1450: Эклер и другие извращения
Повадилась ужинать не дома, и всегда с кем-нибудь. Заметила, что сотрапезники никогда не повторяются, и теперь у меня ощущение, что я их съедаю. На прошлой неделе, выходит, съела мужчину и женщину - было хорошо, но теперь немного неловко. Ещё один спасся: испортилось метро, меня высадили на Октябрьском поле, пришлось отменить встречу и возвращаться на родину пешком.
Брела мимо аптек - почему-то эта улица ими полна, - и встретила магазинчик «булочки и бриоши». Если не ошибаюсь. Свернула туда, как потный зомби, жара была под тридцать и объективно не до сдобы, но я всё равно вошла и купила эклер. Выбирала и представляла, какой он тёплый, жирный, липкий и отвратительный. Для полноты ощущений взяла кофейный, хотя не люблю кофейно-шоколадных добавок в десертах.
Заплатила, сразу за порогом вытащила из пакетика и откусила.
Он оказался божественным - лёгкий, очень холодный и просто вкусный. От изумления позвонила Глории - чудо! чудо!
- Очень на тебя похоже, - ответила она, - подумать, что гадость и всё равно засунуть в рот. Я бы в жизни себя не заставила. И в результате не узнала бы, что это стоило попробовать.
Я, впрочем, иногда ошибаюсь (или оказываюсь права - как посмотреть), и прогнозируемая гадость оказывается именно гадостью. Но всё равно, всё равно. Не готова упустить неожиданную прохладную сладость, которая возможна только сейчас, в длительные вечера неповторимого лета десятого года. Даже если я не съела всех этих людей (хотя до конца не уверена), живу сейчас, будто смотрю диафильмы на старом проекторе, который не позволяет отматывать плёнку назад. И я разглядываю каждый кадр, как последний, - запоминаю лица, руки, платья, - и мучаюсь потом, что нужно было потрогать волосы той женщины - жесткие они, как я подозреваю, или мягкие. Представляю, как прикасаюсь (на этой реплике или лучше на другой?), можно даже вообразить ощущение в пальцах, но правды теперь не узнать, и никогда уже не узнать - что-то там переместилось, какие-то зубчики вошли в перфорацию плёнки и не позволят мне вернуться никогда. Ни потрогать, ни извиниться, ни исправить глупость, ни задать тот самый вопрос, который теперь не даёт заснуть.
Можно, впрочем, допускать вольности, раз уж всё это в последний раз, но меня несколько беспокоит, что кто-то из этих людей спасётся и запомнит меня такой - настойчивой, любопытной, перемазанной эклером. Но ведь и у них нет ни малейшего шанса отмотать назад, так что пусть.
*
Закончились оленьки - я писала их три года, и теперь всё, что хотелось, сказано, и у меня новая женщина. Долго выбирала ей имя, потом поняла, что это неправильный путь. Стала думать о мужчине, какой он у неё будет, решила, и следом немедленно обозначилось её имя - анна. «Господа, мне только что было видение - галатею будут звать лоренцией». Галатею будут звать анной, у неё четыре лица, и два из них мне уже известны. Четыре возраста, и множество мужчин, который всегда один, и помоги ей бог, бедняжке. Только мне теперь нужно в Испанию. Воронеж, значит, Мадрид, Бретань, какой прекрасный маршрут для существа, способного заблудиться в парке неподалёку от дома. Но мне надо.
Такая, знаете, одинокая женщина средних лет, носит в сумочке большой искусственный член и достаёт его посреди разговора, то ли в качестве аргумента, то ли путает с зонтом.
Та, которой тридцать четыре, кладёт на столик в кафе серебристый вибратор и смотрит, как он жужжит и перекатывается. Потом уходит на пару минут, возвращается и отдаёт своему случайному собеседнику пульт дистанционного управления.
Длинноногая двадцатипятилетняя девушка занимается сексом только в публичных местах, предпочитая набережные с широкими каменными парапетами.
Девочка обожает обниматься с одноклассницей в метро, но до смерти боится остаться с ней наедине. Однажды они зачем-то - да всё за тем же эпатажем, - идут в гей-клуб, и после этого её жизнь становится весьма занятной.
