Начало второй части
Фэй Гейз - это 165 кило горькой иронии, здравомыслия и жира, который, по утверждению врачей, совсем скоро её убьёт https://boosty.to/ketro /
Осенью боль сгорает, как листья, от разбитого сердца остаётся серая зола, горький привкус на языке, резь в глазах, которая бывает после долгих слёз. Встанешь утром, и пусто везде, в груди, в жизни и за окном, там за ночь опала листва, небо покрылось тонким чёрным рисунком. Пусто, свободно, безветренно - зачем тебе столько места, женщина? Занять его нечем, но ты почему-то ждёшь, что придёт если не человек, то письмо, или хоть ветер принесёт запах, которого ещё не было. Однажды проснёшься и поймёшь, что плакала во сне, а снилась тебе всего лишь темноватая комната с креслом-качалкой, островом света над круглым столом, с ароматом кардамона и горящих кедровых поленьев, и девочка, покорно замершая у камина. Откроешь глаза и на секунду испугаешься - вдруг пожар? Но это всего лишь догорело твоё отчаяние и воздух пахнет теперь иначе, не так, как вся прежняя жизнь.
У Фэй всё было гораздо прозаичней: она почувствовала этот запах, когда открывала письмо. И ладно бы бумажное, хотя Фэй ненавидела обычную почту. Она приносила только счета, изредка - грозные уведомления, и часто - оскорбительную рекламу, которая была особенно обидна тем, что предлагала вещи, в её жизни невозможные. Каталоги одежды с крошечными платьями, романтическими путешествия для двоих, доставку бесконечно вредной и калорийной еды, спортивные тренажёры, способные убить Фэй с первого же подхода. Да что ни возьми, всё могло поранить, если задуматься - того нельзя, а это несбыточно. Но и глянцевые проспекты, и конверты с официальными штампами хотя бы пахли бумагой. А тут звякнул компьютер, Фэй кликнула на конвертик и в воздухе потянуло кардамоном и кедром. Кто-то в соседних кабинетах пил кофе с пряностями, а причуда офисной вентиляции сообщила об этом Фэй? Неизвестно, но письмо от адвоката Фэй открывала, чувствуя в груди тепло. Они сдружились за много лет, и Джордж, ведущий дела Фэй, обращался к ней по-простому.
«Дорогуша, напоминаю, что самое время что-то решать с домом в Бидл-Сити. Со времени смерти твоей тётушки прошло пять лет, и всё это время мы платим за него налог. Насколько я помню, ты туда не заглядывала с похорон. Давно пора его сдать или продать, пока он не развалился окончательно. Жду твоего решения и обнимаю»
«Ок, Джордж, я решу. Со всей моей нежностью, Фэй». Она часто подписывала так дружеские письма, «я и моя огромная нежность», «обнимаю с пугающей нежностью» - привычная ирония позволяла безопасно проявить расположение, которое она действительно испытывала к некоторым людям.
Фэй открыла ежедневник. С будущей недели начинался отпуск, она планировала дерзко провести его дома - сериалы, попытка диеты, прогулки по бесприютному парку, глинтвейны с Розмари и всё прочее, незаметно и безболезненно приводящее её ко Дню Благодарения, а потом к Рождеству и Новому году. Ничего такого, что нельзя отменить, вполне можно потратить эти недели на дела в Бидл-Сити.
