Хотел было написать рецензию на Литрес на биографию "Станислав Лем - свидетель катастрофы"
.
Потом понял, что пан Станислав действительно был свидетелем катастрофы мирового значения, и даже активным её участником. Но совсем другой.
..
Вопрос, который повис в воздухе (и в книги, и вообще), и который часто задавал себе Лем: почему для поляков он стал мэтром, живым классиком, но настоящая любовь, даже обожание, существовало в странах, которые он, мягко говоря, недолюбливал - в первую очередь в СССР, потом в Германии?
.
Насколько он был оценен теми, кого он считал своим народом?
.
Ответ может быть таким: Лем писал актуально, но для узкой прослойки поляков, а гораздо бОльшая аудитория, интересовавшаяся рассуждениями писателя, действительно была за границей Польши.
( а потом выяснилось - за границей человечества)
.
Поверхностный взгляд на польскую литературу, которая приобрела мировую известность, даёт нам две категории имён.
Первая - писавшие в русле классического европейского психологического романа, например, Болеслав Прус, Ярослав Ивашкевич.
Вторые - писавшие экзальтированные патриотические саги, привлекавшие внимание к такой польской экзотике: Сенкевич и, неожиданно, нынешний Сапковский.
"Поляков" еще много, но большинство из них обязаны известностью "повесточке": сперва советской, потом диссидентской, это скорее область политики и масс-медиа.
Большой фантаст, по сути один - Лем.
Он выбивается из всех категорий.
.
И своим возвышением в Польше он в первую очередь обязан просоветской политике в поощрении национальных авторов такого типа, и популярностью в СССР, которая затыкала рот цензорам и "друзьям".
И это наводит на интересные размышления: о чём всё-таки писал Лем, для кого, и в чём была трагедия - и его самого, и общества.
.
Коротко: Лем писал для творцов НТР, учёных, инженеров, студентов, всех тем, кто видел воочию взрывной рост науки и техники, кто смутно мечтал о будущем и кто хотел увидеть его хотя бы в тексте или на экране.
.
Эта волна вознесла Лема, и он сам увеличил её разбег: он заглядывал за горизонт, пытался предугадать последствия тех или иных решений, рассматривал будущее с разных точек зрения, придумывал особый язык, даже разделы новых наук.
.
И, внимание, мощнейший импульс локальной НТР в Польше был получен от СССР, в рамках тогдашнего противостояния двух систем.
Союзу были нужны передовые союзники, на их развитие не жалели сил и средств.
.
Лем пытался реализоваться во многих жанрах (а фантастику он не любил!!!), но в итоге пошел по пути, заданному социальным заказом.
В СССР вровень с ним был Иван Ефремов.
В США...пожалуй, Айзек Азимов. Хайнлайн скорее из ближней фантастике. Брэдбери скорее по гуманитарным последствиям...и они слишком американцы, в них нет универсальности.
.
Насколько силён был этот порыв в самой Польше?
Взлёт науки и техники в ПНР был, но в русле советской политики, и поэтому самой Польше отторгался: сперва неявно, в ходе общего антикоммунизма, потом совсем отторгнут, вместе с проклятым прошлым в виде Варшавского договора и СЭВ.
(Также как и в РФ, проклявшей такое наследие СССР)
И волна научно-технической революции, изменившая мир, сошла на нет начиная с 1970-х.
.
Я солидарен с мнением Андрея Фурсова, что НТР угрожала основам власти олигархам Запада и партократам СССР, потому что требовала совсем другого управления, допуска к власти творцов НТР, появления иных форм общества.
Поэтому НТР свернули, синхронно, в 1970-х, по всей земле.
..
Лем оказался свидетелем этого: сперва оптимизм "золотых десятилетий" 1950-1970-х, потом нарастающий пессимизм "конца истории".
...
Возможно, он так и не понял, что тренд поляков на антисоветизм был одним из проявлений этой отхода от прогресса, возврата (в данном случае) к доброй старой панской Польше, и переход к обществу потребления как на Западе.
...
То есть туда, где не было места ни науке, ни технике, ни фантастике.
.
Полностью вот тут
.
https://sibariana.livejournal.com/884704.html.