От kirdiy
А ещё у меня в жежешечке есть три или четыре милых текста, которым не быть на бумаге из соображений морали, и это ужасно жаль. Такой, например: во-первых, он смешной, а во-вторых вообще говоря содержит формальный отсыл к «Прозрачным вещам»:
«Арманда постановила, что они будут систематически заниматься любовью в гостиной, во время вечернего чая - как бы на воображаемой сцене, непрестанно и непринужденно беседуя о том о сем, причем обоим исполнителям долженствует быть пристойно одетыми: на нем его лучший деловой костюм и галстук в горошек, на ней - скромное черное платье, застегнутое на горле. В виде уступки природе дозволялось расстегивать, а то и стягивать кое-что из исподнего, но совсем, совсем неприметно, ни на миг не прерывая изысканной беседы: нетерпеливость объявлялась неподобающей, показной, безобразной. Газета или книга, прихваченная с кофейного столика, помогала прикрыть те из приготовлений, без которых он, бедный Хью, никак уж не мог обойтись, и горе ему, если он вдруг поморщится или замешкается во время совокупления; но гораздо сильнее ужасной возни с подштанниками в путанице его ущемленного лона или скрипучего соприкасания с ее гладкими, словно латы, чулками удручала его необходимость поддерживать пустой разговор - о знакомых, о политике, о знаках зодиака или о слугах, между тем без запретной зримой поспешности подвигая тайком томительные труды к конвульсивному концу в полусидячем сплетении на неудобном диванчике. Посредственная потенция Хью едва ли пережила бы эти мучения, если б Арманде удавалось в большей, чем она полагала, степени скрывать от него возбуждение, вызываемое контрастом между фактическим и фиктивным, - контрастом, способным в конечном счете претендовать на артистическую утонченность, особенно если вспомнить кое-какие обычаи некоторых дальневосточных народов, только что не полоумных во многих иных отношениях. Но главным, что питало ее, было ни разу не обманувшее ожидание ослепляющего блаженства, понемногу сообщавшего нечто идиотическое ее милым чертам, как бы ни силилась она поддерживать поверхностную болтовню»
Все эти маленькие извращения - вот они меня занимают. Большинство из нас лишь иногда разбавляют свою сексуальную жизнь небольшими затеями. Но как устраиваются те, кто просто не может иначе? А главное, как выкручиваются их бедные традиционные партнёры, вынужденные любить тем единственным способом, который им разрешён.
Нет, книжка будет не об этом, но не без того.
(Надо бы завести метку ТП - Творческие Планы. И, понятное дело, если у вас есть желание похвастать опытом перверсий, не сдерживайте себя. Но комменты не скринятся)
Брела мимо аптек - почему-то эта улица ими полна, - и встретила магазинчик «булочки и бриоши». Если не ошибаюсь. Свернула туда, как потный зомби, жара была под тридцать и объективно не до сдобы, но я всё равно вошла и купила эклер. Выбирала и представляла, какой он тёплый, жирный, липкий и отвратительный. Для полноты ощущений взяла кофейный, хотя не люблю кофейно-шоколадных добавок в десертах.
Заплатила, сразу за порогом вытащила из пакетика и откусила.
Он оказался божественным - лёгкий, очень холодный и просто вкусный. От изумления позвонила Глории - чудо! чудо!
- Очень на тебя похоже, - ответила она, - подумать, что гадость и всё равно засунуть в рот. Я бы в жизни себя не заставила. И в результате не узнала бы, что это стоило попробовать.
Я, впрочем, иногда ошибаюсь (или оказываюсь права - как посмотреть), и прогнозируемая гадость оказывается именно гадостью. Но всё равно, всё равно. Не готова упустить неожиданную прохладную сладость, которая возможна только сейчас, в длительные вечера неповторимого лета десятого года. Даже если я не съела всех этих людей (хотя до конца не уверена), живу сейчас, будто смотрю диафильмы на старом проекторе, который не позволяет отматывать плёнку назад. И я разглядываю каждый кадр, как последний, - запоминаю лица, руки, платья, - и мучаюсь потом, что нужно было потрогать волосы той женщины - жесткие они, как я подозреваю, или мягкие. Представляю, как прикасаюсь (на этой реплике или лучше на другой?), можно даже вообразить ощущение в пальцах, но правды теперь не узнать, и никогда уже не узнать - что-то там переместилось, какие-то зубчики вошли в перфорацию плёнки и не позволят мне вернуться никогда. Ни потрогать, ни извиниться, ни исправить глупость, ни задать тот самый вопрос, который теперь не даёт заснуть.