Она не видела тётушку Жюдит много лет, давно прошли времена, когда та заглядывала в гости, и постепенно общение свелось к обмену подарками пару раз в год. Фэй присылала ей кашемировые шали и получала в ответ травяные чаи и выдержанные рождественские кексы, которые тётушка готовила к Хануке вместо традиционных пончиков. Жюдит не стеснялась брать лучшее отовсюду, куда могла дотянуться, поэтому её кухня была не менее причудлива, чем её личная религия. Несмотря на долгую разлуку, Фэй ощутила нешуточную боль, получив известие о её смерти. Хотя «скоро покинуть свою мейделе» тётушка обещала ещё лет тридцать назад, ушла она только на десятом десятке, пережив и брата, и невестку. Фэй растерянно осознала, что привыкла к ощущению близости и к поддержке, которые Жюдит излучала даже сквозь расстояния. А теперь там, где была она, стало так же пусто и холодно, как в остальном мире. Это оказалось на удивление тяжело, и Фэй стоило большого труда удержать себя в руках. Похороны организовали и оплатили поверенные, и она даже не зашла в дом к тётушке, который теперь принадлежал ей. На ледяном кладбище собралось полгорода, каждый держал камешек, чтобы положить его в могилу. Прощальную речь произносил не раввин и не священник, а таинственная «мадам Ленор», как перешёптывались в толпе. Она и вправду была странновата в своей тёмной шали и пыльных юбках, с ископаемой чёрной шляпкой на седых волосах и с безвозрастным сухим лицом, которое могло означать и плохие шестьдесят, и законсервированные семьдесят пять. Впрочем, рваное осеннее солнце иногда подсвечивало её так, что мадам Ленор на несколько мгновений становилась значительно моложе.
- Мы потеряли мудрую женщину, - говорила она негромко, но ветер доносил каждое ее слово до всех присутствующих, - но её сила осталась с нами. И добро, которое она принесла каждому из нас.
Люди согласно закивали, а Фэй удивилась - она и не подозревала, что тётушка была такой уж благотворительницей.
- Мы потеряли её, - повторила мадам Ленор, - но это ещё не конец. Однажды её мудрость вернётся к нам в новом обличии, и мы снова получим помощь, к которой привыкли за многие годы.
Эту часть речи Фэй не поняла, но смутилась от быстрых любопытных взглядов, то и дело обжигавших её. «Они ждут, что я тоже займусь пожертвованиями? Ну ок, скажу Джорджу, чтобы не прекращал обычные отчисления Жюдит».
Но адвокат не нашёл никаких постоянных выплат, разве что в завещании оговаривалась определённая сумма для кота Александра, принадлежавшего тётушке, а после её смерти перешедшего мадам Ленор. Всё остальное - дом со всем имуществом, приличные накопления и крепкий пакет доходных акций, - отошло к Фэй.
Но потеря оказалась такой острой, что она поспешила уехать сразу после церемонии, тем более что мадам Ленор пообещала позаботиться обо всём.
- Не беспокойтесь, Фэй. Возвращайтесь, когда горе утихнет, дело Жюдит будет ждать вас столько, сколько потребуется.
Дело Жюдит? Фэй была слишком несчастна, чтобы уточнять, а потом просто выбросила эту фразу из головы. Ей удалось пережить очередной всплеск сиротства и отложить тоску на самую тёмную полку в самом дальнем шкафу.
А теперь она с удивление почувствовала в себе не только силу, но и желание встретиться с прошлым, где было ровное тепло Жюдит, её душистые кексы неопределённой конфессии и старый дом, в который Фэй входила ещё юной.
