Дом Йоргоса Сефериса в Урле
В Урле сохранился летний домик, в котором провел свои детские годы греческий поэт Йоргос Сеферис.
Йоргос Сеферис (1900 - 1971) - первый греческий поэт, ставший в 1963 г. лауреатом Нобелевской премии по литературе. Он родился в Смирне (совр. Измир), но в 1914 г. его семья переехала в Афины. Получил образование в Сорбонне и многие годы после этого работал дипломатом в разных странах.
Дом Сефериса находится в Урле рядом с пристанью, на параллельной ей улице. А улочка, ведущая от берега к нему, носит его имя.
Сейчас в доме Йорго Сефериса и соседним с ним расположился бутик-отель с кафе и рестораном. Третье присоединенное к ним здание - небольшая арт-галерея, также названная именем греческого поэта.
Табличка на доме.
Мы зашли внутрь, в помещение, где находится ресепшн и лобби отеля.
Здесь собрано множество упоминаний о Йорго Сеферисе и о самом отеле из разных газет и журналов - и на турецком, и на греческом языке.
Фотографии поэта - в более молодом и уже зрелом возрасте.
В общем, насколько это возможно, постарались собрать всю информацию.
И вещи вокруг подобраны так, чтобы поддержать стиль старого дома.
А кто это примостился под столом и сидит тихо-тихо?)
Такой осмысленный взгляд у собаки, хоть портрет пиши.
Пройдя через лобби, мы вышли в небольшой внутренний садик отеля с цветущими граммофончиками.
Здесь было очень приятно выпить освежающего домашнего лимонада.
Хорошо в саду, и самое время ознакомиться с творчеством поэта:
Цистерна (отрывок)
Здесь, под землей, цистерна затаилась,
хранилище накопленной воды.
Над нею - звон шагов. И звездный свет
в ее не проникает недра. Дни летят
и множатся, не трогая ее.
Подобно вееру, распахнут светлый мир,
играют тени утреннего ветра;
биение жизни к вечеру стихает,
и под покровом гаснущей надежды
тихонько стонет нажитая боль.
Под сводами немилосердной ночи
заботы копятся, а радость мчится мимо
под перестук стремительной судьбы.
Одно, другое промелькнет лицо
и растворится вновь во мраке ночи.
Неуловимы образы! Глаза,
еще глаза летят в привычный желоб;
и их, и дня великого приметы
он принимает и уносит в землю,
от коей не откупишься ничем.
Тела людские клонятся к земле,
чтобы любви не угасала жажда;
очередная статуя нагая,
закованный во мрамор лик эпохи,
нисходит вглубь великого лона.
Но жажда жизни требует и слез.
Склонились розы - это глас души,
листвою шелестящий пульс Творения,
и вот уж вечер близится, как странник,
за ним же - ночь. Ну, а за нею - смерть.
Но где-то здесь, внизу, цистерна скрыта,
подземное хранилище святое
страданий тела на ветру сыром,
в бою то с наступившим днем, то с ночью,
и множатся миры, ее не тронув.
Проходят сутки, месяцы, года;
вода застыла зеркалом. Надежда
распахивает ясные глаза,
когда вдали, за синим горизонтом,
по очереди тонут паруса.
(пер. Евгения Колесова)
Пока мы сидели в садике, на один стол запрыгнул малюсенький кисёныш и давай себя умащивать с томным видом.
Почувствовал, что на него смотрят, обернулся, и взгляд тут же совсем другой.
В арт-галерею мы тоже зашли, познакомились с хозяйкой и ее творчеством.
Оно в основном было проникнуто морем и эгейским воздухом и простым бытом, который мало изменился за столетия.
Очень интересная картина - кудель к ней приделана настоящая, причем, по словам художницы, сработанная ее собственной бабушкой.
А это фото одного фотографа с изображенной на нем пристанью Урлы. Хотелось бы такой момент запечатлеть…
Всякие детальки, которые будут хорошо смотреться на стенах загородного дома.
На втором этаже художественный беспорядок.
Без небольшого приобретения я не ушла - очень понравился этот замшевый кулончик в виде слоника, которого я тут же нацепила на себя).