Можно, впрочем, допускать вольности, раз уж всё это в последний раз, но меня несколько беспокоит, что кто-то из этих людей спасётся и запомнит меня такой - настойчивой, любопытной, перемазанной эклером. Но ведь и у них нет ни малейшего шанса отмотать назад, так что пусть.
*
Закончились оленьки - я писала их три года, и теперь всё, что хотелось, сказано, и у меня новая женщина. Долго выбирала ей имя, потом поняла, что это неправильный путь. Стала думать о мужчине, какой он у неё будет, решила, и следом немедленно обозначилось её имя - анна. «Господа, мне только что было видение - галатею будут звать лоренцией». Галатею будут звать анной, у неё четыре лица, и два из них мне уже известны. Четыре возраста, и множество мужчин, который всегда один, и помоги ей бог, бедняжке. Только мне теперь нужно в Испанию. Воронеж, значит, Мадрид, Бретань, какой прекрасный маршрут для существа, способного заблудиться в парке неподалёку от дома. Но мне надо.
Такая, знаете, одинокая женщина средних лет, носит в сумочке большой искусственный член и достаёт его посреди разговора, то ли в качестве аргумента, то ли путает с зонтом.
Та, которой тридцать четыре, кладёт на столик в кафе серебристый вибратор и смотрит, как он жужжит и перекатывается. Потом уходит на пару минут, возвращается и отдаёт своему случайному собеседнику пульт дистанционного управления.
Длинноногая двадцатипятилетняя девушка занимается сексом только в публичных местах, предпочитая набережные с широкими каменными парапетами.
Девочка обожает обниматься с одноклассницей в метро, но до смерти боится остаться с ней наедине. Однажды они зачем-то - да всё за тем же эпатажем, - идут в гей-клуб, и после этого её жизнь становится весьма занятной.
От kirdiy
А ещё у меня в жежешечке есть три или четыре милых текста, которым не быть на бумаге из соображений морали, и это ужасно жаль. Такой, например: во-первых, он смешной, а во-вторых вообще говоря содержит формальный отсыл к «Прозрачным вещам»:
«Арманда постановила, что они будут систематически заниматься любовью в гостиной, во время вечернего чая - как бы на воображаемой сцене, непрестанно и непринужденно беседуя о том о сем, причем обоим исполнителям долженствует быть пристойно одетыми: на нем его лучший деловой костюм и галстук в горошек, на ней - скромное черное платье, застегнутое на горле. В виде уступки природе дозволялось расстегивать, а то и стягивать кое-что из исподнего, но совсем, совсем неприметно, ни на миг не прерывая изысканной беседы: нетерпеливость объявлялась неподобающей, показной, безобразной. Газета или книга, прихваченная с кофейного столика, помогала прикрыть те из приготовлений, без которых он, бедный Хью, никак уж не мог обойтись, и горе ему, если он вдруг поморщится или замешкается во время совокупления; но гораздо сильнее ужасной возни с подштанниками в путанице его ущемленного лона или скрипучего соприкасания с ее гладкими, словно латы, чулками удручала его необходимость поддерживать пустой разговор - о знакомых, о политике, о знаках зодиака или о слугах, между тем без запретной зримой поспешности подвигая тайком томительные труды к конвульсивному концу в полусидячем сплетении на неудобном диванчике. Посредственная потенция Хью едва ли пережила бы эти мучения, если б Арманде удавалось в большей, чем она полагала, степени скрывать от него возбуждение, вызываемое контрастом между фактическим и фиктивным, - контрастом, способным в конечном счете претендовать на артистическую утонченность, особенно если вспомнить кое-какие обычаи некоторых дальневосточных народов, только что не полоумных во многих иных отношениях. Но главным, что питало ее, было ни разу не обманувшее ожидание ослепляющего блаженства, понемногу сообщавшего нечто идиотическое ее милым чертам, как бы ни силилась она поддерживать поверхностную болтовню»
Все эти маленькие извращения - вот они меня занимают. Большинство из нас лишь иногда разбавляют свою сексуальную жизнь небольшими затеями. Но как устраиваются те, кто просто не может иначе? А главное, как выкручиваются их бедные традиционные партнёры, вынужденные любить тем единственным способом, который им разрешён.
Нет, книжка будет не об этом, но не без того.
(Надо бы завести метку ТП - Творческие Планы. И, понятное дело, если у вас есть желание похвастать опытом перверсий, не сдерживайте себя. Но комменты не скринятся)