Добраться до Бидл-Сити можно было и поездом, но Фэй предпочла автомобиль. Пришлось ехать от рассвета до темноты, но душевный комфорт того стоил. Не велико удовольствие провести полсуток за рулём, зато контакты с людьми сведены к минимуму: никаких общительных собеседников в вагоне, любопытных взглядов и невольных прикосновений. Преувеличенная вежливость, безуспешные попытки втягивать животы, чтобы не задевать друг друга в проходах, жадное внимание, с которым попутчики наблюдают за её попытками совладать с чемоданом, устроиться в кресле или протиснуться в дверь туалета - у Фэй сводило зубы каждый раз, когда она представляла всё это. Собственная машина на таком фоне казалась райским островком. Тем более, её багаж никогда не бывал маленьким, даже если Фэй брала с собой три несчастных платья на неделю, они занимали места, как шесть для обычной женщины. А сейчас она ехала надолго, к тому же, похолодало, и ей требовалось много тёплой одежды. Ничего официального, может быть, пара нарядных вещей для вечеринок на День всех Святых, а в основном они будут практичными, немаркими и унылыми, как вся её жизнь, с элегантностью на уровне половой тряпки. Но Фэй успокаивало, когда одежда сообщала ей: нам не нужно пытаться производить впечатление, выглядеть хоть сколько-нибудь прилично и привлекательно - расслабься, мы сейчас ничего никому не должны. Поэтому, когда Фэй практически с порога вернулась, отыскала в гардеробной чехол с синим платьем и бросила его на заднее сидение, это стало неожиданностью для неё самой. Она толком не понимала, то ли хотела дать платью ещё один шанс, то ли решила показать ему мир в качестве компенсации за то, что так и не надела его.
Путешествие прошло на удивление гладко, не было и девяти вечера, когда Фэй припарковалась возле дома Жюдит и взошла на крыльцо. Поверенный прислал ей ключи, которые легко вошли в замки, и дверь бесшумно открылась. Фэй ожидала сопротивления, скрипа, затхлого воздуха и прочих мелких неудобств, неизбежных в заброшенном доме. Но темнота встретила её теплом и лёгким запахом трав, будто тётушка всё ещё жила здесь, а на дворе стояло позднее лето.
Фэй протянула руку и нашарила слева от косяка выключатель. Под потолком зажглась лампа в розовом абажуре и неяркий свет залил комнату. Фэй осмотрелась и всплеснула руками:
- Ох, Александр, ты тоже умер?! Мне так жаль!
Никем иным, кроме как призраком, кот, сидящий точно в центре небольшого круглого стола, быть не мог. Иначе как бы он здесь оказался?
Впрочем, Фэй оглянулась и заметила кошачью дверцу - Александр вполне мог иногда навещать покинутый дом, вот только зачем?
- Отлично выглядишь, старина, и совсем не изменился, - по самы грубым подсчётам, коту сейчас было лет двенадцать, возраст почтенный, но не критический для домашнего зверя. Фэй знала его только по фотографиям, которые присылала Жюдит, потому что перестала приезжать сюда много лет назад. Но круглую детскую физиономию, зелёные глаза и чёрные полоски на серой бархатной шкурке она не могла не узнать. Тем более, кот шевельнул ухом при звуке своего имени.
- Кити-кити - заискивающе пробормотала Фэй. Несмотря на невинное лицо, кот был крупным, и она не знала, чего от него ожидать.
Фэй испытывала сложное чувство, будто смотрела повторяющийся сон, один из тех, что снятся раз в несколько лет и по сути не меняются, но обрастают новыми деталями, которые рассудок извлекает из реальной жизни. Комната пахла, как тридцать с лишним лет назад, у этого камина восьми-, десяти-, двенадцатилетняя Фэй сидела на полу, наблюдая за пламенем, лижущим сухие поленья. Вышитый абажур, стол в компании стульев на кокетливых ножках, резной буфет, кресло Жюдит с узкой длинной спинкой (Фэй никогда в него не садилась, оно казалось слишком высоким и царственным для неё), диванчик - всё осталось прежним. Но окна были больше, чем она помнила, и выглядели, как витрина, а у стены появился шкаф со множеством ящиков и стол, обитый сукном винного цвета. Казалось, это рабочее место библиотекаря или ювелира, но Фэй ничего не знала об увлечениях Жюдит. Похоже, та превратила первый этаж дома в небольшую лавочку, но с первого взгляда не удавалось понять, что же здесь продавали.
- Александр? - Фэй обратилась к коту за разъяснением, но тот ничего не сказал, только спрыгнул со стола и плавно перетёк к двери. Фэй совсем не удивилась, когда колокольчик на крыльце прозвенел.
