txt
Три белых чашки были у меня, три белых чашки.
Первую я подарила самому близкому другу, но разозлилась на него и разбила. А потом купила ему новую, точно такую же. Я хотела, чтобы чашка осталась бессмертной, и она осталась, а он не сумел.
Вторая раскололась в ресторане. Мужчина, который нравился мне до обморока, сидел напротив, и я в конце концов протянула руки и потрогала его ладони. В зале никого, кроме нас, но с барной стойки вдруг упала чашка и разлетелась на куски. А кроме этого между нами ничего не было.
А третья случилось прошлым летом.
От этого человека я хотела только одного: увидеть его. Как удивительно истончаются и истрёпываются желания... или нет, наоборот, как они скручиваются в тугой жгут. Поначалу хочешь всего - ухаживаний, заботы, близости, но когда долго не получается, выкристаллизовывается одна мучительная необходимость: посмотреть. Увидеть его живым, убедиться, что он точно существует, успокоиться рядом с ним, придержав своё сердце, попасть в его ритм - а он медленней моего, я знала. Была уверена, хотя до того мы не виделись ни разу.
Когда собираешься исполнить то, к чему стремится душа, следует тщательно подготовиться - как подготавливает харакири самурай, потерявший хозяина. Ведь лишившись желания я тоже останусь без хозяина, без воли, направлявшей меня несколько месяцев.
Я выбрала узкую тропу над ущельем - за два с половиной часа до поезда, на котором он уезжал далеко и надолго. Немного твёрдой земли между нигде и никогда, чтобы успеть всё и не успеть ничего.
Выбрала уродливое сетевое кафе возле вокзала - это место не имело ни души, ни своего состояния, способного сбить мои настройки.
Выбрала платье, настолько тонкое и простое, что сразу о нём забыла. Туфли же были на высокой платформе, чтобы идти, не расслабляясь, иначе я могла упасть с узкой тропы. А так чувствовала каждый шаг и каждую минуту из двух часов.
И выбрала подарок.
Один из моих камней - я храню некоторые свои дни в камнях, чтобы не забыть.
Чай, который он любит.
Шоколад, который люблю я.
Книгу с плетёной закладкой на той странице, которая предназначена для него.
Завернула в белый шёлк и наживо, без узлов, прошила золотистой нитью.
За такие вещи должно быть стыдно, ведь красиво до пошлости, не хватает только локона и засушенного цветка. Но перед тем, как выпустить себе кишки, самурай пишет хокку, где каждое слово выверено на весах, и никто из остающихся в живых не смеет оценивать его выбор. Ирония и вкус - из тех, кто останутся на берегу.
Я его не запомнила. Живой человек настолько больше твоих ожиданий от него, что сразу переполняет все ресурсы памяти и перехватывает управление. Ты его не видишь, потому что оказываешься внутри. Не знаю, как объяснить.
Зато я помню, как шло время: очень медленно в первые полчаса и стремительно в следующие полтора. И когда время было медленным, случилось вот что.
Нам принесли чай, он взялся налить его в толстую белую чашку из простого фаянса. Вода текла, как молоко в Обыкновенном чуде, как секунды между нигде и никогда - текла и безбожно переливалась на блюдце. "Надо же, какой у чувака тремор".
Но это не руки дрожали (вы говорили, то шкворчит ваше сердце, а то шкворчала ваша папироска!), это в стенке чашки, ближе к донышку, оказалась небольшая неровная дыра. Как можно было так её прострелить, не разбив, я не знаю. Но зато я точно узнала, что больше мы не увидимся. И с этой минуты время пошло очень быстро.
Первую я подарила самому близкому другу, но разозлилась на него и разбила. А потом купила ему новую, точно такую же. Я хотела, чтобы чашка осталась бессмертной, и она осталась, а он не сумел.
Вторая раскололась в ресторане. Мужчина, который нравился мне до обморока, сидел напротив, и я в конце концов протянула руки и потрогала его ладони. В зале никого, кроме нас, но с барной стойки вдруг упала чашка и разлетелась на куски. А кроме этого между нами ничего не было.
А третья случилось прошлым летом.
От этого человека я хотела только одного: увидеть его. Как удивительно истончаются и истрёпываются желания... или нет, наоборот, как они скручиваются в тугой жгут. Поначалу хочешь всего - ухаживаний, заботы, близости, но когда долго не получается, выкристаллизовывается одна мучительная необходимость: посмотреть. Увидеть его живым, убедиться, что он точно существует, успокоиться рядом с ним, придержав своё сердце, попасть в его ритм - а он медленней моего, я знала. Была уверена, хотя до того мы не виделись ни разу.
Когда собираешься исполнить то, к чему стремится душа, следует тщательно подготовиться - как подготавливает харакири самурай, потерявший хозяина. Ведь лишившись желания я тоже останусь без хозяина, без воли, направлявшей меня несколько месяцев.
Я выбрала узкую тропу над ущельем - за два с половиной часа до поезда, на котором он уезжал далеко и надолго. Немного твёрдой земли между нигде и никогда, чтобы успеть всё и не успеть ничего.
Выбрала уродливое сетевое кафе возле вокзала - это место не имело ни души, ни своего состояния, способного сбить мои настройки.
Выбрала платье, настолько тонкое и простое, что сразу о нём забыла. Туфли же были на высокой платформе, чтобы идти, не расслабляясь, иначе я могла упасть с узкой тропы. А так чувствовала каждый шаг и каждую минуту из двух часов.
И выбрала подарок.
Один из моих камней - я храню некоторые свои дни в камнях, чтобы не забыть.
Чай, который он любит.
Шоколад, который люблю я.
Книгу с плетёной закладкой на той странице, которая предназначена для него.
Завернула в белый шёлк и наживо, без узлов, прошила золотистой нитью.
За такие вещи должно быть стыдно, ведь красиво до пошлости, не хватает только локона и засушенного цветка. Но перед тем, как выпустить себе кишки, самурай пишет хокку, где каждое слово выверено на весах, и никто из остающихся в живых не смеет оценивать его выбор. Ирония и вкус - из тех, кто останутся на берегу.
Я его не запомнила. Живой человек настолько больше твоих ожиданий от него, что сразу переполняет все ресурсы памяти и перехватывает управление. Ты его не видишь, потому что оказываешься внутри. Не знаю, как объяснить.
Зато я помню, как шло время: очень медленно в первые полчаса и стремительно в следующие полтора. И когда время было медленным, случилось вот что.
Нам принесли чай, он взялся налить его в толстую белую чашку из простого фаянса. Вода текла, как молоко в Обыкновенном чуде, как секунды между нигде и никогда - текла и безбожно переливалась на блюдце. "Надо же, какой у чувака тремор".
Но это не руки дрожали (вы говорили, то шкворчит ваше сердце, а то шкворчала ваша папироска!), это в стенке чашки, ближе к донышку, оказалась небольшая неровная дыра. Как можно было так её прострелить, не разбив, я не знаю. Но зато я точно узнала, что больше мы не увидимся. И с этой минуты время пошло очень быстро.