Майлз Ричард книга "Карфаген должен быть разрушен"
О событиях перед Третьей Пунической войной
.
В 150 году римляне уже подготовили армию для отправки в Северную Африку.
Когда вести об этом дошли до Карфагена, в городе поднялась тревога.
Покинутые североафриканскими союзниками, в том числе и Утикой, карфагеняне попытались умилостивить римлян, вернув во власть партию Ганнона, арестовав и приговорив к смертной казни Гасдрубала, полководца, руководившего нумидийской кампанией.
Когда карфагенские послы прибыли в Рим для переговоров, римская армия уже отплыла на Сицилию.
.
В сенате их встретили холодно, а после того как они рассказали об аресте и смертном приговоре Гасдрубалу, им задали вопрос: почему не сделали это раньше?
.
На просьбу объяснить, как можно искупить вину, они получили не менее высокомерный ответ: «Вам надо во всем угождать римлянам»
.
Пока римляне измывались над карфагенскими послами, армия получила указания приступать к операции.
После того как карфагеняне передали Риму заложниками 300 детей из знатных семей, исполняя волю Рима и проявляя послушание{1202}, в Северную Африку отбыли войска - 80 000 пехотинцев и 4000 всадников.
Командовали ими консулы 149 года Луций Марк Цензорин и Марк Манилий.
Когда армия расположилась лагерем в Утике, римляне наконец соизволили ознакомить карфагенян с условиями, на которых можно избежать войны.
..
Послов доставили в римский лагерь и после сигнала, поданного трубачами, провели сквозь строй легионов, стоявших навытяжку и в полном вооружении.
.
Перед ними на высоких креслах и в сановных позах восседали консулы.
Мольбы послов о прощении Цензорин грубо отверг и потребовал, чтобы карфагеняне незамедлительно сдали римлянам все оружие и осадные механизмы. Карфагеняне повиновались, и вскоре в римский лагерь потянулись обозы.
В общей сложности римляне получили доспехов и вооружений, достаточных для снаряжения 20 000 воинов, и 2000 мощных катапульт.
.
После того как римляне полностью разоружили карфагенян, они повелели, чтобы к ним явилась депутация из тридцати знатных граждан, которым и будут изложены условия мира.
.
Карфагенянам будет позволено жить вольно и по своим законам и даже на собственной земле, но на расстоянии не ближе шестнадцати километров от побережья{1203}.
Однако право на волю они получат только при одном условии: они должны полностью разрушить свой город.
Послы оторопели - ведь римляне требовали не переселения, а уничтожения города.
.
Серж Лансель написал:
.
«Такой ультиматум был равнозначен смертному приговору.
В истории древности не было прецедента, чтобы государство выживало после уничтожения того, что составляет его духовную основу.
Не перемещение населения, а разрушение храмов, кладбищ, депортация культов наносят смертельный удар.
Но и переселение людей, в материально-физическом, не религиозном смысле, могло означать исчезновение того, что давало средства для существования и raison d'etre[353] карфагенянам, гражданам приморского государства, чье могущество и благосостояние обеспечивались торговыми связями, осуществлявшимися через порты»{1204}.
.
Отвечали послы обиженно, прося о милосердии и пощаде.
Один из них, некий Баннон, попытался воззвать к совести и благоразумию римлян.
Согласно описанию Аппиана, карфагенянин заявлял, что римляне, пообещав свободу и автономию городу, разрушением Карфагена опорочат свое доброе имя и поступятся добродетелями, которыми гордятся.
Баннон говорил: римляне, уничтожив Карфаген, город, возведенный по благоволению богов, совершат чудовищный акт святотатства.
Мало того, стерев с лица земли город, уже уступивший им, отдавший им оружие и детей и исполнивший все требования, римляне лишь докажут свое вероломство{1205}.
.
Римский консул Цензорин ответил карфагенянам хитроумной риторикой.
.
Он заявил, что их приверженность к морю принесла им одни несчастья и беды.
По его логике, даже Сардинию римляне захватили по этой причине.
Карфагеняне будут чувствовать себя в большей безопасности и довольстве, если займутся исключительно сельским хозяйством.
Консул объяснил и мотивы римского решения.
.
Если карфагеняне останутся в городе, то он будет напоминать им о славном прошлом и побуждать к возрождению.
«Лучшее средство излечения от дурных привычек - забвение, - поучал римлянин. - Добиться этого невозможно, если любимый предмет у вас все время перед глазами».
.
В ответ на обвинения в святотатстве Цензорин провозгласил: хотя Карфаген и будет разрушен, храмы и могилы сохранятся.
