействие, формы которого могут носить сетевой, косвенный, а иногда и непосредственный характер (финансирование, дипломатическая помощь, информационная война и т.п.). Перед нами сверхзаговор, тайны которого охраняются особо тщательно обеими сторонами, а попытки прояснить ситуацию отметаются представителями обеих сторон как клевета, дешёвая конспирология и т.п. В результате, например, многие до сих пор считают, что «демократический Запад» - страны Антанты - активно помогали белым в их борьбе против большевиков, а саму эту «помощь» квалифицируют как интервенцию и чуть ли не главную причину гражданской войны (так, кстати, изображало этот процесс большевистское руководство Советской России).
Цель интернационал-коммунистов - слом системы, революция, земшарная республика - во главе с коммунистической контрэлитой, иными словами - новая система. Цель интернационал-капиталистов, фининтерна - мировая капиталистическая система без империй и с максимально ослабленным нацией-государством, т.е. иная, новая структура капиталистической же системы.
В период социальных кризисов (снижение уровня мировой прибыли par excellence) объект борьбы у интернационалистов был один и тот же, но в разной ипостаси: коммунисты боролись против него как против системы, а капиталисты - только как против структуры, на смену которой они готовили новую структуру той же системы. В этой борьбе коммунисты пытались использовать фининтерн как антисистемный ледокол международного уровня (впрочем, конкретные результаты редко всерьёз выходили за национально-государственные рамки), тогда как интернационал-капиталисты использовали социалистическое движение для структурной перестройки, для «перезагрузки матрицы» в духе фильма «Матрица-2». Противостоять двуручному - системно-антисистемному - мечу, двойному - финансово-политическому - удару было очень трудно. Крушение империй в два первые десятилетия ХХ в. свидетельствует об этом со всей очевидностью. Надо ли говорить, что интернациональные верхушки - капиталистическая и коммунистическая - должны были развивать свою совместную или, по крайней мере, параллельную деятельность в качестве сверхтайного заговора - тем более сверхтайного, что в своей пропаганде те и другие призывали, во-первых, к открытой и честной публичной политике, во-вторых, к непримиримой, не на жизнь, а на смерть борьбе друг с другом. Но вернёмся к буржуазному государству-нации и его «публичным и рациональным» институтам, якобы работающим на общенациональное благо.
источник
Неявный, тайный аспект, аспект заговора как системы постоянно присутствует в истории, проявляясь по-разному в различных обществах и в различные эпохи. Например, в «докапиталистических» обществах, особенно в Азии, Африке и доколумбовой Америке, тайна была имманентной характеристикой власти, но эта тайна была на виду, очевидной. Люди знали о тайной власти и о тайне власти, саму власть воспринимали во многом как нечто таинственное. В данных случаях в заговоре как системе, как особом феномене в конспирологии, строго говоря, особой нужды не было. Разумеется, это не означает отсутствия заговоров и тайной борьбы в этих обществах.
Совершенно иначе обстоит дело с капитализмом как системой. Поскольку в капиталистическом обществе производственные отношения носят экономический характер, а эксплуатация осуществляется как очевидный обмен рабочей силы на овеществлённый труд, социальный процесс почти прозрачен. Рынок, господство товарно-денежных отношений, институциональное обособление власти от собственности, экономики - от морали, религии - от политики, политики - от экономики (управление экономикой отделяется от административно-политического процесса - «закон Лэйна»), экономики - от социальной сферы - всё это обнажает социальные и властные отношения буржуазного общества. Рационализация экономических, социальных и политических сфер и отношений максимально открывает процессы, происходящие в этих сферах, делает их принципиально читаемыми и превращает в объект исследования специальных дисциплин - экономики, социологии, политической науки.
Власть в буржуазном обществе лишается сакральности и таинственности; помимо государства существует гражданское общество. Более того, капсистема, точнее, буржуазное общество её ядра - единственная, в которой легализуется политическая оппозиция. Власть - государство и политика - особенно с середины XIX в. если и не просвечивается, то оказывается весьма и весьма на виду, тем более что официально претендует на открытый и рациональный характер. И это естественно создаёт для неё очень серьёзные проблемы, которые по мере усиления с конца XIX в. социальных конфликтов, войн и революций становятся всё более серьёзными и острыми. Нормальное функционирование государственно-политического механизма в буржуазном обществе потребовало искусственного создания тени, завесы - того, в чём не было такой потребности до капитализма. Впрочем, это далеко не единственный источник «конспирологизации» политических, финансово-экономических и даже некоторых социальных процессов в буржуазном обществе, есть и другой - не менее, а возможно, и более серьёзный.
