а ты не знаешь этих слов
Горький шоколад оставляет на губах морскую соль. невыносимо присутствие предметов и отсутствие персонажей на кухне, за окном которй темно и лежит целый сантиметр нового снега. Вот уж, думать о таких глупостях.
Разговариваю на кухне, что не имеет этим вечером права пахнуть корицей, с тобой, которому семь недель тому обещала слезно и клятвенно, громко и всерьез, почему-то обнимая подвернувшееся под руку полотенце, что никогда, совсем по-настоящему совсем, никогда не увижу. Не увижу, потому что Европа, хоть и маленькая, но все же оооочень большая и я никогда над его расчудесным городом пролетать не буду (вот уж просить вздумал пролететь и смеяться вздумал), даже транзитную зону аэропорта перестану считать существующей. Вызывал у меня послевкусие гадливости, подташнивание вид и голос этого вот самого человека, который сейчас серьезней некуда рассказывает мне о расширяющейся вселенной и dark matter. Безумие налицо. Зуд подкожный, будто славные занятые тараканы шевелят усами в моих выгоревших волосиках на предлечье от того, как он проводит кончиком языка по верхней губе и возводит вопиюще брови, когда резко обрывает разговор, потому что утомился от собственной восторженности. С маленьким Эйнштейном все в порядке. Это я соскальзываю в безумие. Я вижу в нем эти пустоты той материи, которую так упорно пытаются определить и понять физики-теоретики, а он, а он хочет растолковать мне. Есть люди, которые оказываются, отторгают все сильные эмоции и все для них на вкус капучино и никакого острого перца. Нет, мы не поедем завтра на Балканы, потому что это безответственно и незапланированно и ты су-ма--сошла-пси-х-неверо-я-тный. Нет, я боюсь тебя так близко, я боюсь тебя любить, ты - сумасшедшая и ты не веришь в меня. Нет, твоя боль пройдет, потому что у всех проходит боль, все затягивается и покрывается коркой, под которой гниют пустоты того, кто боится кричать в темноту и в голос плакать, когда больно, и украдкой поглядывает и молчаливо занимается любовью, боится сделать что-то, потому что всегда есть ненаписанные письма, ноет пятка и паста недоедена с авокадо. Вот уж, думать о таких глупостях. Эйнштейн хороший. Он мне говорит - просто люби его, не надо пытаться всех понять и прочувствовать. И ты кого-нибудь полюбишь. По-лю-бишь. И никто не будет смотреть на меня так, как ты.
Горький шоколад с морской солью - требовательная еда. Он хочет тебя всю и никак нельзя отвлекаться на разговоры о материи пустоты.
Я знаю как жить только этим часом, потому что я жду, когда наступит тот день, который будет после соленого завтра и холодного ветра, что бывает только на пароме в февраля. И я уже не смогу грызть шоколад целый час на кухне. Вот уж, думать о таких глупостях.
У меня есть насильственно приобретеннгое умение переживать и умение переежать, раздавать свои нехитрые нажитости без сожаления. Нажитости подаренные причиняют боль. Ненажитые нажитости, как бездушное присутствие ожидание обещания. Обещания того, чего никогда не было и не задержать взгляд, но нажитость есть и давит на тебя своей невыносимой стерильной бесприсутвенностью. Вот уж, думать о таких глупостях. А море, когда идет снег не такое холодное.
Белый прозрачный запах лакост вызывает отвращение, томаты кричать свой красной плотью о моем неумении их резать. Платья летние, браслеты, фотографии о местах, куда никогда не смогу захотеть вернуться. Вот уж, думать о таких глупостях.Есть нажитости только мои и они никак не говорят ни о ком другом, а многие - это кусочки какой-то жизни с кем-то еще и умеют делать больно, отвлекают и хотят, чтоб ты думал о них, как о чем-то имеющим какой-то другой смысл. Их темная материя заполнена моими воспоминаниями и давит свой массой на мою хрупкую черепную коробку. Выкину и, конечно же, вот уж, думать о таких глупостях. Томаты есть не стану и не буду пить молока. Пожалуй не стану ни с кем делить имбирное вино и соленый шоколад, и эту чужую мне комнату за день до очередного переезда.
