Я скучаю по ним. По каждому в отдельности и по обоим вместе. Две арбузные жопы семнадцать лет создавали мой мир, наполняя его теплом, серыми шерстинками, безупречными позами, и вдруг ушли вдвоём, хвост в хвост - как раньше прибегали, чтобы поздороваться или выпросить еды. Гамлет вмещал в себя столько моей любви, что она чуть не задушила меня, оставшись бездомной. А кошку я тискала и трепала, сколько душа требовала, и теперь пустые ладони горят. И глаза мои пусты без их ленивых танцев, когда каждый валяется вроде бы сам по себе, но "относясь" друг к другу и к нам. Семнадцать лет, это почти "навсегда", я думала, они полностью мои, но они вдруг развернулись и ушли в свою кошачью смерть, а я впервые осталась дома без них.
С Гамлетом был трип длиной в семь месяцев, я узнала о старости много такого, чего не хотела, но должна была узнать. Например, поняла, почему старики медленно думают и вроде как хуже соображают. Им, оказывается, очень мешает тело. Интеллект сохранен, но тело каждую минуту посылает отвлекающие сигнала. Старик слушает твои слова, но прежде всего слышит свои ноющие суставы, выпрыгивающее сердце, осторожно ставит ногу и переносит центр тяжести, и только потом сосредотачивается на тебе. Я видела всё это в глазах своего кота, и не думаю, что людям легче.
Я много узнала о тех, кто меня любит. Все они умудрялись быть со мной, если не физически, то в буквах, или даже видя меня во сне. Все они знают обо мне гораздо больше, чем я думала.
В последние недели кота в гости заглянул друг. Мы болтали, пили чай, а потом он ушёл и уже из дома написал "он всё равно очень красивый". И эта фраза попала в самое сердце. Нужно очень понимать меня, чтобы сказать о том, что важней всего в моей любви. Красота для меня всё покрывает, всё объясняет, всё извиняет и заменяет все смыслы - почти так же, как любовь ко мне. Любящим можно что угодно делать с моей жизнью, я совсе перед ними беззащитна. И красивым можно многое, вот только умирают они зря.
И ещё Дима. Кот выбрал умирать на нашей кровати, и однажды наступил момент, когда он не смог встать в туалет. Я бросилась вытирать лужу и менять бельё, а Дима сказал: нужно сделать подстилку. Картон, плёнка, салфетки, пелёнки - но главным было, что он и не подумал переложить его на пол. Он, конечно, понимал, что тогда и я туда переползу, но, в любом случае, даже обсуждению не подлежало - тот, кто семнадцать лет жил с тобой, не должен умирать на полу. Кто это знает, с тем и стоит быть. Человек же, брезгливый в любви, неполноценен.
Потом была агония, я могу сказать поминутно, сколько коту было больно. Не так много, но я бы отдала стакан крови, чтобы не случилось и этих минут. Поэтому мой вам практический совет: старайтесь вызвать врача и убить животное в самом начале конца. Когда оно начнёт умирать, вы не ошибётесь, это сразу понятно и ждать больше ничего не нужно.
Можете даже использовать слово "усыпить", это успокаивает.
Самое тяжёлое после его боли вот что. Когда он наконец перестал дышать, когда Дима убрал его в коробку и прикрыл пелёнкой, когда я сменила постель, вымыла пол, приняла душ, забралась под одеяло и оглядела чистый дом, я подумала: "так, а где котик?".
И это очень долго никуда не девается.
В первые дни после этого я с отвращением смотрела на посторонних людей и кошек и злилась, что они живые, а он нет. И не понимала, зачем нужно забирать того, кто наполнен до краёв чужой любовью и сам любит. Столько никчёмных жизней вокруг, столько никому не нужных белковых организмов скачет, а отнимают зачем-то тех, в кого вложено много смысла и от кого зависят другие души. Спрашивала об этом у всех и все откуда-то знали ответ, мне объясняли, я слушала и читала, но так и не поняла. Буквы и звуки прошли стороной, и до сих пор я не понимаю.
Я ношу на руке его ошейник. Хожу, он позвякивает, будто гуляю с мёртвым котом. Но я сняла его заранее, когда Гамлету уже стало тяжело поднимать голову, но он ещё меня узнавал. Потом в нём осталась только бесконечная усталость.
Кот всё решил примерно за неделю - он перестал приходить ко мне на руки. Даже оставшись совсем без сил, сползал, когда я брала его. А у Димы покорно лежал. Я слишком цеплялась и мешала уходить. Но всё равно, часа за четыре до смерти последним осознанным движением он протянул лапу и положил мне на руку. Он был очень щедрым котом.
Так что в этом ошейнике нет смерти, но есть немного души, и когда у меня будет другой кот, я, может быть, ему передам. Если будет подходящий.
Не знаю, как люди выносили меня всё это время. Я вела себя вполне сдержано, вот только в каждом разговоре как бы случайно приходилось к слову "когда мой кот умирал...". Светским тоном рассказывала что-нибудь милое: когда мой кот умирал, он и не подумал отказаться от пищи. Мне говорили, что дня за три должен перестать есть, но это они не знали Гамлета. До последних часов он ел - сливочный пломбир. Сладкоежка и на смертном одре сладкоежка, весь в меня. И пах он сливочным мороженым.
В общем, спасибо всем, кто вынужден был это слушать.
С кошкой всё произошло стремительно, она просто отказалась жить без кота, хотя в ней было полно сил. То, что заняло у него семь месяцев, у неё уложилось в неделю, и даже в самый последний день это стало неожиданность. Вчера бегала, сегодня ещё запрыгивала на полку, и вот она уже умирает у меня в руках.
После этого я перестала изображать, что почти в порядке. Я не в порядке, у меня шок, мои кошки умерли. И я даже не вычищаю это слово, хотя ненавижу повторы. Технически это, кажется, самый беспомощный мой текст за последние девять-десять лет.
Будь я "почти в порядке", я бы и не стала его писать, неприлично устраивать публичные оплакивания. Но растерянность никуда не девается, пока не скажешь словами. Никакие другие не придут на их место, пока не напишешь "когда мой кот умирал" - столько раз, сколько потребуется.
Я скучаю по вам, серые арбузные жопы.