Капитализм как экономическая система носит мировой, наднациональный (надгосударственный) характер, locus standi буржуазии - мировой рынок, мир в целом. В то же время формальная политическая организация капиталистической системы носит национальный, (меж)государственный характер. Поскольку товарные цепи постоянно нарушают государственные границы, буржуазия испытывает острую необходимость в организациях наднационального, мирового уровня. Готовых и «естественных» организаций такого уровня у неё нет. Далеко не все, как Ротшильды, или вообще еврейский капитал могут воспользоваться родственными и общинно-еврейскими связями и таким образом решить проблему организации наднационального уровня (отсюда отмеченная многими исследователями, начиная с Карла Маркса и Вернера Зомбарта, тесная связь еврейства и «новейшего», т.е. формационного капитала, синхронность их подъёма с начала XIX в.). Поэтому, естественно, буржуазия прежде всего использовала те организации, которые были в наличии, например масонские. Последние начинали выполнять новые функции, в том числе служа средством борьбы с государством (уже антифеодальным, но ещё не буржуазным, «старопорядковым»), причём не только для буржуазии, но и для других слоёв.
Дело в том, что на месте разрушившегося и разрушенного в XIV - XV вв. феодализма в Западной Европе возник так называемый Старый Порядок (Ancien regime - словосочетание, запущенное в оборот во Франции в 1789 г., чтобы оттенить новизну революции и припечатать в качестве негатива то, что её вожди стремились уничтожить), просуществовавший около 300 лет. Это уже постфеодальный, но ещё не капиталистический строй. По сути это антифеодальная машина, заинтересованная в мировой торговле, но вовсе не готовая допускать в первые ряды буржуазию. Короли в Старом Порядке превратились в монархов («монархическая революция» XVII в.), а феодалы - в аристократию, главным образом - придворную (этот процесс хорошо описан Норбертом Элиасом).
Жизнь старопорядковой аристократии была, конечно же, более комфортной, чем жизнь феодальной знати, однако их политико-экономическая «сделочная позиция» по отношению к крепчавшему государству ухудшилась. Кроме того, они утратили феодальную организацию и вынуждены были довольствоваться теми оргформами, которые предлагало/навязывало им государство. Именно этим обусловлено возрождение в XVIII в., второе издание старых и возникновение новых масонских организаций. Веха здесь - именно вторая четверть XVIII в., когда совпали, с одной стороны, династическая революция в Англии конца XVII в. и последовавшая за ней борьба Стюартов и Ганноверской династии - это и стало политической причиной возрождения масонства в Англии, с другой стороны, возникновение первой новоевропейской антисистемной «фабрики мысли» - компании энциклопедистов. Последние развернули систематическое воздействие (пси-атака, серия психоударов) на воздействие целых слоёв, подрывая «Старый Порядок» «сверху», «с головы». Следующей вехой в развитии конспироструктур станут 1870-е - 1880-е годы, а третьей - послевоенное тридцатилетие (1945 - 1975). Сегодня, по-видимому, подходит к концу третья эпоха в развитии «мировой тени».
Возникнув в качестве средства выяснения династических отношений на национальном и общеевропейском уровнях различных сил (прежде всего в Великобритании и Нидерландах, т.е. странах-гегемонах капсистемы - восходящем и нисходящем), масонские структуры довольно быстро приобрели функции мирового управления. Этот процесс развивался одновременно с усилением Великобритании в качестве гегемона капсистемы, ростом влияния Ост-Индской компании (впоследствии она сыграет огромную роль в формировании тайных и явных форм мировой власти), а затем борьбы между ней и британским государством.