Разговариваю на кухне, что не имеет этим вечером права пахнуть корицей, с тобой, которому семь недель тому обещала слезно и клятвенно, громко и всерьез, почему-то обнимая подвернувшееся под руку полотенце, что никогда, совсем по-настоящему совсем, никогда не увижу. Не увижу, потому что Европа, хоть и маленькая, но все же оооочень большая и я никогда над его расчудесным городом пролетать не буду (вот уж просить вздумал пролететь и смеяться вздумал), даже транзитную зону аэропорта перестану считать существующей. Вызывал у меня послевкусие гадливости, подташнивание вид и голос этого вот самого человека, который сейчас серьезней некуда рассказывает мне о расширяющейся вселенной и dark matter. Безумие налицо. Зуд подкожный, будто славные занятые тараканы шевелят усами в моих выгоревших волосиках на предлечье от того, как он проводит кончиком языка по верхней губе и возводит вопиюще брови, когда резко обрывает разговор, потому что утомился от собственной восторженности. С маленьким Эйнштейном все в порядке. Это я соскальзываю в безумие. Я вижу в нем эти пустоты той материи, которую так упорно пытаются определить и понять физики-теоретики, а он, а он хочет растолковать мне. Есть люди, которые оказываются, отторгают все сильные эмоции и все для них на вкус капучино и никакого острого перца. Нет, мы не поедем завтра на Балканы, потому что это безответственно и незапланированно и ты су-ма--сошла-пси-х-неверо-я-тный. Нет, я боюсь тебя так близко, я боюсь тебя любить, ты - сумасшедшая и ты не веришь в меня. Нет, твоя боль пройдет, потому что у всех проходит боль, все затягивается и покрывается коркой, под которой гниют пустоты того, кто боится кричать в темноту и в голос плакать, когда больно, и украдкой поглядывает и молчаливо занимается любовью, боится сделать что-то, потому что всегда есть ненаписанные письма, ноет пятка и паста недоедена с авокадо. Вот уж, думать о таких глупостях. Эйнштейн хороший. Он мне говорит - просто люби его, не надо пытаться всех понять и прочувствовать. И ты кого-нибудь полюбишь. По-лю-бишь. И никто не будет смотреть на меня так, как ты.
Горький шоколад с морской солью - требовательная еда. Он хочет тебя всю и никак нельзя отвлекаться на разговоры о материи пустоты.
Я знаю как жить только этим часом, потому что я жду, когда наступит тот день, который будет после соленого завтра и холодного ветра, что бывает только на пароме в февраля. И я уже не смогу грызть шоколад целый час на кухне. Вот уж, думать о таких глупостях.
У меня есть насильственно приобретеннгое умение переживать и умение переежать, раздавать свои нехитрые нажитости без сожаления. Нажитости подаренные причиняют боль. Ненажитые нажитости, как бездушное присутствие ожидание обещания. Обещания того, чего никогда не было и не задержать взгляд, но нажитость есть и давит на тебя своей невыносимой стерильной бесприсутвенностью. Вот уж, думать о таких глупостях. А море, когда идет снег не такое холодное.
Белый прозрачный запах лакост вызывает отвращение, томаты кричать свой красной плотью о моем неумении их резать. Платья летние, браслеты, фотографии о местах, куда никогда не смогу захотеть вернуться. Вот уж, думать о таких глупостях.Есть нажитости только мои и они никак не говорят ни о ком другом, а многие - это кусочки какой-то жизни с кем-то еще и умеют делать больно, отвлекают и хотят, чтоб ты думал о них, как о чем-то имеющим какой-то другой смысл. Их темная материя заполнена моими воспоминаниями и давит свой массой на мою хрупкую черепную коробку. Выкину и, конечно же, вот уж, думать о таких глупостях. Томаты есть не стану и не буду пить молока. Пожалуй не стану ни с кем делить имбирное вино и соленый шоколад, и эту чужую мне комнату за день до очередного переезда.