Ворчащий оператор и детский паровозик
Эта история о непрофессионализме. А еще эта история о том, как меня удивили.
Журналист одного из ереванских телеканалов попросил меня дать небольшое интервью, в ходе которого я должен был рассказать о друге. Я, разумеется, согласился, потому что говорить о друге всегда приятно, а особенно приятно говорить о близком друге, которого знаю уже насколько десятилетий.
Но когда я подошел к обговоренному месту, оказалось, что оператор хочет, чтобы я дал это интервью... в парке, на детской площадке, на фоне какого-то паровозика. Паровозик был детским, аляповато и безвкусно раскрашенным, глупым - и совершенно не подходившим к теме интервью и к образу моего друга, человека, имеющего непосредственное отношение к армянской культуре.
Достаточно было посмотреть на этот паровозик, как любое интервью на его фоне немедленно превращалось в фарс, издевку, сатиру.
Мне не хотелось рассказывать о друге в жанре фарса и я попросил поменять место съемок.
Но тут вмешался оператор. Это единственное место, сказал он, где я буду стоять так, чтобы солнце правильно освещало меня. Во всех других местах освещение будет нехорошим, и интервью не получится.
Любой мало-мальски знакомый с работой телевидения человек поймет, что это нонсенс. В конце концов, можно было бы выбрать другой сквер. Но оператор был непреклонен: единственное место, где можно снять интервью со мной, - у паровозика.
Он ворчал об этом, устанавливая камеру и выбирая кадр (в другом месте), ворчал, настраивая накамерный свет. Ворчание было продолжительным и непрерывным. Смысл воркотни был в том, что кадр должен быть "красивым" и "правильным", а за плохой кадр с него голову снимут, а в правильной постановке кадра разбираются только операторы... И так минут десять.
Наконец, я сказал ему, что гость программы наотрез отказывается сниматься на фоне этого дурацкого (поверьте, совершенно дурацкого) паровозика. На что оператор ответил, что для него - и телеканала, где он работает, - мнение гостя не имеет значения.
После этого можно было только отказаться от интервью и уйти. Что я и сделал.
И тут надо сказать вот что:
- я считаю это проявлением непрофессионализма оператора. Он не должен был настаивать на кадре, если гость по каким-либо причинам не хотел этого.
- уже два года, считая после возвращения из Лондона, я периодически даю разные интервью. Это был первый случай такого поведения оператора. До этого я имел дело с очень профессиональными людьми. Именно поэтому я не называю телеканала.
- мне бы, конечно, хотелось, чтобы он извлек урок из этого эпизода. Но в это мне как раз мало верится...
- и еще: высокомерное поведение и воркотня оператора до сих пор сидят во мне, отравляя остаток дня.
Журналист одного из ереванских телеканалов попросил меня дать небольшое интервью, в ходе которого я должен был рассказать о друге. Я, разумеется, согласился, потому что говорить о друге всегда приятно, а особенно приятно говорить о близком друге, которого знаю уже насколько десятилетий.
Но когда я подошел к обговоренному месту, оказалось, что оператор хочет, чтобы я дал это интервью... в парке, на детской площадке, на фоне какого-то паровозика. Паровозик был детским, аляповато и безвкусно раскрашенным, глупым - и совершенно не подходившим к теме интервью и к образу моего друга, человека, имеющего непосредственное отношение к армянской культуре.
Достаточно было посмотреть на этот паровозик, как любое интервью на его фоне немедленно превращалось в фарс, издевку, сатиру.
Мне не хотелось рассказывать о друге в жанре фарса и я попросил поменять место съемок.
Но тут вмешался оператор. Это единственное место, сказал он, где я буду стоять так, чтобы солнце правильно освещало меня. Во всех других местах освещение будет нехорошим, и интервью не получится.
Любой мало-мальски знакомый с работой телевидения человек поймет, что это нонсенс. В конце концов, можно было бы выбрать другой сквер. Но оператор был непреклонен: единственное место, где можно снять интервью со мной, - у паровозика.
Он ворчал об этом, устанавливая камеру и выбирая кадр (в другом месте), ворчал, настраивая накамерный свет. Ворчание было продолжительным и непрерывным. Смысл воркотни был в том, что кадр должен быть "красивым" и "правильным", а за плохой кадр с него голову снимут, а в правильной постановке кадра разбираются только операторы... И так минут десять.
Наконец, я сказал ему, что гость программы наотрез отказывается сниматься на фоне этого дурацкого (поверьте, совершенно дурацкого) паровозика. На что оператор ответил, что для него - и телеканала, где он работает, - мнение гостя не имеет значения.
После этого можно было только отказаться от интервью и уйти. Что я и сделал.
И тут надо сказать вот что:
- я считаю это проявлением непрофессионализма оператора. Он не должен был настаивать на кадре, если гость по каким-либо причинам не хотел этого.
- уже два года, считая после возвращения из Лондона, я периодически даю разные интервью. Это был первый случай такого поведения оператора. До этого я имел дело с очень профессиональными людьми. Именно поэтому я не называю телеканала.
- мне бы, конечно, хотелось, чтобы он извлек урок из этого эпизода. Но в это мне как раз мало верится...
- и еще: высокомерное поведение и воркотня оператора до сих пор сидят во мне, отравляя остаток дня.