Временем становления теневых, закулисных структур мирового управления (далее - СМУ), которые по сути и есть конспироструктуры, стал период 1770-1840-х годов - эпоха революций и массовых движений. Но массовые движения кто-то должен организовать (Ленин был совершенно прав, говоря, что сами массы не могут выработать революционное сознание - кто-то должен привнести его в них) и профинансировать. В европейских условиях первой половины XIX в. это могли быть только Великобритания и СМУ, интересы которых тогда совпадали, - эта страна превращалась в их «порт приписки».
СМУ (это далеко не только масоны, но и парамасонские организации, финансовый капитал, которому положено действовать в тени и который стал финансовой «аватарой» СМУ в силу своего наднационального и теневого характера, экономической базой стала индустриальная система производства) стали третьим - наряду с капиталом и государством (state) субъектом капсистемы, достроив её до целостности и превратив государство в функцию капитала на мировом уровне. В «длинные пятидесятые» (1848 - 1867/73 гг.) капитализм, выражаясь марксистским языком, превратился не только в способ производства (из способа обращения), но и в формацию, в подлинно мировую систему (а не североатлантическую мир-систему).
СМУ выражают целостные и долгосрочные интересы верхушки мирового капиталистического класса, которые далеко не всегда и не во всём совпадают с интересами отдельных фракций этого класса, отдельных государств, а порой и самих СМУ - в этом проявляется диалектическая нетождественность последних самим себе. В любом случае, капитализм как система невозможен без СМУ, его политэкономию и историю невозможно написать без учёта этих структур - это будет нечто вроде изображения шара как круга или, ещё хуже, - совокупности точек.
Масонство и парамасонство, являющееся лишь одним из источников и составных частей СМУ (наряду с «венецианской традицией» и финансовым капиталом), на новом витке своего исторического развития стало средством тайной самоорганизации прежде всего той части господствующих групп Старого Порядка, которая утратила свои достаропорядковые, феодальные формы организации и социальные позиции которой ослаблялись прежде всего государством и отчасти подъёмом новых социальных слоёв.
К тому же в изменившихся условиях перед аристократией стояли социальные задачи на порядки сложнее, чем перед феодалами, и решать эти сложные задачи открыто, публично было затруднительно. Отсюда - рост и значение тайных организаций, теневых, закулисных структур, которые с самого начала сопровождали Модерн - как старопорядковый, так и буржуазный, причём число этих организаций росло, а роль увеличивалась по мере усложнения социальной реальности (и связанных с этим проблем и задач, которые становились всё более долгосрочными и, поднимаясь над повседневностью, всё более абстрактно-стратегическими) и мировой экспансии Европы, т.е. по мере превращения её в Запад как ядро мировой капсистемы.
По мере публичного «огосударствления» населения, превращения его в граждан как агентов публичной политики пропорционально возрастала роль тайной, закулисной политики, тайной власти, причём не только внегосударственной масонской и иных тайных обществ, но и самого государства. Последнее в условиях разрастания публичной сферы и роста значения гражданского общества уводило в тень, за кулисы наиболее важные аспекты, стороны и направления своей деятельности, реальную власть и её главные механизмы. И чем бóльшая часть населения получала избирательные права, чем публичнее становилась политика, чем - внешне - демократичнее общества, тем бóльшая часть - особенно в ХХ в. - реальной власти уводилась в тень, действовала конспиративно, в качестве заговора.
Иными словами, заговор есть обратная, «тёмная», «теневая» сторона демократии и публичности, по сути - тёмная/теневая сторона Модерна в его североатлантическом ядре. Эпоху Модерна можно рассматривать по-разному, в том числе и как процесс роста этой тени, которая сначала знала своё место, а затем в «длинные двадцатые» (1914 - 1933 гг.) поменялась местами с хозяином, стала главной, и, что поразительно, это не нашло практически никакого отражения в науке об обществе. А ведь ясно, что «тень» нужно изучать принципиально иначе, чем то, что её отбрасывает, - иными методами и средствами. А уж тень, поменявшуюся местами с хозяином, - тем более. Но вернёмся в эпоху раннего Нового времени, в юность Модерна.
