Мыслефилия (начало)
Я должен писать, а я всё думаю, думаю, думаю. А это мне вредит - говорят другие, и мешает - добавляю от себя. И теперь я снова думаю, у меня это болезнь - я не могу не думать, вот сижу и думаю, пью чай и тоже думаю, я и во сне думать продолжаю, мне не образы снятся, а мысли, не люди живые, а некие расплывчатые идеи. Я даже название болезни своей придумал: мыслефилия, то есть влечение (часто нездоровое), склонность к мысли.
Уж скоро вечер, а я еще не написал ни строчки, всё думал, весь день думал, а о чем думал, так уж и не упомню. А, вот, кажется, вспомнил - о субботе думал - день этот мне очень дорог и, наверное, по нескольким причинам одновременно: во-первых, завтра воскресенье и никуда не нужно идти (наивная философия свободы), а во-вторых, суббота - день ленивых, и придумали его ленивые, короче, день этот - мой, хотя я, может быть, и не ленив вовсе, а так себе, просто люблю лень, скорее не лень, а так, ничегонеделанье.
« - Прежде, говоришь, детей учить ходил, а теперь пошто ничего не делаешь?
- Я делаю... - нехотя и сурово проговорил Раскольников.
- Что делаешь?
- Работу...
- Каку работу?
- Думаю, - серьезно отвечал он, помолчав.
Настасья так и покатилась со смеху».
Мне, признаюсь, тоже смешно, и не просто смешно, а смешно до удивления. Меня Раскольников ужасно смущает, особенно в будний день, когда не думаешь, а делаешь, делаешь, делаешь неизвестно что и неизвестно зачем. Всё ходишь куда-то, а потом приходит суббота (по субботам я Раскольникова вспоминаю и понимаю), да, та суббота, которая для человека, а затем понедельник, и тут уже ты для понедельника, и живешь так, как все, бегая по кругу недельному, словно тот таракан из опыта, что кружился в тарелочке и воображал (нет, он не воображал, воображаем мы), что движется вперед, а на самом деле - топтался на месте. Диалектика тут, улыбаюсь я и отмечаю на полях: «Философия Недели», и ещё в другом месте и тоже на полях: «Суббота и ее значение в постижении Истины».
Не знаю. Хорошо, когда вдруг прозреешь и увидишь, что ничего не знаешь. Сократ, который ничего не писал, с такой радостью о своем незнании сообщил и так, бедняга, обрадовался, что и не заметил, как кое-что, а всё же узнал. Ну да черт с ним с Сократом, он слишком давно жил, ископаемый, не наш он человек и баста, всё тут. Не наш, а наши-то где, пусть не Сократы, Сократа-то уж и не будет, потому что бумага и перо у нас на каждом углу продаются.
Уж скоро вечер, а я еще не написал ни строчки, всё думал, весь день думал, а о чем думал, так уж и не упомню. А, вот, кажется, вспомнил - о субботе думал - день этот мне очень дорог и, наверное, по нескольким причинам одновременно: во-первых, завтра воскресенье и никуда не нужно идти (наивная философия свободы), а во-вторых, суббота - день ленивых, и придумали его ленивые, короче, день этот - мой, хотя я, может быть, и не ленив вовсе, а так себе, просто люблю лень, скорее не лень, а так, ничегонеделанье.
« - Прежде, говоришь, детей учить ходил, а теперь пошто ничего не делаешь?
- Я делаю... - нехотя и сурово проговорил Раскольников.
- Что делаешь?
- Работу...
- Каку работу?
- Думаю, - серьезно отвечал он, помолчав.
Настасья так и покатилась со смеху».
Мне, признаюсь, тоже смешно, и не просто смешно, а смешно до удивления. Меня Раскольников ужасно смущает, особенно в будний день, когда не думаешь, а делаешь, делаешь, делаешь неизвестно что и неизвестно зачем. Всё ходишь куда-то, а потом приходит суббота (по субботам я Раскольникова вспоминаю и понимаю), да, та суббота, которая для человека, а затем понедельник, и тут уже ты для понедельника, и живешь так, как все, бегая по кругу недельному, словно тот таракан из опыта, что кружился в тарелочке и воображал (нет, он не воображал, воображаем мы), что движется вперед, а на самом деле - топтался на месте. Диалектика тут, улыбаюсь я и отмечаю на полях: «Философия Недели», и ещё в другом месте и тоже на полях: «Суббота и ее значение в постижении Истины».
Не знаю. Хорошо, когда вдруг прозреешь и увидишь, что ничего не знаешь. Сократ, который ничего не писал, с такой радостью о своем незнании сообщил и так, бедняга, обрадовался, что и не заметил, как кое-что, а всё же узнал. Ну да черт с ним с Сократом, он слишком давно жил, ископаемый, не наш он человек и баста, всё тут. Не наш, а наши-то где, пусть не Сократы, Сократа-то уж и не будет, потому что бумага и перо у нас на каждом углу продаются.