про николая
Владимиру Захарову, заразившему меня вирусом смертельным.
У соседа Николая две собаки, обе лают,
У него семья большая - внуки, дочери, зятья.
У него хозяйство ладно, у него жена нарядна,
У него пирог на свадьбу, а на поминки кутья.
Во хлеву стоит корова, во сарае трактор новый,
Во саду ли, в огороде все топорщится наверх,
Николай рукой пудовой гнет баранки и подковы,
Ходит по избе тесовой широко как землемер.
И такое благолепье, и такое время летне,
И такое тут столетье на дворе - не передать,
Николай гоняет слепня, а под лавкой брага крепнет,
И издалека заметна эта божья благодать.
…Но однажды - мы-то знаем - день застанет Николая
То ли в поле, то ль в сарае, но случится этот день.
Кинет рукавицу оземь, плюнет нервно в стойло козам,
Без дорог пойдет по росам в восьмиклинке набекрень.
И в пределах этих дальних сгинет просто и печально,
Станет без вести пропавший для соседей и родни.
А жена, устав в разлуке, как-нибудь расскажет внукам,
Что их дед, такая сука, жил и помер ради них.
У соседа Николая две собаки, обе лают,
У него семья большая - внуки, дочери, зятья.
У него хозяйство ладно, у него жена нарядна,
У него пирог на свадьбу, а на поминки кутья.
Во хлеву стоит корова, во сарае трактор новый,
Во саду ли, в огороде все топорщится наверх,
Николай рукой пудовой гнет баранки и подковы,
Ходит по избе тесовой широко как землемер.
И такое благолепье, и такое время летне,
И такое тут столетье на дворе - не передать,
Николай гоняет слепня, а под лавкой брага крепнет,
И издалека заметна эта божья благодать.
…Но однажды - мы-то знаем - день застанет Николая
То ли в поле, то ль в сарае, но случится этот день.
Кинет рукавицу оземь, плюнет нервно в стойло козам,
Без дорог пойдет по росам в восьмиклинке набекрень.
И в пределах этих дальних сгинет просто и печально,
Станет без вести пропавший для соседей и родни.
А жена, устав в разлуке, как-нибудь расскажет внукам,
Что их дед, такая сука, жил и помер ради них.