Если экс-феодальная аристократия использовала масонские и иные тайные общества («заговор»), поскольку утратила свою традиционную «явную» организацию, то «третье сословие» (буржуазия и обслуживавшие её адвокаты, журналисты и особенно философы) просто не имело, не успело выработать своих официальных организаций, а те формы, которые предлагались государством, его не устраивали. Отсюда интерес и новых слоёв Европы к тайным обществам как средству самоорганизации. Негативный фокус этой самоорганизации - государство Старого Порядка («абсолютистское», «барочное») - становился для представителей старых и новых слоёв общим знаменателем, общей площадкой.
Повторю: масонские и иные тайные общества были наднациональными (это объективно противопоставляло их государству, к тому же становившемуся всё более массово ориентированным, открытым и публичным), что весьма соответствовало экономическим и социальным интересам верхушки мирового капиталистического класса и особенно буржуазии. Таким образом, Заговор стал формой самоорганизации старых и новых групп Европы как мир-системы (а с середины XIX в. - как мировой системы) XVIII - XIX вв. vis a vis государство - как на внутринациональном, так и на мировом уровне - в борьбе за власть, ресурсы и информацию в постоянно меняющихся и усложняющихся условиях. При этом роль и значение буржуазного сегмента постоянно усиливались, переплетаясь с аристократическим - внешне при сохранении прежних форм.
СМУ и революционеры: две стороны одной медали, или «внизу то же, что и вверху»
В 1852 г. немецкий писатель и философ Эккерт писал: «Никакой государственный деятель не может понимать своего времени, ни правильно оценивать события, каких ему довелось быть свидетелем, не может уяснить себе того, что совершается в сферах администрации, церкви и народного образования, а также политической и общественной жизни, не может даже понять истинного значения некоторых условных терминов и выражений, если он основательно не изучит историю франкмасонского ордена и не постигнет истинного характера и направления его деятельности.
Без этих знаний он всегда будет ходить в потёмках и будет вынужден рассматривать все события и общественные явления каждое в отдельности, без их внутренней причинной связи, и поэтому оценка этих событий будет всегда односторонней и непонятной».
В деятельности масонов и парамасонов не было ничего демонического или мистического, только борьба за власть, ресурсы и информацию, но борьба не столько в краткосрочной перспективе и с краткосрочными целями - хотя и это тоже, а с долгосрочными макросоциальными, геополитическими и геоэкономическими целями. Несколько упрощая историческую реальность и вычленяя из неё векторную логику, можно сказать, что почти все крупные революции эпохи Модерна прежде всего устраняли те структуры, которые мешали эффективному функционированию главным образом верхушки мирового капкласса и связанных с ней групп как мировой, наднациональной силе. А мешали прежде всего наднациональные же структуры, но не экономического, а политического - имперского типа: Османская, Австро-Венгерская, Германская и Российская империи. В революциях начала ХХ в., в их мишенях чётко прослеживаются интересы англосаксонского ядра капиталистической системы, «стреляющего» с двух рук, по-македонски, с помощью национализма и интернационализма (социализма), - неотразимая комбинация.
Революции европейского Модерна, помимо прочего, постоянно приспосабливали-модифицировали госструктуры к нуждам мирового рынка, а следовательно - к интересам господствующих на нём групп. Не случайно революции и, естественно, войны происходили всякий раз по исчерпании-завершении определённой эпохи в истории мирового рынка, мировой системы, когда уровни мировой прибыли ядра капсистемы начинали снижаться. Эпохи войн и революций, по сути, означали насильственную перестройку мировой системы (прежде всего системы в целом, а не отдельных государств, хотя события происходили именно на национальном или суммарно-национальном уровне) в определённых интересах и (или) борьбу за тот или иной тип мировой перестройки.
Что особенно показательно, каждый новый этап в развитии капсистемы модифицировал старые или создавал новые конспироструктуры (далее - К-структуры), соответствовавшие усложнявшимся задачам управления мировыми процессами, массами, с определённого этапа - информацией, культурой (психоисторией). И эти структуры должны были быть тайными, закрытыми, поскольку создание публичных структур - процесс, во-первых, долгий, процедурный; во-вторых, долженствующий учитывать широкие интересы.
