Радостных дней
Свет фонаря, надтреснутым донцем вверх,
страж-циферблат, склонивший своё копьё…
В серой ночи проснувшийся человек,
не зажигая света, на кухне пьёт.
Словно - кусками жадно глотает лёд.
Капает кран, за шторой толпится снег,
чашка вбирает жар полусонных рук.
Снился тот берег… даже не берег - брег.
Маленький бриг - по щедрому серебру.
Вымпелы хлещут пламенем по ветру.
А за кормой - кудрявые письмена,
а на борту стояли - рука в руке,
а над водой - куда же вы без меня -
свет фонаря, лежащий на потолке -
полуживой и полуслепой аскет.
Спи, человек, остыла уже постель -
лыбится старой трещиной потолок …
Вот, накренившись, тронулась карусель,
стул и комод куда-то поволокло.
Бросить вдогонку горсткой бессильных слов.
К чёрту! Подите к чёрту, подите к чё…
Маленький бриг уходит в водоворот,
кто-то нещадно тянет и рвёт плечо.
Но океан, раззявив до неба рот,
охнет и разом вспорет себе живот.
Будет вода кровава и брег скалист.
Выползут, сядут рядом - спина к спине.
Если такое будет, то помолись
Господу… снегу… кактусу на окне.
А ведь иного не было здесь, и нет.
Окна… сквозь веки пыльных, печальных штор,
их отпечатки мутные всё синей.
Всё же уснул... Но где-то грохочет шторм:
Радостных дней! Ты слышишь?
Радостных дней…
страж-циферблат, склонивший своё копьё…
В серой ночи проснувшийся человек,
не зажигая света, на кухне пьёт.
Словно - кусками жадно глотает лёд.
Капает кран, за шторой толпится снег,
чашка вбирает жар полусонных рук.
Снился тот берег… даже не берег - брег.
Маленький бриг - по щедрому серебру.
Вымпелы хлещут пламенем по ветру.
А за кормой - кудрявые письмена,
а на борту стояли - рука в руке,
а над водой - куда же вы без меня -
свет фонаря, лежащий на потолке -
полуживой и полуслепой аскет.
Спи, человек, остыла уже постель -
лыбится старой трещиной потолок …
Вот, накренившись, тронулась карусель,
стул и комод куда-то поволокло.
Бросить вдогонку горсткой бессильных слов.
К чёрту! Подите к чёрту, подите к чё…
Маленький бриг уходит в водоворот,
кто-то нещадно тянет и рвёт плечо.
Но океан, раззявив до неба рот,
охнет и разом вспорет себе живот.
Будет вода кровава и брег скалист.
Выползут, сядут рядом - спина к спине.
Если такое будет, то помолись
Господу… снегу… кактусу на окне.
А ведь иного не было здесь, и нет.
Окна… сквозь веки пыльных, печальных штор,
их отпечатки мутные всё синей.
Всё же уснул... Но где-то грохочет шторм:
Радостных дней! Ты слышишь?
Радостных дней…