А дальше он добавил, парируя обвинения в том, что Рим нарушает собственные обещания: «Мы предлагаем вам самим выбрать место для поселения, и когда вы его изберете, будете жить там согласно своим законам. Об этом мы говорили вам и прежде: карфагеняне будут жить по своим законам, если будут повиноваться нашим постановлениям. Карфагеном мы считаем вас, а не земли, на которых вы живете»{1206}.
.
Послам теперь надо было довести до сведения соотечественников эти неприятные известия.
Но вначале они попросили римлян поставить флот на виду у всего города, чтобы граждане осознали всю тяжесть своего положения.
.
Но граждане взбунтовались.
Разгневанная толпа убила старейшин, призывавших согласиться с требованиями Рима, и злосчастных италийских купцов, попавших под горячую руку.
В городе начались приготовления к войне.
Рабов отпустили на волю, чтобы они вступили в армию; восстановили на посту командующего Гасдрубала, осужденного на смертную казнь за войну с Масиниссой.
После безуспешной попытки выиграть время 30-дневным перемирием, от которого консул отказался, карфагеняне, отправив в Рим новое посольство, активизировали военные приготовления.
Все имеющиеся общественные здания, включая храмы, были превращены в мастерские, в которых посменно работали и мужчины, и женщины.
Как свидетельствует Аппиан, каждый день в Карфагене изготовлялось 100 щитов, 300 мечей, 1000 метательных снарядов, 500 стрел и дротиков, а женщины отрезали свои волосы для катапульт{1207}.
Появились серебряные монеты - впервые после последней войны с Римом, - выпущенные предположительно для выплаты жалованья войскам{1208}.
.
Когда римские консулы приступили к осаде, им было оказано поразительно упорное и длительное сопротивление.
Хотя описание Аппианом фортификаций Карфагена, располагавшегося на перешейке, может показаться нафантазированным - огромные стены с башнями, казармами для 20 000 воинов и стойлами для 300 слонов и 4000 лошадей, - археологи действительно обнаружили тройное построение обороны, состоявшее из рвов, валов и стен{1212}.[354]
.
Эту оборону римляне пытались безуспешно преодолеть всю оставшуюся часть 149 года.
Не помогли и тяжелейшие тараны, примененные при штурме южной части внешних стен: штурм карфагеняне отбили.
Осада продолжалась и весь 148 год.
Карфагеняне, несмотря на дезертирство пунических городов Северной Африки, стойко выдерживали атаки.
Гасдрубал досаждал римлянам на материке, нарушая их линии коммуникаций и снабжения.
***
К весне 146 года Сципион, завладев важными плацдармами и подчинив Африку, был готов нанести последний и завершающий удар.
Так получилось, что свидетелем кровавой кончины Карфагена стал главный хронист Второй Пунической войны Полибий.
Историк служил в Ахейском союзе, и римляне, заподозрившие его в симпатиях к Македонии, увезли заложником в Италию в начале шестидесятых годов II века. В Риме он сблизился со Сципионом Эмилианом и сопровождал его в кампаниях в Испании, Галлии и Африке (поэтому историк и оказался в Карфагене в 146 году){1225}.
.
Согласно Полибию, Сципион, видя, как горит Карфаген, плакал:
.
«Размышляя над неминуемостью падений городов, народов, империй и просто человека, над судьбой Трои, когда-то великого города, над судьбой Ассирийской, Мидийской и впоследствии великой Персидской империи и недавней великолепной империи Македонии, он вдруг произнес слова поэта (Гомера):
.
День придет, - и погибнет священная Троя. Погибнет
Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама.{1226}
.
Полибий спросил попросту (Полибий был его наставником), что он имеет в виду, произнося эти слова, и он без колебаний и совершенно искренне назвал свою страну, чья судьба его тоже тревожит, когда он задумывается над общностью судеб человечества.
И Полибий записал все так, как слышал»{1227}.
.
Мы не можем знать, действительно ли Полибий записал слова Сципиона в точности так, как их услышал.
Каким бы ни был источник этого сюжета, Сципион проливал слезы, горюя не по поводу несчастий, которым подверг Карфаген, а переживая за судьбу своего города, Рима.
Расправившись с главным соперником, Рим превратился в единственную мировую державу, но и обрек себя на то, чтобы со временем тоже испытать бедствия разрушения.
.
Как считал Полибий, чьи взгляды разделяли многие римские сенаторы (и интеллектуальное сообщество эллинистического мира), всем великим державам уготован неминуемый крах{1255}.[369]
.
