Города моей любви.
Я ездила домой, чтобы узнать о загранпаспорте - как вообще что. Ходила в какое-то заведение, царапалась в окошечко, тоненько просила «хоть квитанцию». В принципе, порядок действий мне объяснили, месяца за два должна получить.
Провожая меня на автобус, папа спросил «куда собираешься?», а я вдруг сообразила, что до сих пор не думала об этом. Человеку, который дальше Украины не выезжал, трудно так сразу выбрать что-нибудь одно из остального мира.
Впрочем, в детстве всё было ясно - «увидеть Париж и умереть». Ради одной этой фразы стоило возжелать розовые парижские вечера, голубые сумерки и лиловые ночи. Пошлость, очерченная схемой «кафе, бульвары, мансарды и Монмартр», в 12 лет казалась убедительной, как Святое Писание (привет, Дюма) и оригинальной, как тысяча чертей вместо ёб твою мать. Под неё несложно было подогнать какую-нибудь невозможную любовь, так что дай мне тогда волю, и Городом любви стал бы Париж.
Чуть позже столицей моего сердца временно сделалась Москва: я жила под-, а всё лучшее цвело здесь, и никакого загранпаспорта не нужно, чтобы приезжать и любить, только личная свобода и собственно предмет страсти. Но и того не случилось - я была замужем, а предмет после коротких, но сокрушительных гастролей, отбыл в Израиль.
И начался долгий, долгий период Иерусалима. Вообще, мужчина поселился в Беер-Шеве, но блин, разве ж это Город?! Какая может быть романтика в этой пыли? То ли дело горячие камни Виа Долороза, узкие кривые улицы, святая земля, древние стены - те же туристические штампы, но другого порядка. Грязная Лютеция смотрелась новоделом, а Москва и вовсе не существовала в масштабах вечного Города моей любви. Я туда почти улетела один раз, но «почти» в таких делах имеет огромное значение - самолёт отменили.
Тем временем предмет всё опошлил, перебравшись из святых мест в более безопасную страну, которую романтизировать не было никакой возможности - там одни лесорубы, да ещё публичны дом «Одноглазый Джек» на границе. И Город моей любви утратил свои географические координаты, потерял очертания и поплыл, зависая то над Крымом, то над окраинами Москвы, а потом и вовсе воспарил на слишком большую высоту. Слишком большую, чтобы я смогла разглядеть его.
И вот вчера, бредя к автобусной остановке - мимо пятиэтажек, через дворы, где асфальт будто бомбили и на газонах лопухи, - я посматривала на папу и чувствовала, что сердце моё, давно рассеянное по воображаемым городам, постепенно уплотняется, потому что в этой дыре мне есть, кого любить. Невозможно грустный папа, у него день рождения сегодня, а у меня язык не повернулся сказать «я тебя люблю». Я сказала «желаю здоровья, а больше не знаю чего», а он ответил «ничего, я всё понимаю». Никаких гостей, стола даже нет - мама болеет и раздражена, а я уехала, дела. Ужасно, если подумать. Честное слово, дождусь утра и позвоню.
Вот так и вышло, что город моей любви там. В лопухах. Точнее, нет - я сама себе город, потому что никуда не денешься от любви, как бы банально это ни звучало. Закинь предмет на луну, а сама сбеги в провинцию - и всё равно она тут, собирает растерянное сердце, сжимает тёплыми руками, лепит в шар - в снежок - в мяч - и подбрасывает, подбрасывает. До самого розового Парижа, до небесного Иерусалима, до лопухов, в конце концов (и чего я к ним привязалась?).
А куда поеду первым делом, я выбрала. Видимо, сначала всё-таки сюда
а Париж ещё чуток подождёт
*можно скачать отсюда
Провожая меня на автобус, папа спросил «куда собираешься?», а я вдруг сообразила, что до сих пор не думала об этом. Человеку, который дальше Украины не выезжал, трудно так сразу выбрать что-нибудь одно из остального мира.
Впрочем, в детстве всё было ясно - «увидеть Париж и умереть». Ради одной этой фразы стоило возжелать розовые парижские вечера, голубые сумерки и лиловые ночи. Пошлость, очерченная схемой «кафе, бульвары, мансарды и Монмартр», в 12 лет казалась убедительной, как Святое Писание (привет, Дюма) и оригинальной, как тысяча чертей вместо ёб твою мать. Под неё несложно было подогнать какую-нибудь невозможную любовь, так что дай мне тогда волю, и Городом любви стал бы Париж.
Чуть позже столицей моего сердца временно сделалась Москва: я жила под-, а всё лучшее цвело здесь, и никакого загранпаспорта не нужно, чтобы приезжать и любить, только личная свобода и собственно предмет страсти. Но и того не случилось - я была замужем, а предмет после коротких, но сокрушительных гастролей, отбыл в Израиль.
И начался долгий, долгий период Иерусалима. Вообще, мужчина поселился в Беер-Шеве, но блин, разве ж это Город?! Какая может быть романтика в этой пыли? То ли дело горячие камни Виа Долороза, узкие кривые улицы, святая земля, древние стены - те же туристические штампы, но другого порядка. Грязная Лютеция смотрелась новоделом, а Москва и вовсе не существовала в масштабах вечного Города моей любви. Я туда почти улетела один раз, но «почти» в таких делах имеет огромное значение - самолёт отменили.
Тем временем предмет всё опошлил, перебравшись из святых мест в более безопасную страну, которую романтизировать не было никакой возможности - там одни лесорубы, да ещё публичны дом «Одноглазый Джек» на границе. И Город моей любви утратил свои географические координаты, потерял очертания и поплыл, зависая то над Крымом, то над окраинами Москвы, а потом и вовсе воспарил на слишком большую высоту. Слишком большую, чтобы я смогла разглядеть его.
И вот вчера, бредя к автобусной остановке - мимо пятиэтажек, через дворы, где асфальт будто бомбили и на газонах лопухи, - я посматривала на папу и чувствовала, что сердце моё, давно рассеянное по воображаемым городам, постепенно уплотняется, потому что в этой дыре мне есть, кого любить. Невозможно грустный папа, у него день рождения сегодня, а у меня язык не повернулся сказать «я тебя люблю». Я сказала «желаю здоровья, а больше не знаю чего», а он ответил «ничего, я всё понимаю». Никаких гостей, стола даже нет - мама болеет и раздражена, а я уехала, дела. Ужасно, если подумать. Честное слово, дождусь утра и позвоню.
Вот так и вышло, что город моей любви там. В лопухах. Точнее, нет - я сама себе город, потому что никуда не денешься от любви, как бы банально это ни звучало. Закинь предмет на луну, а сама сбеги в провинцию - и всё равно она тут, собирает растерянное сердце, сжимает тёплыми руками, лепит в шар - в снежок - в мяч - и подбрасывает, подбрасывает. До самого розового Парижа, до небесного Иерусалима, до лопухов, в конце концов (и чего я к ним привязалась?).
А куда поеду первым делом, я выбрала. Видимо, сначала всё-таки сюда
а Париж ещё чуток подождёт
*можно скачать отсюда