Она подошла и впустила в дом мадам Ленор - всё в тех же юбках и шали. «Найди десять отличий», пробормотала Фэй: шляпка на ней была другая, более тёплая, таблетка с меховой оторочкой, а на локте вместо сумочки висела корзинка. Визит был вполне объясним, наверное, Джордж связался с Ленор и сообщил о её приезде.
- Фэй, как я рада! Добро пожаловать домой! Александр предупредил, что вы вот-вот приедете.
«Ну Александр так Александр», Фэй всё больше чувствовала, что находится во сне, который уплотняется и становится реальном, но не превращается в кошмар. Поэтому просыпаться не хотелось. Ленор протяну корзинку.
- Ваша комната готова. Всё это время я присматривала за домом, сегодня понадобилось только включить отопление и застелить постель. Это ужин, Жюдит сказала, что вы любите козье молоко. Корзинку оставьте, пожалуйста, себе, с ней необычайно удобно ходить за покупками.
Прозвучало так, будто они с тётушкой обсуждали это вчера, и Фэй поёжилась. Дом и правда отказывался подтверждать смерть Жюдит, казалось, она просто переселилась к соседке, чтобы не стеснять племянницу. Ленор меж тем продолжала:
- Кроме прочего, там пакет еды для Александра. Возможно, он захочет остаться с вами, а ко мне будет заходить в гости. Правда, дорогой?
Александр легко встал на задние лапы и потёрся щекой о руку Ленор. Та была в перчатках без пальцев, и потому ловко почесала его коричневый нос и широкий лоб с буквой М. Фэй наконец обрела дар речи:
- Мадам Ленор, я бы хотела о многом поговорить, давайте повидаемся завтра, скажем, около двух?
- Чудесно, я приду и мы всё обсудим. Не представляете, как я рада, что вы вернулись!
Дверь за ней закрылась, а Фэй всё ещё обдумывала странный выбор слова - «вернулась». Её здесь не было столько лет, да и детские мимолётные визиты не в счёт. Верней было бы сказать «приехала», к чему ей здесь возвращаться?
Осенью боль сгорает, как листья, от разбитого сердца остаётся серая зола, горький привкус на языке, резь в глазах, которая бывает после долгих слёз. Встанешь утром, и пусто везде, в груди, в жизни и за окном, там за ночь опала листва, небо покрылось тонким чёрным рисунком. Пусто, свободно, безветренно - зачем тебе столько места, женщина? Занять его нечем, но ты почему-то ждёшь, что придёт если не человек, то письмо, или хоть ветер принесёт запах, которого ещё не было. Однажды проснёшься и поймёшь, что плакала во сне, а снилась тебе всего лишь темноватая комната с креслом-качалкой, островом света над круглым столом, с ароматом кардамона и горящих кедровых поленьев, и девочка, покорно замершая у камина. Откроешь глаза и на секунду испугаешься - вдруг пожар? Но это всего лишь догорело твоё отчаяние и воздух пахнет теперь иначе, не так, как вся прежняя жизнь.
У Фэй всё было гораздо прозаичней: она почувствовала этот запах, когда открывала письмо. И ладно бы бумажное, хотя Фэй ненавидела обычную почту. Она приносила только счета, изредка - грозные уведомления, и часто - оскорбительную рекламу, которая была особенно обидна тем, что предлагала вещи, в её жизни невозможные. Каталоги одежды с крошечными платьями, романтическими путешествия для двоих, доставку бесконечно вредной и калорийной еды, спортивные тренажёры, способные убить Фэй с первого же подхода. Да что ни возьми, всё могло поранить, если задуматься - того нельзя, а это несбыточно. Но и глянцевые проспекты, и конверты с официальными штампами хотя бы пахли бумагой. А тут звякнул компьютер, Фэй кликнула на конвертик и в воздухе потянуло кардамоном и кедром. Кто-то в соседних кабинетах пил кофе с пряностями, а причуда офисной вентиляции сообщила об этом Фэй? Неизвестно, но письмо от адвоката Фэй открывала, чувствуя в груди тепло. Они сдружились за много лет, и Джордж, ведущий дела Фэй, обращался к ней по-простому.