Подчеркну ещё раз: масштаб, сложность и закрытость, т.е. сфера деятельности К-структур и их «теневое качество», росли и усиливались пропорционально мировой экспансии капитала, Запада, усложнению современного мира, а также развитию публичной политики, нации-государства и формальной демократии - т.е. всего того, что должно сделать процессы управления обществом («социальную кибернетику») прозрачными в их рациональности и рациональными в их прозрачности, - на что, собственно, и претендует буржуазное общество и что оно ставит себе в заслугу, скрывая в тени, во внутренних «серых зонах», уводя в них всё то, что не должно быть прозрачным для массового взгляда и не может быть представлено как рациональное большинству населения, поскольку не соответствует его интересам или прямо противоречит им. Как заметил М. Перенти, в буржуазном государстве тратятся три доллара из правительственных денежных средств для защиты одного доллара частных инвестиций, но для этого нужно либо задурить людям голову пропагандой, либо провернуть всё дельце втайне.
И дело здесь не только в классовых различиях и несовпадении экономических интересов верхов и основной массы населения. Дело ещё и в другом: конкретно эти противоречие и несовпадение проявляются в противостоянии в эпоху капитализма наднациональной (и стремящейся к созданию своей наднациональной, мирового уровня организации) верхушки и национально организованного населения.
Формально господствующие группы являются частью своих наций и, следовательно, и наций-государств; более того, у значительной их части есть и национальные классовые интересы, т.е. здесь налицо и содержательная принадлежность. Однако интересы значительной части буржуазии объективно носят наднациональный, интернациональный характер (это и есть одно из главных внутренних противоречий буржуазии, её национально-интернациональная нетождественность самой себе). Вообще, нужно сказать, что подлинными интернационалистами вопреки мнению Маркса, Энгельса и других являются не пролетарии, а буржуа; история Интернационалов, особенно Второго, - красноречивое тому свидетельство. «Интернационалы» буржуазии - капинтерн, фининтерн - оказались в конечном счёте эффективнее всех антикапиталистических интернационалов (здесь я оставляю в стороне вопрос о связи этих интернационалов - «антагонистов» между собой). Но в данном случае для нас важно другое - оформление в капиталистическую эпоху, уже на рубеже, на водоразделе XVIII - XIX вв. мощной и могущественной международной, интернациональной верхушки.
Вот что писал по этому поводу Георгий Кнупфер в работе «Борьба за мировую власть. Революция и контрреволюция»: «С развитием ростовщичества и создающего деньги (money creating) капитализма набрала силу новая форма власти, протагонисты которой не имели подлинных связей с нациями, над которыми они полностью господствовали. Методы и политика этой власти хранились в секрете, её интересы и цели не имели ничего общего с интересами их наций, а в реальности противоречили им. (Таким образом. - А.Ф.) возникла чисто паразитическая власть, интернациональная по форме и по духу - и потому, что её совершенно не интересовала судьба её подданных, и потому что её деятельность (operation) была естественно интернациональной, а её главные адепты часто и вовсе были иной национальности, чем население, среди которого они действовали. Эта форма власти не имела никаких органических связей или общих интересов с теми, кем она правит. В этом плане она полностью отлична от предыдущих форм власти, какой бы ни была их юридическая основа.
Номинально капитализм сохранил государственное управление старого типа, хотя в реальности те, кто теоретически правил государством, оказались подчинены ростовщикам и теперь являются не более чем фасадом, полностью контролируемым с помощью финансов».
К сказанному Кнупфером необходимо добавить следующее. Разумеется, социализм/коммунизм как движение и система возникает как антагонист капсистемы. Но оформляется он прежде всего на международном уровне, а не на уровне национально-государственном; поле его деятельности, масштаб, важнейшие характеристики - такие же, как у международного капитала, которому он противостоит, с которым борется (причём сама эта борьба расчищает поле для будущего существования - и будущих битв). Но не только борется, имеет место и сотрудничество - косвенное, наведённое, а иногда и прямое. «В истории существуют достаточно короткие периоды, когда будущие противники вынуждены работать сообща исключительно ради создания прочных долговременных основ глобального конфликта, который определит мировой баланс. Сейчас именно такой период, и поэтому плодотворное сотрудничество радикального исламиста с не менее радикальным глобалистом вполне объяснимо», - пишет Сергей Горяинов об эпохе рубежа XX - ХХI вв. На рубеже XIX - XX вв. такими будущими противниками, одновременно боровшимися друг против друга и совместно - с империями XIX в., - были мировой социализм/коммунизм и мировой же фининтерн.