.
В 150 году римляне уже подготовили армию для отправки в Северную Африку.
Когда вести об этом дошли до Карфагена, в городе поднялась тревога.
Покинутые североафриканскими союзниками, в том числе и Утикой, карфагеняне попытались умилостивить римлян, вернув во власть партию Ганнона, арестовав и приговорив к смертной казни Гасдрубала, полководца, руководившего нумидийской кампанией.
Когда карфагенские послы прибыли в Рим для переговоров, римская армия уже отплыла на Сицилию.
.
В сенате их встретили холодно, а после того как они рассказали об аресте и смертном приговоре Гасдрубалу, им задали вопрос: почему не сделали это раньше?
.
На просьбу объяснить, как можно искупить вину, они получили не менее высокомерный ответ: «Вам надо во всем угождать римлянам»
.
Пока римляне измывались над карфагенскими послами, армия получила указания приступать к операции.
После того как карфагеняне передали Риму заложниками 300 детей из знатных семей, исполняя волю Рима и проявляя послушание{1202}, в Северную Африку отбыли войска - 80 000 пехотинцев и 4000 всадников.
Командовали ими консулы 149 года Луций Марк Цензорин и Марк Манилий.
Когда армия расположилась лагерем в Утике, римляне наконец соизволили ознакомить карфагенян с условиями, на которых можно избежать войны.
..
Послов доставили в римский лагерь и после сигнала, поданного трубачами, провели сквозь строй легионов, стоявших навытяжку и в полном вооружении.
.
Перед ними на высоких креслах и в сановных позах восседали консулы.
Мольбы послов о прощении Цензорин грубо отверг и потребовал, чтобы карфагеняне незамедлительно сдали римлянам все оружие и осадные механизмы. Карфагеняне повиновались, и вскоре в римский лагерь потянулись обозы.
В общей сложности римляне получили доспехов и вооружений, достаточных для снаряжения 20 000 воинов, и 2000 мощных катапульт.
.
После того как римляне полностью разоружили карфагенян, они повелели, чтобы к ним явилась депутация из тридцати знатных граждан, которым и будут изложены условия мира.
.
Карфагенянам будет позволено жить вольно и по своим законам и даже на собственной земле, но на расстоянии не ближе шестнадцати километров от побережья{1203}.
Однако право на волю они получат только при одном условии: они должны полностью разрушить свой город.
Послы оторопели - ведь римляне требовали не переселения, а уничтожения города.
.
Серж Лансель написал:
.
«Такой ультиматум был равнозначен смертному приговору.
В истории древности не было прецедента, чтобы государство выживало после уничтожения того, что составляет его духовную основу.
Не перемещение населения, а разрушение храмов, кладбищ, депортация культов наносят смертельный удар.
Но и переселение людей, в материально-физическом, не религиозном смысле, могло означать исчезновение того, что давало средства для существования и raison d'etre[353] карфагенянам, гражданам приморского государства, чье могущество и благосостояние обеспечивались торговыми связями, осуществлявшимися через порты»{1204}.
.
Отвечали послы обиженно, прося о милосердии и пощаде.
Один из них, некий Баннон, попытался воззвать к совести и благоразумию римлян.
Согласно описанию Аппиана, карфагенянин заявлял, что римляне, пообещав свободу и автономию городу, разрушением Карфагена опорочат свое доброе имя и поступятся добродетелями, которыми гордятся.
Баннон говорил: римляне, уничтожив Карфаген, город, возведенный по благоволению богов, совершат чудовищный акт святотатства.
Мало того, стерев с лица земли город, уже уступивший им, отдавший им оружие и детей и исполнивший все требования, римляне лишь докажут свое вероломство{1205}.
.
Римский консул Цензорин ответил карфагенянам хитроумной риторикой.
.
Он заявил, что их приверженность к морю принесла им одни несчастья и беды.
По его логике, даже Сардинию римляне захватили по этой причине.
Карфагеняне будут чувствовать себя в большей безопасности и довольстве, если займутся исключительно сельским хозяйством.
Консул объяснил и мотивы римского решения.
.
Если карфагеняне останутся в городе, то он будет напоминать им о славном прошлом и побуждать к возрождению.
«Лучшее средство излечения от дурных привычек - забвение, - поучал римлянин. - Добиться этого невозможно, если любимый предмет у вас все время перед глазами».
.
В ответ на обвинения в святотатстве Цензорин провозгласил: хотя Карфаген и будет разрушен, храмы и могилы сохранятся.
