ОПЯТЬ МАНДЕЛЬШТАМ. ЧЕТВЁРТАЯ ПРОЗА.
Невнятные ассоциации. Не хочу удерживаться от их публикации. Навеяно в том числе чтением электронного варианта "На досках" Г.П.Щедровицкого.
У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архива. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голоса, а кругом густопсовая сволочь пишет. Какой я к чёрту писатель! Пошли вон, дураки!
Зато карандашей у меня много - и все краденные и разноцветные. Их можно точить бритвочкой "жилетт".
Пластиночка бритвы "жилетт" с чуть зазубренным косеньким краем всегда казалась мне одним из благороднейших изделий стальной промышленности. Хорошая бритва "жилетт" режет, как трава осока, гнётся, а не ломается в руке - не то визитная карточка марсианина, не то записка от корректного чёрта с просверленной дырочкой посередине.
****************************************************************************************
В доме Герцена один молочный вегетарианец - филолог с головёнкой китайца - этакий ходя - хао-хао, шанго-шанго, - когда рубят головы, из той породы, что на цыпочках ходят по кровавой советской земле, некий Митька Благой - лицейская сволочь, разрешённая большевиками для пользы науки, сторожит в специальном музее верёвку удавленника Серёжи Есенина.
А я говорю - к китайцам Благого - в Шанхай его, к китаёзам! Там ему место! Чем была матушка филология и чем стала! Была вся кровь, вся нетерпимость, а стала пся-кровь, стала - всетерпимость...
****************************************************************************************
Сколько бы я ни трудился, если б я носил на спине лошадей, если б я крутил мельничьи жернова, - все равно никогда я не стану трудящимся. Мой труд, в чём бы он ни выражался, воспринимается как озорство, как беззаконие, как случайность. Но такова моя доля, и я на это согласен. Подписываюсь обеими руками.
Здесь разный подход: для меня в бублике ценна дырка. А как же с бубличным тестом? Бублик можно слопать, а дырка останется.
Настоящий труд - это брюссельское кружево. В нём главное то, на чём держится узор: воздух, проколы, прогулы.
.....
У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архива. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голоса, а кругом густопсовая сволочь пишет. Какой я к чёрту писатель! Пошли вон, дураки!
Зато карандашей у меня много - и все краденные и разноцветные. Их можно точить бритвочкой "жилетт".
Пластиночка бритвы "жилетт" с чуть зазубренным косеньким краем всегда казалась мне одним из благороднейших изделий стальной промышленности. Хорошая бритва "жилетт" режет, как трава осока, гнётся, а не ломается в руке - не то визитная карточка марсианина, не то записка от корректного чёрта с просверленной дырочкой посередине.
****************************************************************************************
В доме Герцена один молочный вегетарианец - филолог с головёнкой китайца - этакий ходя - хао-хао, шанго-шанго, - когда рубят головы, из той породы, что на цыпочках ходят по кровавой советской земле, некий Митька Благой - лицейская сволочь, разрешённая большевиками для пользы науки, сторожит в специальном музее верёвку удавленника Серёжи Есенина.
А я говорю - к китайцам Благого - в Шанхай его, к китаёзам! Там ему место! Чем была матушка филология и чем стала! Была вся кровь, вся нетерпимость, а стала пся-кровь, стала - всетерпимость...
****************************************************************************************
Сколько бы я ни трудился, если б я носил на спине лошадей, если б я крутил мельничьи жернова, - все равно никогда я не стану трудящимся. Мой труд, в чём бы он ни выражался, воспринимается как озорство, как беззаконие, как случайность. Но такова моя доля, и я на это согласен. Подписываюсь обеими руками.
Здесь разный подход: для меня в бублике ценна дырка. А как же с бубличным тестом? Бублик можно слопать, а дырка останется.
Настоящий труд - это брюссельское кружево. В нём главное то, на чём держится узор: воздух, проколы, прогулы.
.....