«Дорогуша, напоминаю, что самое время что-то решать с домом в Бидл-Сити. Со времени смерти твоей тётушки прошло пять лет, и всё это время мы платим за него налог. Насколько я помню, ты туда не заглядывала с похорон. Давно пора его сдать или продать, пока он не развалился окончательно. Жду твоего решения и обнимаю»
«Ок, Джордж, я решу. Со всей моей нежностью, Фэй». Она часто подписывала так дружеские письма, «я и моя огромная нежность», «обнимаю с пугающей нежностью» - привычная ирония позволяла безопасно проявить расположение, которое она действительно испытывала к некоторым людям.
Фэй открыла ежедневник. С будущей недели начинался отпуск, она планировала дерзко провести его дома - сериалы, попытка диеты, прогулки по бесприютному парку, глинтвейны с Розмари и всё прочее, незаметно и безболезненно приводящее её ко Дню Благодарения, а потом к Рождеству и Новому году. Ничего такого, что нельзя отменить, вполне можно потратить эти недели на дела в Бидл-Сити.
Она не видела тётушку Жюдит много лет, давно прошли времена, когда та заглядывала в гости, и постепенно общение свелось к обмену подарками пару раз в год. Фэй присылала ей кашемировые шали и получала в ответ травяные чаи и выдержанные рождественские кексы, которые тётушка готовила к Хануке вместо традиционных пончиков. Жюдит не стеснялась брать лучшее отовсюду, куда могла дотянуться, поэтому её кухня была не менее причудлива, чем её личная религия. Несмотря на долгую разлуку, Фэй ощутила нешуточную боль, получив известие о её смерти. Хотя «скоро покинуть свою мейделе» тётушка обещала ещё лет тридцать назад, ушла она только на десятом десятке, пережив и брата, и невестку. Фэй растерянно осознала, что привыкла к ощущению близости и к поддержке, которые Жюдит излучала даже сквозь расстояния. А теперь там, где была она, стало так же пусто и холодно, как в остальном мире. Это оказалось на удивление тяжело, и Фэй стоило большого труда удержать себя в руках. Похороны организовали и оплатили поверенные, и она даже не зашла в дом к тётушке, который теперь принадлежал ей. На ледяном кладбище собралось полгорода, каждый держал камешек, чтобы положить его в могилу. Прощальную речь произносил не раввин и не священник, а таинственная «мадам Ленор», как перешёптывались в толпе. Она и вправду была странновата в своей тёмной шали и пыльных юбках, с ископаемой чёрной шляпкой на седых волосах и с безвозрастным сухим лицом, которое могло означать и плохие шестьдесят, и законсервированные семьдесят пять. Впрочем, рваное осеннее солнце иногда подсвечивало её так, что мадам Ленор на несколько мгновений становилась значительно моложе.
- Мы потеряли мудрую женщину, - говорила она негромко, но ветер доносил каждое ее слово до всех присутствующих, - но её сила осталась с нами. И добро, которое она принесла каждому из нас.
Люди согласно закивали, а Фэй удивилась - она и не подозревала, что тётушка была такой уж благотворительницей.
- Мы потеряли её, - повторила мадам Ленор, - но это ещё не конец. Однажды её мудрость вернётся к нам в новом обличии, и мы снова получим помощь, к которой привыкли за многие годы.
Эту часть речи Фэй не поняла, но смутилась от быстрых любопытных взглядов, то и дело обжигавших её. «Они ждут, что я тоже займусь пожертвованиями? Ну ок, скажу Джорджу, чтобы не прекращал обычные отчисления Жюдит».