Было очень интересно заглянуть в этот старый дом. Не знаю, помнит ли он своих прежних хозяев за всеми многочисленными постояльцами, но сам Йоргос Сеферис, наверняка, помнил о нем всю жизнь, как и о потерянной Смирне, сгоревшей в огне 1922 года. В Измире он снова смог побывать лишь в 1950 году. Возможно, навестил и этот домик рядом с пристанью, где прошло его детство…
Дом у моря
Дома, что я имел, овладевают мной.
Случались в високосные года враждебные развалины чужбин;
как иногда охотник набредает на перелётных птиц,
а иногда он их и не находит, -
так мне в мои года везло, когда одни в себе носили дробь,
другие удирали, а иные с ума сошли в убежищах своих.
О жаворонке мне не говори, о соловье,
о трясогузке-невеличке,
что на свету хвостом выводит цифры:
об их немногое я ведаю жилищах,
лишь знаю: у народца их какие-то, да есть.
Но как младенцы, новые дома
на берегу шалят кистями солнца:
цветными ставнями, блестящими дверями
подталкивают, что-то изменяют
в тот день, когда их завершает зодчий;
то улыбаясь, хмурясь, то упрямясь
с жильцами, кто сбежал или остался,
и с теми, кто вернётся, если может,
или заблудится - теперь, когда весь мир
единой стал гостиницей без края.
Так мало мне известно о домах,
и так дивлюсь их радости и грусти:
случалось иногда остановиться
у моря, в комнатушках голостенных
с одной кроватию железной, налегке,
и, глядя ввечеру на паука мечтать, как кто-то
уже идёт,- его принаряжают чёрно-белым,
с отделкой разноцветной, а кругом
рядят чуть слышно важные персоны,
пепловолосые и чёрно-кружевные,
как хочет он прийти, чтоб попрощаться;
иль женщина, согбенная годами,
бредя обратно с побережья юга,
Александрии, Смирны, Сиракуз или Родоса,
из областей закрытых, как горячий ставень,
с благоуханьем золотых плодов и трав,
ступеньками взойдёт, не видя тех,
кого под лестницей сморила дрёма.
Домам, ты знаешь, заупрямиться легко, особенно, когда их обнажили.
(пер. Марины Алешиной)
Йоргос Сеферис (1900 - 1971) - первый греческий поэт, ставший в 1963 г. лауреатом Нобелевской премии по литературе. Он родился в Смирне (совр. Измир), но в 1914 г. его семья переехала в Афины. Получил образование в Сорбонне и многие годы после этого работал дипломатом в разных странах.
Дом Сефериса находится в Урле рядом с пристанью, на параллельной ей улице. А улочка, ведущая от берега к нему, носит его имя.
Сейчас в доме Йорго Сефериса и соседним с ним расположился бутик-отель с кафе и рестораном. Третье присоединенное к ним здание - небольшая арт-галерея, также названная именем греческого поэта.
Табличка на доме.
Мы зашли внутрь, в помещение, где находится ресепшн и лобби отеля.
Здесь собрано множество упоминаний о Йорго Сеферисе и о самом отеле из разных газет и журналов - и на турецком, и на греческом языке.
Фотографии поэта - в более молодом и уже зрелом возрасте.
В общем, насколько это возможно, постарались собрать всю информацию.
И вещи вокруг подобраны так, чтобы поддержать стиль старого дома.
А кто это примостился под столом и сидит тихо-тихо?)
Такой осмысленный взгляд у собаки, хоть портрет пиши.
Пройдя через лобби, мы вышли в небольшой внутренний садик отеля с цветущими граммофончиками.
Здесь было очень приятно выпить освежающего домашнего лимонада.
Хорошо в саду, и самое время ознакомиться с творчеством поэта:
Цистерна (отрывок)
Здесь, под землей, цистерна затаилась,
хранилище накопленной воды.
Над нею - звон шагов. И звездный свет
в ее не проникает недра. Дни летят
и множатся, не трогая ее.
Подобно вееру, распахнут светлый мир,
играют тени утреннего ветра;
биение жизни к вечеру стихает,
и под покровом гаснущей надежды
тихонько стонет нажитая боль.
Под сводами немилосердной ночи
заботы копятся, а радость мчится мимо
под перестук стремительной судьбы.