А дальше он добавил, парируя обвинения в том, что Рим нарушает собственные обещания: «Мы предлагаем вам самим выбрать место для поселения, и когда вы его изберете, будете жить там согласно своим законам. Об этом мы говорили вам и прежде: карфагеняне будут жить по своим законам, если будут повиноваться нашим постановлениям. Карфагеном мы считаем вас, а не земли, на которых вы живете»{1206}.
.
Послам теперь надо было довести до сведения соотечественников эти неприятные известия.
Но вначале они попросили римлян поставить флот на виду у всего города, чтобы граждане осознали всю тяжесть своего положения.
.
Но граждане взбунтовались.
Разгневанная толпа убила старейшин, призывавших согласиться с требованиями Рима, и злосчастных италийских купцов, попавших под горячую руку.
В городе начались приготовления к войне.
Рабов отпустили на волю, чтобы они вступили в армию; восстановили на посту командующего Гасдрубала, осужденного на смертную казнь за войну с Масиниссой.
После безуспешной попытки выиграть время 30-дневным перемирием, от которого консул отказался, карфагеняне, отправив в Рим новое посольство, активизировали военные приготовления.
Все имеющиеся общественные здания, включая храмы, были превращены в мастерские, в которых посменно работали и мужчины, и женщины.
Как свидетельствует Аппиан, каждый день в Карфагене изготовлялось 100 щитов, 300 мечей, 1000 метательных снарядов, 500 стрел и дротиков, а женщины отрезали свои волосы для катапульт{1207}.
Появились серебряные монеты - впервые после последней войны с Римом, - выпущенные предположительно для выплаты жалованья войскам{1208}.
.
Когда римские консулы приступили к осаде, им было оказано поразительно упорное и длительное сопротивление.
Хотя описание Аппианом фортификаций Карфагена, располагавшегося на перешейке, может показаться нафантазированным - огромные стены с башнями, казармами для 20 000 воинов и стойлами для 300 слонов и 4000 лошадей, - археологи действительно обнаружили тройное построение обороны, состоявшее из рвов, валов и стен{1212}.[354]
.
Эту оборону римляне пытались безуспешно преодолеть всю оставшуюся часть 149 года.
Не помогли и тяжелейшие тараны, примененные при штурме южной части внешних стен: штурм карфагеняне отбили.
Осада продолжалась и весь 148 год.
Карфагеняне, несмотря на дезертирство пунических городов Северной Африки, стойко выдерживали атаки.
Гасдрубал досаждал римлянам на материке, нарушая их линии коммуникаций и снабжения.
***
К весне 146 года Сципион, завладев важными плацдармами и подчинив Африку, был готов нанести последний и завершающий удар.
Так получилось, что свидетелем кровавой кончины Карфагена стал главный хронист Второй Пунической войны Полибий.
Историк служил в Ахейском союзе, и римляне, заподозрившие его в симпатиях к Македонии, увезли заложником в Италию в начале шестидесятых годов II века. В Риме он сблизился со Сципионом Эмилианом и сопровождал его в кампаниях в Испании, Галлии и Африке (поэтому историк и оказался в Карфагене в 146 году){1225}.
.
Согласно Полибию, Сципион, видя, как горит Карфаген, плакал:
.
«Размышляя над неминуемостью падений городов, народов, империй и просто человека, над судьбой Трои, когда-то великого города, над судьбой Ассирийской, Мидийской и впоследствии великой Персидской империи и недавней великолепной империи Македонии, он вдруг произнес слова поэта (Гомера):
.
День придет, - и погибнет священная Троя. Погибнет
Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама.{1226}
.
Полибий спросил попросту (Полибий был его наставником), что он имеет в виду, произнося эти слова, и он без колебаний и совершенно искренне назвал свою страну, чья судьба его тоже тревожит, когда он задумывается над общностью судеб человечества.
И Полибий записал все так, как слышал»{1227}.
.
Мы не можем знать, действительно ли Полибий записал слова Сципиона в точности так, как их услышал.
Каким бы ни был источник этого сюжета, Сципион проливал слезы, горюя не по поводу несчастий, которым подверг Карфаген, а переживая за судьбу своего города, Рима.
Расправившись с главным соперником, Рим превратился в единственную мировую державу, но и обрек себя на то, чтобы со временем тоже испытать бедствия разрушения.
.
Как считал Полибий, чьи взгляды разделяли многие римские сенаторы (и интеллектуальное сообщество эллинистического мира), всем великим державам уготован неминуемый крах{1255}.[369]
.