Но адвокат не нашёл никаких постоянных выплат, разве что в завещании оговаривалась определённая сумма для кота Александра, принадлежавшего тётушке, а после её смерти перешедшего мадам Ленор. Всё остальное - дом со всем имуществом, приличные накопления и крепкий пакет доходных акций, - отошло к Фэй.
Но потеря оказалась такой острой, что она поспешила уехать сразу после церемонии, тем более что мадам Ленор пообещала позаботиться обо всём.
- Не беспокойтесь, Фэй. Возвращайтесь, когда горе утихнет, дело Жюдит будет ждать вас столько, сколько потребуется.
Дело Жюдит? Фэй была слишком несчастна, чтобы уточнять, а потом просто выбросила эту фразу из головы. Ей удалось пережить очередной всплеск сиротства и отложить тоску на самую тёмную полку в самом дальнем шкафу.
А теперь она с удивление почувствовала в себе не только силу, но и желание встретиться с прошлым, где было ровное тепло Жюдит, её душистые кексы неопределённой конфессии и старый дом, в который Фэй входила ещё юной.
Добраться до Бидл-Сити можно было и поездом, но Фэй предпочла автомобиль. Пришлось ехать от рассвета до темноты, но душевный комфорт того стоил. Не велико удовольствие провести полсуток за рулём, зато контакты с людьми сведены к минимуму: никаких общительных собеседников в вагоне, любопытных взглядов и невольных прикосновений. Преувеличенная вежливость, безуспешные попытки втягивать животы, чтобы не задевать друг друга в проходах, жадное внимание, с которым попутчики наблюдают за её попытками совладать с чемоданом, устроиться в кресле или протиснуться в дверь туалета - у Фэй сводило зубы каждый раз, когда она представляла всё это. Собственная машина на таком фоне казалась райским островком. Тем более, её багаж никогда не бывал маленьким, даже если Фэй брала с собой три несчастных платья на неделю, они занимали места, как шесть для обычной женщины. А сейчас она ехала надолго, к тому же, похолодало, и ей требовалось много тёплой одежды. Ничего официального, может быть, пара нарядных вещей для вечеринок на День всех Святых, а в основном они будут практичными, немаркими и унылыми, как вся её жизнь, с элегантностью на уровне половой тряпки. Но Фэй успокаивало, когда одежда сообщала ей: нам не нужно пытаться производить впечатление, выглядеть хоть сколько-нибудь прилично и привлекательно - расслабься, мы сейчас ничего никому не должны. Поэтому, когда Фэй практически с порога вернулась, отыскала в гардеробной чехол с синим платьем и бросила его на заднее сидение, это стало неожиданностью для неё самой. Она толком не понимала, то ли хотела дать платью ещё один шанс, то ли решила показать ему мир в качестве компенсации за то, что так и не надела его.
Путешествие прошло на удивление гладко, не было и девяти вечера, когда Фэй припарковалась возле дома Жюдит и взошла на крыльцо. Поверенный прислал ей ключи, которые легко вошли в замки, и дверь бесшумно открылась. Фэй ожидала сопротивления, скрипа, затхлого воздуха и прочих мелких неудобств, неизбежных в заброшенном доме. Но темнота встретила её теплом и лёгким запахом трав, будто тётушка всё ещё жила здесь, а на дворе стояло позднее лето.
Фэй протянула руку и нашарила слева от косяка выключатель. Под потолком зажглась лампа в розовом абажуре и неяркий свет залил комнату. Фэй осмотрелась и всплеснула руками:
- Ох, Александр, ты тоже умер?! Мне так жаль!
Никем иным, кроме как призраком, кот, сидящий точно в центре небольшого круглого стола, быть не мог. Иначе как бы он здесь оказался?
Впрочем, Фэй оглянулась и заметила кошачью дверцу - Александр вполне мог иногда навещать покинутый дом, вот только зачем?
