Московская зарисовка
Солнечные лучи бьют мне в лицо. Холодно. Это первый солнечный и первый по-настоящему холодный день за неделю моего пребывания в Москве.
Я подхожу к небольшой площадке перед станцией метро, и первое, что вижу, это пар, поднимающийся изо рта двух женщин. Они о чем-то спорят. Наверно, торгуются, потому что стоят они по обе стороны от перевернутой вверх дном картонной коробки. На ней разложеные вязаные теплые носки и варежки. Встречные лучи солнца освещают их волосы, придают им золотистые нимбы.
Или это не волосы а шапки? Мне плохо видно, потому что от холода слезятся глаза. Да и прошел я уже мимо них и сейчас иду мимо целого ряда женщин, стоящих позади коробок с теплыми носками, варежками, шапками, рейтузами...
Откуда-то сбоку доносится магнитофонный жаркий и летний голос Демиса Русоса:
"You're my only fascination
My sweet inspiration
Everything I hoped would be..."
Контраст между холодом и песней я чувствую сразу. Но, кажется, только я один. Площадь живет своей жизнью, не обращая внимание на звуки, льющиеся из лавки, где продаются диски -- пиратские и "законные".
Люди на площади делятся на две категории: постоянных ее "обитателей" и временных. Я отношусь к временным, к тем, кто, не задерживаясь, проходит раз или два раза в день по своим делам. Постоянные здесь всегда. Или почти всегда.
Группа бомжей, которые жмутся к радиаторам у выходов из станции метро. Там дует горячий ветер, и им тепло. Иногда они отходят от радиаторов и просто стоят у стенки в вестибюле станции или слоняются на холодной площади. Они очень трогательно относятся друг к другу, делятся едой, уступают лучшие места у теплой решетки.
Молодые мужчины, все, как один в темных куртках или полушубках встречают поток людей, вытекающий из дверей станции:
-- Автобусы на Тамбов, Воронеж, Саратов... Кто на автобус, женщина, в Саратов, Тамбов, Воронеж, не хотите?..
Рядом тихо стоит женщина средних лет. На ее животе -- доска, на которой написано: "Гражданство, регистрация, прописка иногородних". И номера телефонов.
Группа милиционеров дополняет картину. Они тоже "постоянные". В темных шинелях, кажется, не чувствуя холода, они стоят, о чем-то переговариваясь. Я почему-то их сторонюсь. Они здесь всегда.
Мимо них проходят тысячи людей. Женщины в белых сапожках и белых шубках, женщины в меховых шубках и дубленках, девушки в темных пальто, но розовых шапочках и варежках, мужчины одетые, главным образом, в темное... Они все спешат куда-то, скользят на льду, восстанавливают равновесие и снова спешат...
А над всеми ними несется знойный тенор Русоса:
"I touch your hand
And once again
You gently say you need me.
You're more than spring
The love you bring
Is laughter for every day..."
Я подхожу к небольшой площадке перед станцией метро, и первое, что вижу, это пар, поднимающийся изо рта двух женщин. Они о чем-то спорят. Наверно, торгуются, потому что стоят они по обе стороны от перевернутой вверх дном картонной коробки. На ней разложеные вязаные теплые носки и варежки. Встречные лучи солнца освещают их волосы, придают им золотистые нимбы.
Или это не волосы а шапки? Мне плохо видно, потому что от холода слезятся глаза. Да и прошел я уже мимо них и сейчас иду мимо целого ряда женщин, стоящих позади коробок с теплыми носками, варежками, шапками, рейтузами...
Откуда-то сбоку доносится магнитофонный жаркий и летний голос Демиса Русоса:
"You're my only fascination
My sweet inspiration
Everything I hoped would be..."
Контраст между холодом и песней я чувствую сразу. Но, кажется, только я один. Площадь живет своей жизнью, не обращая внимание на звуки, льющиеся из лавки, где продаются диски -- пиратские и "законные".
Люди на площади делятся на две категории: постоянных ее "обитателей" и временных. Я отношусь к временным, к тем, кто, не задерживаясь, проходит раз или два раза в день по своим делам. Постоянные здесь всегда. Или почти всегда.
Группа бомжей, которые жмутся к радиаторам у выходов из станции метро. Там дует горячий ветер, и им тепло. Иногда они отходят от радиаторов и просто стоят у стенки в вестибюле станции или слоняются на холодной площади. Они очень трогательно относятся друг к другу, делятся едой, уступают лучшие места у теплой решетки.
Молодые мужчины, все, как один в темных куртках или полушубках встречают поток людей, вытекающий из дверей станции:
-- Автобусы на Тамбов, Воронеж, Саратов... Кто на автобус, женщина, в Саратов, Тамбов, Воронеж, не хотите?..
Рядом тихо стоит женщина средних лет. На ее животе -- доска, на которой написано: "Гражданство, регистрация, прописка иногородних". И номера телефонов.
Группа милиционеров дополняет картину. Они тоже "постоянные". В темных шинелях, кажется, не чувствуя холода, они стоят, о чем-то переговариваясь. Я почему-то их сторонюсь. Они здесь всегда.
Мимо них проходят тысячи людей. Женщины в белых сапожках и белых шубках, женщины в меховых шубках и дубленках, девушки в темных пальто, но розовых шапочках и варежках, мужчины одетые, главным образом, в темное... Они все спешат куда-то, скользят на льду, восстанавливают равновесие и снова спешат...
А над всеми ними несется знойный тенор Русоса:
"I touch your hand
And once again
You gently say you need me.
You're more than spring
The love you bring
Is laughter for every day..."