Их связывал принцип единства и борьбы противоположностей. Это единство среднесрочных интересов проявилось и в закулисном механизме русской революции 1905 - 1907 гг., и в ещё большей степени - обеих ревоюций 1917 г., когда международный капитал действовал рука об руку с социалистами, сначала с умеренными, а потом - с крайне левыми.
Я уже не говорю о контактах 1960 - 1970-х годов между советским и американским руководством, в которых отражалось стремление не только тайно договориться верхушкам двух стран, но и создать некую наднациональную координационную структуру поверх системных барьеров. Внешним проявлением такого стремления было, в частности, создание Международного института прикладного системного анализа в Вене как некой ширмы, как акции прикрытия основной операции. В конечном счёте эта операция обернулась против советского руководства, оно попало в западню и проиграло, а сами контакты из поначалу равноправных отношений превратились в отношения международных хозяев и русских приказчиков (à la комиссия «Гор - Черномырдин»). Но это отдельная тема.
Здесь нам важно зафиксировать следующее: природа и логика развития капитализма ведут к тому, что, во-первых, возникает международный слой, интересы которого в основном не совпадают с национально-государственными, а потому требуют особого, преимущественно тайного организационного оформления; во-вторых, возникает международное социалистическое/коммунистическое движение, интересы которого в основном тоже не совпадают с национально-государственными, - и потому что цели и задачи движения носят мировой характер, и потому что движение это противостоит легальной власти, что, в свою очередь, становится двойной причиной превращения как международных, так и страновых оргформ коммунизма в К-структуры; в-третьих, у действующих на одном - наднациональном - поле двух кластеров К-структур, двух заговоров - международно-капиталистического и международно-коммунистического, несмотря на теоретический долгосрочный антагонизм, нередко совпадают среднесрочные интересы - особенно по линии объектов борьбы.
В результате между ними возникает сверхтайное взаимодействие, формы которого могут носить сетевой, косвенный, а иногда и непосредственный характер (финансирование, дипломатическая помощь, информационная война и т.п.). Перед нами сверхзаговор, тайны которого охраняются особо тщательно обеими сторонами, а попытки прояснить ситуацию отметаются представителями обеих сторон как клевета, дешёвая конспирология и т.п. В результате, например, многие до сих пор считают, что «демократический Запад» - страны Антанты - активно помогали белым в их борьбе против большевиков, а саму эту «помощь» квалифицируют как интервенцию и чуть ли не главную причину гражданской войны (так, кстати, изображало этот процесс большевистское руководство Советской России).
Цель интернационал-коммунистов - слом системы, революция, земшарная республика - во главе с коммунистической контрэлитой, иными словами - новая система. Цель интернационал-капиталистов, фининтерна - мировая капиталистическая система без империй и с максимально ослабленным нацией-государством, т.е. иная, новая структура капиталистической же системы.
В период социальных кризисов (снижение уровня мировой прибыли par excellence) объект борьбы у интернационалистов был один и тот же, но в разной ипостаси: коммунисты боролись против него как против системы, а капиталисты - только как против структуры, на смену которой они готовили новую структуру той же системы. В этой борьбе коммунисты пытались использовать фининтерн как антисистемный ледокол международного уровня (впрочем, конкретные результаты редко всерьёз выходили за национально-государственные рамки), тогда как интернационал-капиталисты использовали социалистическое движение для структурной перестройки, для «перезагрузки матрицы» в духе фильма «Матрица-2». Противостоять двуручному - системно-антисистемному - мечу, двойному - финансово-политическому - удару было очень трудно. Крушение империй в два первые десятилетия ХХ в. свидетельствует об этом со всей очевидностью. Надо ли говорить, что интернациональные верхушки - капиталистическая и коммунистическая - должны были развивать свою совместную или, по крайней мере, параллельную деятельность в качестве сверхтайного заговора - тем более сверхтайного, что в своей пропаганде те и другие призывали, во-первых, к открытой и честной публичной политике, во-вторых, к непримиримой, не на жизнь, а на смерть борьбе друг с другом. Но вернёмся к буржуазному государству-нации и его «публичным и рациональным» институтам, якобы работающим на общенациональное благо.
источник