- Отлично выглядишь, старина, и совсем не изменился, - по самы грубым подсчётам, коту сейчас было лет двенадцать, возраст почтенный, но не критический для домашнего зверя. Фэй знала его только по фотографиям, которые присылала Жюдит, потому что перестала приезжать сюда много лет назад. Но круглую детскую физиономию, зелёные глаза и чёрные полоски на серой бархатной шкурке она не могла не узнать. Тем более, кот шевельнул ухом при звуке своего имени.
- Кити-кити - заискивающе пробормотала Фэй. Несмотря на невинное лицо, кот был крупным, и она не знала, чего от него ожидать.
Фэй испытывала сложное чувство, будто смотрела повторяющийся сон, один из тех, что снятся раз в несколько лет и по сути не меняются, но обрастают новыми деталями, которые рассудок извлекает из реальной жизни. Комната пахла, как тридцать с лишним лет назад, у этого камина восьми-, десяти-, двенадцатилетняя Фэй сидела на полу, наблюдая за пламенем, лижущим сухие поленья. Вышитый абажур, стол в компании стульев на кокетливых ножках, резной буфет, кресло Жюдит с узкой длинной спинкой (Фэй никогда в него не садилась, оно казалось слишком высоким и царственным для неё), диванчик - всё осталось прежним. Но окна были больше, чем она помнила, и выглядели, как витрина, а у стены появился шкаф со множеством ящиков и стол, обитый сукном винного цвета. Казалось, это рабочее место библиотекаря или ювелира, но Фэй ничего не знала об увлечениях Жюдит. Похоже, та превратила первый этаж дома в небольшую лавочку, но с первого взгляда не удавалось понять, что же здесь продавали.
- Александр? - Фэй обратилась к коту за разъяснением, но тот ничего не сказал, только спрыгнул со стола и плавно перетёк к двери. Фэй совсем не удивилась, когда колокольчик на крыльце прозвенел.
Она подошла и впустила в дом мадам Ленор - всё в тех же юбках и шали. «Найди десять отличий», пробормотала Фэй: шляпка на ней была другая, более тёплая, таблетка с меховой оторочкой, а на локте вместо сумочки висела корзинка. Визит был вполне объясним, наверное, Джордж связался с Ленор и сообщил о её приезде.
- Фэй, как я рада! Добро пожаловать домой! Александр предупредил, что вы вот-вот приедете.
«Ну Александр так Александр», Фэй всё больше чувствовала, что находится во сне, который уплотняется и становится реальном, но не превращается в кошмар. Поэтому просыпаться не хотелось. Ленор протяну корзинку.
- Ваша комната готова. Всё это время я присматривала за домом, сегодня понадобилось только включить отопление и застелить постель. Это ужин, Жюдит сказала, что вы любите козье молоко. Корзинку оставьте, пожалуйста, себе, с ней необычайно удобно ходить за покупками.
Прозвучало так, будто они с тётушкой обсуждали это вчера, и Фэй поёжилась. Дом и правда отказывался подтверждать смерть Жюдит, казалось, она просто переселилась к соседке, чтобы не стеснять племянницу. Ленор меж тем продолжала:
- Кроме прочего, там пакет еды для Александра. Возможно, он захочет остаться с вами, а ко мне будет заходить в гости. Правда, дорогой?
Александр легко встал на задние лапы и потёрся щекой о руку Ленор. Та была в перчатках без пальцев, и потому ловко почесала его коричневый нос и широкий лоб с буквой М. Фэй наконец обрела дар речи:
- Мадам Ленор, я бы хотела о многом поговорить, давайте повидаемся завтра, скажем, около двух?
- Чудесно, я приду и мы всё обсудим. Не представляете, как я рада, что вы вернулись!
Дверь за ней закрылась, а Фэй всё ещё обдумывала странный выбор слова - «вернулась». Её здесь не было столько лет, да и детские мимолётные визиты не в счёт. Верней было бы сказать «приехала», к чему ей здесь возвращаться?