Одно, другое промелькнет лицо
и растворится вновь во мраке ночи.
Неуловимы образы! Глаза,
еще глаза летят в привычный желоб;
и их, и дня великого приметы
он принимает и уносит в землю,
от коей не откупишься ничем.
Тела людские клонятся к земле,
чтобы любви не угасала жажда;
очередная статуя нагая,
закованный во мрамор лик эпохи,
нисходит вглубь великого лона.
Но жажда жизни требует и слез.
Склонились розы - это глас души,
листвою шелестящий пульс Творения,
и вот уж вечер близится, как странник,
за ним же - ночь. Ну, а за нею - смерть.
Но где-то здесь, внизу, цистерна скрыта,
подземное хранилище святое
страданий тела на ветру сыром,
в бою то с наступившим днем, то с ночью,
и множатся миры, ее не тронув.
Проходят сутки, месяцы, года;
вода застыла зеркалом. Надежда
распахивает ясные глаза,
когда вдали, за синим горизонтом,
по очереди тонут паруса.
(пер. Евгения Колесова)
Пока мы сидели в садике, на один стол запрыгнул малюсенький кисёныш и давай себя умащивать с томным видом.
Почувствовал, что на него смотрят, обернулся, и взгляд тут же совсем другой.
В арт-галерею мы тоже зашли, познакомились с хозяйкой и ее творчеством.
Оно в основном было проникнуто морем и эгейским воздухом и простым бытом, который мало изменился за столетия.
Очень интересная картина - кудель к ней приделана настоящая, причем, по словам художницы, сработанная ее собственной бабушкой.
А это фото одного фотографа с изображенной на нем пристанью Урлы. Хотелось бы такой момент запечатлеть…
Всякие детальки, которые будут хорошо смотреться на стенах загородного дома.
На втором этаже художественный беспорядок.
Без небольшого приобретения я не ушла - очень понравился этот замшевый кулончик в виде слоника, которого я тут же нацепила на себя).
Было очень интересно заглянуть в этот старый дом. Не знаю, помнит ли он своих прежних хозяев за всеми многочисленными постояльцами, но сам Йоргос Сеферис, наверняка, помнил о нем всю жизнь, как и о потерянной Смирне, сгоревшей в огне 1922 года. В Измире он снова смог побывать лишь в 1950 году. Возможно, навестил и этот домик рядом с пристанью, где прошло его детство…
Дом у моря
Дома, что я имел, овладевают мной.
Случались в високосные года враждебные развалины чужбин;
как иногда охотник набредает на перелётных птиц,
а иногда он их и не находит, -
так мне в мои года везло, когда одни в себе носили дробь,
другие удирали, а иные с ума сошли в убежищах своих.
О жаворонке мне не говори, о соловье,
о трясогузке-невеличке,
что на свету хвостом выводит цифры:
об их немногое я ведаю жилищах,
лишь знаю: у народца их какие-то, да есть.
Но как младенцы, новые дома
на берегу шалят кистями солнца:
цветными ставнями, блестящими дверями
подталкивают, что-то изменяют
в тот день, когда их завершает зодчий;
то улыбаясь, хмурясь, то упрямясь
с жильцами, кто сбежал или остался,
и с теми, кто вернётся, если может,
или заблудится - теперь, когда весь мир
единой стал гостиницей без края.
Так мало мне известно о домах,
и так дивлюсь их радости и грусти:
случалось иногда остановиться
у моря, в комнатушках голостенных
с одной кроватию железной, налегке,
и, глядя ввечеру на паука мечтать, как кто-то
уже идёт,- его принаряжают чёрно-белым,
с отделкой разноцветной, а кругом
рядят чуть слышно важные персоны,
пепловолосые и чёрно-кружевные,
как хочет он прийти, чтоб попрощаться;
иль женщина, согбенная годами,
бредя обратно с побережья юга,
Александрии, Смирны, Сиракуз или Родоса,
из областей закрытых, как горячий ставень,
с благоуханьем золотых плодов и трав,
ступеньками взойдёт, не видя тех,
кого под лестницей сморила дрёма.
Домам, ты знаешь, заупрямиться легко, особенно, когда их обнажили.
(пер. Марины Алешиной)